– Вы слышали? – Резко повернулась к ним Марьяна. – Что это за звук? Аж мурашки по коже.
– Так, эт самое… – отозвался водитель, прикрывая двери, – ветер в трубе гудит, наверно.
– А, – отозвалась она, кивнув, – точно, – Марья не знала, мог ли ветер так завывать в печной трубе, если только в ней отросли голосовые связки. Это показалось не лишенным смысла, и она немного успокоилась.
– Говорят, мороз до минус сорока будет сегодня. – Продолжал трепаться Троша. – Ну и дела. А чего тебя то запрягли? – Спросил он, ставя подпись в журнале.
– Потому что у меня нет семьи и детей, – пожала она плечами. – Теперь отдуваюсь за тех, у кого они есть.
– А, знакомая песня, – махнул он рукой, его губы растянулись в загадочной кривозубой улыбке, – ну ты это, какво… будет скучно, звони, – подмигнул он, – приеду, утешу тебя, – Марья почуяла как с души воротит.
– Я не скучаю. У меня прекрасная компания.
– Так они лежат и не разговаривают.
– Это я про тараканов в голове.
– Поехали, Магарыч, – прогудел водитель и попятившись, открыл двери. Машина тарахтела, покорно ожидая хозяев.
После того как засов с тяжелым металлическим лязгом вошел в паз, Марья расставила каталки назад ровно в ряд вдоль стены.
В санитарской было темно. Вода в аквариуме с рыбками негромко бурлила, шевеля водоросли. Бросив документы на стойку регистратуры, Марья направилась назад, кутаясь в куртку и грея руки дыханием. Ей показалось, что в помещении стало холоднее. Столбик термометра показывал минус сорок. Взглянув на часы, она обнаружила, что уже половина двенадцатого. Замерев посередине кухни, решила, что тридцать первого может позволить себе вольность. Учитывая, как паршиво закончился этот год.
Из кармана, висевшего на крючке халата Веры Федоровны, достала ключ от склада. Отыскала канистру со спиртом и отлила в кружку. На кухне обнаружилось варенье и клубничный сироп. Намешав варенье, сироп, воду и спирт, осторожно отхлебнула. Получилось крепковато, но то, что надо.
Уселась на диван, включила телевизор и стала размышлять по поводу сна, без интереса листая ленту социальной сети и просматривая сторис знакомых и друзей. Странное совпадение. В существование душ она не верила. Быстро осушив первый стакан, пошла за вторым. Время близилось к двенадцати, и Марья по традиции ждала обращение президента, только вместо шампанского в кружке был разбавленный спирт.
Пять минут. Пять минут.
Бой часов раздастся вскоре,
помиритесь те, кто в ссоре.
– Ага, бегу, аж волосы назад, – второй стакан почти опустел быстрее первого. Стоило притормозить. Вдруг взгляд зацепился за знакомый образ, и Марья открыла фотографию в соцсети. На ней скучковалась компания молодых людей в смешных красных шапочках, с бенгальскими огнями и улыбками до ушей. И среди них был Иван. Он обнимал рукой за талию какую-то миловидную блондинку, достигающую ему макушкой до плеча, а она прилипла к нему всем телом и повисла на шее.
«Уважаемые граждане России. Дорогие друзья…» – раздался знакомый голос. Она подняла глаза к телевизору, ощущая, как по щекам льются горячие слезы. Когда президент закончил речь, она поняла, что все прослушала. Куранты стали отбивать двенадцать, а Марья сидела, как истукан, с телефоном в руках. Очнулась под последний удар и осушила остатки со дна полностью.
– С новым годом, неудачница, – саркастично выдохнула она, стукнув кружкой о табурет, и откинулась на спинку дивана.
Вдруг навалилось все, что произошло за последние двое суток. Выключив телевизор с помощью пульта, она закрыла глаза. Перед внутренним взором предстало улыбающееся лицо бабушки. Слезы подкатили душащим комом и встали поперек горла. Скрестив ноги на диване и закрыв лицо ладонями, она разрыдалась, дав полную волю эмоциям. К черту все. Так иногда хочется выплеснуть чувства. Все равно никто не слышит.
Она плакала навзрыд, подвывая и припоминая все свои жизненные неудачи. Думая о том, что ее жизнь очередное клише беспросветной неудачницы. В тридцать лет у нее не было семьи, она работала рядовым лаборантом на побегушках, гитара пылилась на крыше шкафа, и не было настоящих друзей. С годами она лишь научилась курить, да поднаторела в черном юморке. Вот и все достижения. У нее не было плана, и она не знала как жить дальше. Хотелось вырваться из белого ледяного безмолвия. Черно-белый мир зимой, которая длилась здесь полгода, напоминал свою собственную бесцветную жизнь. Соленые слезы лились ручьями по щекам и шее, отчего кожа сильно зудела.
Вдруг на затылок легла чья-то рука.
***
Грязь хлюпала под ногами после проливного дождя. Земля превратилась в грязно-серую кашу, стопы вязли, мелкие лужи отражали серое небо. Впереди, меж деревянных домов, образующих широкую улицу, показался лес. Он на мгновение обернулся. Толпа крестьян с перекошенными лицами и выпученными от ярости глазами, неслась за ним, поднимая брызги. Кто-то упал и закричал, но на него не обратили внимания, втаптывая, как тряпичную куклу, в землю. «Двуногий скот» – с ненавистью подумал он, поддав скорости. Мимо него, вращаясь пролетел серп и воткнулся в стену сарая. Толпа ревела, как стадо быков. Осталось совсем немного, в лесу спрятаться будет легче. А ночью он перебьет их всех по одному, не ведая жалости. Достаточно издевательств. Достаточно заставлять делать его то, что он не хочет, избивать даже за самую мелкую ошибку, сравнивать с другими, публично унижать. Хватит. Слишком долго волк пытался влиться в стадо. В спину летели проклятья и унизительные сравнения. Последний дом оказался позади, крики толпы немного отдалились и он понял, что ноги больше не слушаются его. Он стал замедляться и чем больше заставлял непослушные ноги бежать, тем медленнее становился бег. И вот он остановился, понимая с ужасом, что обезумевшая толпа сейчас снесет его, как прорвавшаяся дамба хлипкий сарай. Он зажмурился от ужаса.
Его разбудил собственный протяжный стон. Перед глазами мельтешила чернота. Это был всего лишь сон. Очередной кошмар из прошлого. Те люди давно мертвы. Ему больше никто не угрожает. Кроме сводящего с ума голода. Сколько времени прошло?
***
Ощущение ладони на затылке длилось мгновение. Марья вскинула голову и увидела перед собой пустой коридор. Оглянулась, мгновенно забыв, что только что рыдала. Первый раз за шесть лет ночных дежурств с ней происходило что-то странное. И все в одну ночь. Она стала искать объяснения. «Возможно, я не заметила, как уснула. А может, сквозняк? Может, я слишком тоскую по бабушке и мне нужна ее поддержка, и произошедшее всего лишь самообман? Есть ведь внушаемые люди, которые могут чувствовать запах или слышать то, чего нет. Но бывает ли подобное с тактильными ощущениями? Или я схожу с ума и это первые признаки галлюцинаций?»
Осторожно поднявшись с дивана, она направилась в лаборантскую. Хотелось двигаться, это успокаивает. Зайдя в кабинет, включила радио, окинув взглядом рабочие места. Над каждым столом висели фотографии, на которых были изображены мужья, дети, родители, питомцы. И только на месте Марьи было пусто, не считая канцелярских принадлежностей.
Веселый голос ведущего поздравлял всех с новым годом и стало менее тоскливо. Следом полилась песня. Марьяна снова пошла в обход. В секционном зале было также тихо и темно. Открыв окошко в воротах приемки, она увидела занесенную дорогу и пробивающийся свет фонарей сквозь пургу. Ничего не обнаружив, успокоилась и вернулась назад. Из лаборантской доносилась песня: «Новый год к нам мчится, скоро все случится…».
– У меня уже все случилось, – ворчливо фыркнула она и вернулась на диван. Взяла в руки телефон, скорее по привычке, но притормозила и решительно сунула его под подушку, пообещав себе никаких соцсетей в ближайшее время. Она лежала так несколько минут, глядя в потолок и отмахиваясь от лезущих в голову назойливых дурных мыслей.
Давай, поспи. Просто закрой глаза и пошло все на хрен. Не заметив как, она снова провалилась в сон.
***
Комната для гримирования трупов освещалась тусклыми лампами, излучавшими грязно-желтый свет. Они монотонно гудели, в унисон с холодильниками, мрачным дуэтом. Здесь, как и в секционном зале, пол и стены были обложены белой кафельной плиткой. С правой стороны стояла металлическая каталка с подъемником, на которой лежал труп мужчины лет сорока пяти, худощавого телосложения с подвязанными бинтом руками. На теле лишь нижнее белье, а на лице густой слой тонального крема, совершенно отличавшийся по цвету с окружающей кожей, из-за чего оно выглядело маской. Костюм, который принесли родственники, висел на плечиках на стене в прозрачном пакете. У дальней стены слева громоздился металлический стол, заваленный разным хламом: одноразовыми бритвами, сверлами, пакетами с прозрачными флаконами для анализов, двумя канистрами с бальзамирующей жидкостью, ватой, какими-то бумагами и прочей мелочью. На стене висел такой же металлический двустворчатый шкаф, в котором складировалось остальное барахло.
Посреди гримерной стоял мужчина, выглядевший точно также, как труп на каталке. Он то и дело поправлял съезжающие свободные «семейные» трусы с васильковым рисунком. На носу располагались маленькие аккуратные очки, в серебристой оправе, похожей на тонкую потертую проволоку. Мужчина негодовал и размахивал руками перед лицом собеседника, который зло двигал челюстью. Собеседник был его полной противоположностью: высокого роста, с грудой накачанных мышц, одет в белую футболку и темные джинсы, на запястье левой руки болтался большой тяжелый наручник.
Перепалка продолжалась несколько минут и их окружили любопытные: это была молодая женщина в больничной рубахе, старуха и мужчина в рабочем комбинезоне. Все заинтересованно слушали и смотрели на развернувшуюся сцену, но в перепалку никто не вступал.
– Это уму непостижимо! – Громко возмущался мужчина в очках, – Вы посмотрите, что они со мной сделали! Это что по-вашему— маскарад? Я выгляжу, как мертвая шлюха! – Визжал он. – Меня это совершенно не устраивает! Со мной придут попрощаться не только родственники, но и враги заглянут позлорадствовать, а вы даете им лишний повод! Между прочим, – потряс он указательным пальцем в воздухе, – моя матушка отдала свои последние сбережения, чтобы похоронить мое тело по-человечески. – Мужчина сделал короткую паузу и продолжил возмущаться, не забывая жестикулировать. – А меня превращают в клоуна за мои же деньги! Где дух этого дома? Я должен с ним поговорить. Иначе, я начну громить здесь все на свете. Хлопать дверями, скидывать с полок вещи, щелкать светом! Я вам покажу! Вы у меня попляшете!
На порог комнаты явился дух. Задержался у входа, внимательно слушая, а потом невозмутимо прошел мимо любопытных. В руках он держал маленькую пыльную и кое-где рваную книжицу в мягком переплете, найденную в плотном слое пыли на чердаке. Обошел каталку и уселся на край металлического стола, так невозмутимо, будто не ему только что грозили жестокой расправой в виде вмешательства в мир живых.
Мужчина в васильковых трусах тут же кинулся к нему.
– Прошу прощения. Разрешите поинтересоваться, не вы ли случайно, дух этой юдоли скорби? – Спросил он, подтягивая васильковые трусы до самых подмышек и деловито поправляя очки. Дух кивнул, не отрывая от его лица черных глаз.
– Вы абсолютно пра…
– Полюбуйтесь! – Воскликнул мужчина, указывая пальцем на собственное тело. Схватил со стола тюбик тонального крема «Балет» и потряс им в воздухе. – Эти бездари превратили мое тело в посмешище! – Швырнул он крем на стол рядом с коренастым духом, походившим на смесь человека и собаки. Меня не устраивает как в этом доме обращаются с моим бедным телом! Вы, как дух этого дома, должны урегулировать этот вопрос!
– Уважаемый … – начал тот и перевел взгляд на человека в наручниках.
– Трутнев Егор Оглоедович, – прочитал тот надпись на бирке.
– Агафонович, болван ты неотесанный! – взвизгнул Трутнев.
– Егор Агафоныч, – размеренно продолжил дух, благодарно кивнув напарнику, – О живых либо хорошо, либо никак. Вы ведете себя так легкомысленно, словно вчера умерли, – скрестил он руки на груди, – и прекратите голосить на весь свет. Вы прекрасно знаете какие последствия вас настигнут, если вы вмешаетесь в мир живых. Ежели вы не забыли правила, то напомню – я могу изгнать вас из этого дома и не пустить на церемонию прощания, чего, уверяю вас, делать мне отнюдь не хочется.
– Вот как, значит. Да я… – Перебил его Трутнев, вжав очки в переносицу средним пальцем.
– Я не договорил, – сквозь зубы процедил маленький дух, – посему, призываю вас к подобающему поведению мертвого человека, то есть порядку и тишине. Что касается внешности вашего бренного тела – он покосился на труп, а затем снова поднял глаза на собеседника, – вышло весьма недурно. Во всяком случае, бывало и похуже. Да, Степан? – Тот услужливо закивал.
– Вот как, значит, – повторил Трутнев, сощурившись. – Значит, вместо того, чтобы поддержать новопреставленную душу, вы насмехаетесь надо мной и угрожаете расправой? – В ужасе проговорил Трутнев.
– Расправой? Отнюдь. Я лишь предполагаю разные варианты развития событий, которые могут случиться, если вы не перестанете нарушать древних границ между живыми и мертвыми. – Терпеливо ответил собеседник. Хотя, такие призраки как этот попадались крайне редко, на памяти духа это был всего лишь второй подобный случай.
– Мне плевать на ваши идиотские правила! В жизни правила, после смерти правила. Вот оно у меня где сидит. Я буду жаловаться! Кто у вас вышестоящий?
– Слушай, Фонс, – прогудел парень в наручнике, – что ты с ним сюсюкаешься? Давай я улажу это на раз-два. – Стукнул он по ладони кулаком.
– Постой, – отмахнулся Фонс. Но Трутнева было уже не остановить. Погрозив кулаком присутствующим, и выкрикнув проклятье, шагнул к стене, с намерением улизнуть, но Фонс знал, что аккурат за стеной стоит диван, на котором спит девушка. Мир Слави, в котором обитали духи, перед тем как навсегда найти покой в мире мертвых, был невидим для людей. Но практика показывала, что его границы были слишком хлипкими, и люди порой что-то замечали.
Не успел он и рта открыть, как Трутнев был схвачен ловким движением руки напарника за тонкую шею и стал что есть дури молотить головой о стену. Такого поворота Фонс не ожидал, поэтому спрыгнул с края стола и громко сказал:
– Степан, что ты творишь?! Прекрати немедленно. Ты разбудишь ее. Степан! – Но Степан был слишком взбешен поведением нерадивого призрака и уже не мог остановиться. И с упоением продолжал бить головой о стену бедного Трутнева, что-то невнятно верещавшего.
Крепкий сон Марьи оборвал стук. Открыв глаза, она несколько секунд не осознанно смотрела на подрагивающую на стене гирлянду, прежде чем до нее стало доходить. Что происходит? – подумала она, поднимаясь, – может из санитаров кто вернулся? Ей снова вспомнился рассказ Дорофея про моргового, но она отогнала эту мысль.
Дойдя быстрым шагом до комнаты для гримирования трупов, она осторожно вошла в приоткрытую дверь и замерла.
В помещении столпились люди. Один из присутствующих бил другого о стену головой, тот натужно хрипел: «Сволочь!» – и тщетно пытался вывернуться. Рядом стояло маленькое существо и призывало прекратить безобразие.
Все разом обернулись. Кроме коротышки. На несколько секунд воцарилось неловкое молчание. Люди смотрели на Марью, а она на них, часто хлопая заспанными глазами. Из коридора холодильник что-то недовольно пророкотал и затих.
Коротышка в сердцах шлепнул книжицей о стол, а мужчина, улучив момент, вывернулся из рук мучителя и проворно исчез в стене.
– Совсем ошалел!? – Его крик взорвался гулким эхом. Наступила гробовая тишина. Проследив за взглядом Степана, дух обернулся. Марьяна моргнула, не веря собственным глазам. Никогда в жизни ей не доводилось видеть ничего более странного, даже в иллюстрациях к фэнтези и самых криповых фильмах. Ниже пояса он выглядел как бурый пес, с крупными когтистыми лапами и лохматым хвостом. Вместо передних лап – человеческие руки. Шерсть покрывала тыльные стороны кистей и наружную часть предплечий. Из-под волос торчали треугольные звериные уши на том месте, где должны быть человеческие. Чертенок недоуменно моргнул.
Мысленно Марья готова была истошно вопя, кинуться вон из морга, но вовремя представила: как она потом объяснит почему покинула дежурство?
– Вы кто все, на хрен, такие? – Хриплым голосом выдавила она. Маленькое существо дернуло правым ухом и, шагнув навстречу, вперило в нее черные глаза, задрав голову.
– Вы что – нас видите? – Нахмурил он голые надбровные дуги.
– А с кем я, по-вашему, разговариваю?! Еще раз спрашиваю: вы кто такие и как сюда пробрались? – Существо расширило в ужасе свои и без того огромные миндалевидные глаза.
– О, нет, – выдохнул он, опустив взгляд, – он снова проснулся.
– Кто проснулся? – насторожилась девушка.
– Чернобог, – вскинул снова дьявольский взгляд чертенок.
– Какой еще Чернобог? Вы что – сатанисты? – Ужаснулась она, гадая какую из дверей забыла запереть. И что, должно быть, ей снится кошмар. Чертенок упрямо поджал тонкие губы и сверкнув глазами исподлобья, громко отчеканил:
– Марьяна! – Склонил он голову, – посмотрите на нас внимательно еще раз.
Девушка ошарашенно обвела взглядом присутствующих, задерживая внимание на каждом. Неподалеку стояла молодая рыжеволосая девушка в ночной длинной сорочке с пятном крови на груди. Вся ее кожа была усыпана веснушками. Из-за нее осторожно выглянула старушка. Она была полностью нагой. Выражение лица обреченное. Носогубные складки повисли до подбородка. Седые жидкие волосы словно сосульки облепили череп, грудь повисла мешками почти до пупка. Одна деталь бросилась в глаза: на правой ноге зеленкой была написана ее фамилия, а на запястье болталась клеенчатая квадратная бирка, подвязанная бинтом. Такие вешали в отделении патанатомии перед отправкой на судмедэкспертизу. Отвела взгляд и увидела высокого мужчину в синих джинсах и белой майке, с грудой мышц и тупым выражением лица. На одной руке болтался наручник, на шее коричневая странгуляционная борозда. На пустой каталке справа сидел мужчина из сна в синем комбинезоне.
Марьяну прошиб ужас.
Развернувшись на пятках, она кинулась в приемку. Достигла каталки в три широких шага и откинув край черного пакета, увидела труп.
Ее бросило в жар. «О, боже. Я умерла». Она потрясенно отступила назад.
Когда это случилось? Во сне? Марьяна бросилась вон из приемки, чуть не сбив чертенка. Диван оказался пуст. Она проверила кухню и кабинеты, но тела нигде не было. Вернувшись в коридор, встала, задумчиво глядя в стену. Гирлянда мигала, словно издеваясь. Зеленый, красный. «Сегодня праздник. У всех, кроме тебя, Марьяна». Зеленый, красный. «А ты чокнулась, чокнулась, чокнулась». Зеленый, красный. Под елкой издевательски ухмылялись Дед Мороз и Снегурочка.
– Что-то ищешь? – Марья вздрогнула. У входа стоял чертенок, пристально глядя на нее, словно кошка на охоте.
– Труп, – ответила она.
– Чей? – Не понял он.
– Свой, – он несколько секунд глядел молча, не понимая, о чем речь.
– Нет, Марья, – наконец покачал он головой, – ты все еще в мире Яви. И то, что ты меня видишь, подтверждает мои догадки. Выслушай, я объясню, что происходит.
– Нет, я наверно, сплю. Или у меня галлюцинации. Скорее второе. Но хочется верить в первое.
– Готова слушать? – с нажимом повторил он.
– Ладно. Валяй.
– Я расскажу одну старую легенду, которая на самом деле не легенда. Как я уже сказал ранее, – Чернобог проснулся.
– Кто это? – нетерпеливо перебила она, удивляясь, что вообще слушает этот бред.
– Колдун. Некромант, живший в этих землях и терроризировавший их очень-очень давно. Люди окрестили его Чернобогом, некоторые называли Карачуном и другими именами. Это, пожалуй, самый сильный колдун за всю историю человечества. – Черт говорил серьезно и уверенно. – Никто не мог с ним справиться. Убить некроманта невозможно и его усыпили, а средь людей распространили верование, приурочив к празднику солнцеворота. Но чтобы заклятие сна не ослабевало со временем, оно было устроено так, чтобы Карачун просыпался раз в год, разбуженный запахом жертвенной крови. С его пробуждением наступали лютые морозы. Чтобы снова погружать его в сон, люди устраивали ритуалы с танцами, песнями и переодеваниями. В дар ему приносили человеческую жертву. И так длилось много лет. Но время шло и времена менялись. Христианство постепенно вытеснило старых богов. Многое забылось. Оказалось, тот, кто наложил заклятье и это предусмотрел. Настал год, когда никто не проводил должных ритуалов, но к счастью Чернобог проспал праздник зимнего солнцеворота. И заклятье продолжало работать. До этой ночи. – Из стены появился мужчина-полутень, кинул безразличный взгляд и скрылся в противоположной стене.
– Заклятье носило накопительный эффект? – Предположила Марья.
– Верно, – оскалился дух в одобрительной улыбке.
– И что же его тогда пробудило сейчас?
– Я думаю, это место.
– В каком смысле?
– В смысле его пробудил запах крови, как это и было задумано. Дело в том, Марья, что холм, на котором стоит этот дом, на самом деле курган. А под ним – святилище Чернобога. И мне страшно представить что произойдет, когда он выберется наружу.
– Подожди, – покачала она головой, – но солнцеворот уже прошел.
– Я думаю, он пробуждается постепенно. Уж слишком он долго спал. Дело в том, что его темная сила сильно фонит и границы Яви и Нави стираются. Поэтому ты видишь меня. Люди раньше пользовались этим, чтобы пообщаться с умершими родственниками, – увидев, как изменилось выражение лица Марьяны, дух отметил, заглянув ей в глаза, – О, ты даже не представляешь, как изменился наш мир. Я уверен, продолжительный сон ослабил его, но Чернобогу ничего не стоит набраться сил и покрошить весь город примерно за одну ночь. Понимаю, все это звучит дико для современного человека. Но поверь мне, я говорю как есть. – Он ожидал, что девушка что-то ответит, но она молчала. – И? Что думаешь? – не вытерпел дух.
– Интересно, со скольки работает дежурный психиатр? – Фонс тяжело вздохнул.
