Ирина Савицкая "Доживем до… Онкологическая поэма"

Доживем до… Онкологическая поэма
Ирина Савицкая

«Доживем до…» – история женщины, написанная в форме дневника. Оказавшись в чужой стране в поисках семейного счастья, она преодолевает много трудностей. Жизнь героини полна трагических событий и переживаний.В сборник включены рассказы, написанные в разные годы, но объединенные темой женской судьбы, любви, одиночества. Книга содержит нецензурную брань.

Доживем до…

Онкологическая поэма

Ирина Савицкая

© Ирина Савицкая, 2023

ISBN 978-5-0060-4197-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

)

ДОЖИВЕМ ДО…

(онкологическая поэма)

Двадцатого августа диагноз был поставлен окончательно. Накануне позвонила Света и, стараясь быть спокойной, сказала: «Ты там стоишь или сидишь? Слушай, они говорят, может быть рак». Ну что ж, Светкины астрологи подтвердили мои худшие опасения. Когда два месяца назад врач в Ташкенте сказала, что нужна срочная операция, сердце ёкнуло, но привычное недоверие местным докторам – отодвинуть решение на потом.

Два месяца в Ташкенте пролетели незаметно. То Чимган, то клуб, то просто посиделки с друзьями. Обида на Джона и другие неурядицы ушли куда-то далеко. Я просто наслаждалась своим городом, маленькой квартиркой, где так пахнет мамой. Жара, и та была не в тягость.

Сделали все возможные анализы Олегу – вроде нормально. Но пьёт почти каждый день. Что же должно случиться, чтобы он очухался, если ни болезни, ни рождение дочери его не остановили? Господи, спаси моего брата и помоги ему.

Джон приехал на неделю. Видимо, это должно было означать полное примирение и мое полное согласие с ним. Убедившись, что я не изменила своего мнения по поводу воспитания его сына и нашей с ним дальнейшей жизни, Джон принял мои условия – с оговоркой, что они делают его unhappy. Как же ему удалось за один год уничтожить мои добрые чувства!? Он искренне считает, что балует меня, потакает всем прихотям. Какие там к черту прихоти! Когда изо дня в день тебе вдалбливают, что ты всё делаешь неправильно, когда тебе могут нагрубить, сорваться на твоего ребёнка, постоянно убеждать, что у него ничего не получится, испытывать удовольствие, когда не получилось, – я же говорил! И тут же, заискивать перед своим сыном-наркоманом! Весь дом пропах анашой. Мальчишка и выгнавшая его мать живут как хотят. Мы живём по их графику. Летом мама хочет видеть сына, но не больше чем две недели. Ура! У нас есть две недели на то, чтобы куда-то съездить, побыть вдвоём.

Джон уехал, а лето продолжалось. Страшно не хотелось возвращаться в Лондон. Я кружилась и неслась в каком-то диком и веселом водовороте встреч, поездок, событий. Времени катастрофически не хватало: не встретилась с одними, забыла позвонить другим, не успела за что-то заплатить. Но всё равно пора уезжать. В аэропорт приехали Макс, Наташа и Олежка. Последние эсэмэски, последние звонки. Пока. Пока. Я вас люблю!

Лондон. Дом. Раздражение. Болото. В первые выходные еду к Свете в Веймут – говорим, говорим. Полегчало. Море утешило. Письма и звонки Верочки – какое счастье, что мы с ней познакомились. Спасибо Борушко за Пушкинский турнир. Письма от Бориса Носика – тепло.

Теперь я буду день за днём записывать свои ощущения и ход событий в свете – вернее, тьме моего нынешнего диагноза.

Странно, что какая-то штуковина, которую не видно снаружи и которая никак не ощущается, может угрожать моей жизни. Возможно, это уловка подсознания, чтобы задержать Ивана? Круто. Джон старается быть внимательным. Поймет ли он истинную причину болезни? Острая сердечная недостаточность. Надо переписать рассказ «Кира» – моя героиня погибает от этой недостаточности. Я хочу жить.

Первый раз общий осмотр и биопсия. Потом хирург объявила, что оперировать всё равно нужно – даже после химии. Вчера профессор Кюмб прочел мне целую лекцию про химию. Все очень удивляются, откуда я так много знаю об этом. Ну что, про Иришку им рассказывать? Как она отлёживалась у меня после химий этих, носила косыночки и парики и улыбалась, превозмогая боль и пряча слёзы? Бедная девочка, как ты хотела жить! У меня всё будет иначе. Нужно больше позитива. О, как!

27/08/09

Странно, мой мальчик, мой ненаглядный сын воспринимает свалившуюся на меня болезнь как помеху его планам. Я думала, он скажет, что будет со мной во что бы то ни стало. А он всё время говорит о своем отъезде. Может, правда, ему лучше уехать? Слишком много легло на плечи этого парня – бабушка, прабабушка, теперь мать. Пора ему жить самостоятельно. Нельзя обижаться на него.

Сегодня с утра какие-то невообразимые волны страха в животе, как перед визитом к зубному врачу. Кажется, что и желудок болит. С ума, что ли, схожу потихоньку?

Вчера весь день провели с Джоном в магазинах, купили, помимо всякой ерунды, соковыжималку – она мне понадобится во время химии. Господи, дай мне выдержки и здоровья, а ему терпения возиться со мной.

Верочка шлет мне письма, Света звонит каждый день. Девчонки, спасибо вам! Никому в Ташкенте не хочу говорить. Знает только Наталья. Подружка моя золотая, не переживай, мы ещё споём на два голоса. Джон утверждает, что друзья обидятся, но я пока не могу это обсуждать. Мне кажется, чем меньше людей знает, тем меньше шансов у заразы расти. А может, наоборот? Иду на йогу.

Вера нашла мои песенки в интернете: «У тебя голос ангела».

Интересно, какой он из себя, ангел?

Белый и пушистый?

Или старый, жилистый и усталый?

Прилетел, попел за меня и слинял.

Надолго или навсегда?

Что-то новенькое —

песни ангела на диске.

А если он предъявит авторские права?

Куда процент с продаж отчислять?

Ну, Господи, Ты и учудил!

Присматривай за Своими пернатыми,

черкни адресок

по небушку или на крыле.

28/08/09

Сегодня опять ходили в больницу. Много стариков. Может, это и не старики, а просто долго болеющие, как листья, давно не видевшие солнца. Лысые женщины с очень грустными глазами, лица будто пеплом присыпаны. Косыночки, шарфики, парики. Улыбаются от страха и усталости. Одна, совсем девочка: голова блестит, глаза прозрачные и такие… быстрые. Разговаривает, смеется, нервно теребит пальцы.

Сдала кровь, сделали УЗИ.

Мой четвертый мучаль (12-летний зодиакальный цикл) действительно переворачивает жизнь. Возможно я ещё не знаю, насколько. Странное совпадение – оперировали меня в том проклятом году тоже в сентябре, в самом начале месяца и потом 14-го. А предшествующий июль был нервным и кипучим. Ваня родился в мой второй мучаль. Это был знак выздоровления и надежды. Ребенок заставил жить дальше. А теперь моя привязанность к нему, нежелание отпустить (как второй раз оборвать пуповину) стали причиной возникновения опухоли, если верить Светланиным астрологам. Врачей не интересует причина, они лечат последствия. Вот уж задачка. Спасение утопающих, как говорится…

Мой бедный муж придумал себе занятие – обвешивает стены узбекскими сюзане. Ему нравится. Сказала, что меня это раздражает, он смеётся: «Ты же узбечка».

Что ж, так оно и есть, узбечка. Как родителей занесло в этот горный узбекский посёлок? Мой биологический папаша, чего ты так испугался, засуетился? Проводил до самолета, боялся, что новая семья узнает. А позже почему не искал? Так и унёс с собой свою тайную любовь. Но ведь признал, и на том спасибо. А как мне хотелось увидеть его ещё раз, прижаться к нему, сказать, что прощаю. Папочка! Мама, уже совсем больная, вспоминала его: «Красавец был… ты очень желанный ребенок». Где вы, мама, папа? Получается, я теперь сирота.

09/31/08

Ходила в офис к Ховарду, отдала документы – посмотреть, что можно сделать с визой для Ивана. Ховард – бывший директор британской компании, в представительстве которой я работала в Ташкенте. Он часто приезжал на рудник, но останавливаясь на пути в нашем офисе, бывало, так и не доезжал до него, предпочитая театры и рестораны Ташкента производственным делам – пусть инженеры работают, его дело – инвестиции и прибыль. Он был очень интересным собеседником, много рассказывал, умел слушать. Особенно полюбился ему наш театр оперы и балета. Он так сочувствовал героям, что иногда скупая мужская слеза скатывалась по щеке. А как он искренне охал, когда балерина грохалась с разбегу (такое случалось нередко) и, бедняжка долго не могла продолжать танец. К сотрудникам офиса он относился очень дружелюбно и даже как-то повысил зарплату, когда узнал, сколько нам приходится работать сверхурочно. Я никогда не заискивала перед ним, держалась на равных, может, поэтому он и откровенничал со мной, делился своими мыслями, говорил, что всегда рад общению и готов помочь, если понадобится. И вот понадобилось.

На обратном пути выхватывает меня из толпы индус и начинает уверять, что видит необыкновенную удачу у меня на лбу. Он какой-то Баба (по-моему, это из породы ясновидящих). Говорит, чтобы обязательно молилась по утрам. Записал на бумажке мои любимые цвет и число – белый и 17. Бумажку с копиркой скомкал, велел держать в руках, потом показывает свою часть и велит, чтобы я посмотрела мою, – старый фокус. А я трушу, думаю, сейчас плюнет-дунет и что-нибудь стибрит. Так цыганки морочат. Бумажку забрал. Денег, говорит, положи. Я ему: нет, I’m sorry. Что-то еще про желание, про дурные привычки, волосы, мол, не надо стричь, на ногти показывает. Не понимаю я его английский, да ещё с индийским выговором. Откуда он взялся? Никогда не видела в Лондоне на улицах гадальщиков. Может, и правда, как накатят счастье и удача в сентябре…

Звоню Олежке – телефоны не отвечают.

01/09/09

Опять сканировали грудную клетку. Непонятно, зачем нужно было пить столько воды. Вера пишет мне, беспокоится, а у меня рука не поднимается ответить, не хочется говорить об этом.

Телефоны у Олега молчат. Господи, помоги ему.

Ховард так и не позвонил. Вот он – «оскал капитализма»: неинтересно, невыгодно – отстань. Каков гусь! Воспользовался советами Джона и – ни спасибо, ни извини. Не сужу – удивляюсь. Глупая.

Сейчас нашли в комнате младшенького какие-то причиндалы для наркотиков, баллончики – очень опасно. Джон расстроен: что делать с этим ребёнком – непонятно.

Бесконечная чёрная полоса. Что-то не так. Что?

02/09/09

Телефон в Ташкенте не отвечает. Может, уехали к бабке в деревню.

В тот день, когда я ездила в город, у входа в метро сидела старуха, которая давно бродит по нашему району. Утро только началось, на улицах – никого. Мои шаги гулким эхом отдавались в безлюдном пространстве сонного города. Странно, даже птиц не слышно – обычно они надрываются с утра. И котов не видно, хотя в эту пору они – здоровенные, откормленные и наглые – вышагивают вдоль заборов по цветам, оставляя метки на клумбах. Видимо, сейчас у них сезон загулов, поэтому появляются парами. Отойдя на незначительное расстояние от нарушившего их идиллию прохожего, орут, как будто высказывают недовольство: Why-y-y? Why-y-y?

Но я о старухе. Она сидела на бордюрчике, в руках держала желтоватый, мелко исписанный выцветшими чернилами листок. Раскачиваясь из стороны в сторону, громко читала письмо, часто всхлипывала, упоминая какого-то Джорджа, называвшего её дорогой и просившего беречь себя. Сколько лет она читает это письмо – одному Богу известно. Чья она? Куда бредёт на своих непослушных ногах, обёрнутых пластиковыми пакетами, пошатываясь, спотыкаясь, ведя бесконечный разговор с собой? Этим утром я впервые увидела её так близко. Хотела остановиться, спросить, но что-то смутило меня, и я прошла мимо, лишь чуть замедлив шаг. Как можно оторвать её от письма! Эмоции захлестывают, слёзы ручьями текут по её щекам, и она лишь небрежно смахивает их куском ветоши, доставая его из своего короба, доверху набитого каким-то барахлом. И глупо задавать ей банальные вопросы, возвращая из неведомого мира, в котором она пребывает.

Вспомнила маму: соседи приводили её то с базара, то с дороги, где она стояла и не могла вспомнить, в какой стороне дом. Бедная моя!

В понедельник утром я собралась отвезти документы Ховарду. Свернув на знакомую улочку, услышала странные звуки, похожие на короткие смешки или голубиное воркование. Старая женщина была на своём обычном месте. Вокруг неё перетаптывались птицы, и она, лучась глазами и кружась в странном танце, то подскакивала, то7 приподнимаясь на цыпочки и взмахивая руками, замирала, опять кружилась и разговаривала со стаей, бросая кусочки хлеба. Старуха кормила голубей, и, казалось, не было на свете человека светлее и счастливее.

03/09/09

Ну, слава Богу, дозвонилась Олегу. А то я уже друзей решила просить, чтобы зашли, узнали. Живы. Денег нет. Малышка приболела. Пока помочь не могу.

Смешно. Как будто почувствовав, что мне хреново, стали звонить давно прошедшие мимо моей жизни люди.

Славик – первая любовь: «У тебя все хорошо?» А как же!

Студенческий хор: наш весельчак Генка написал вдруг: «Ах, эта стройная девочка с утонченными, как на иконе, чертами худенького лица… Да, робел я, глядя на тебя. Если бы умел сказать, то, может, и жила бы сейчас не у холодной Темзы, а на берегу Средиземного моря…» Нет, только подумать! Я ведь всегда считала себя – ну, не уродиной, конечно, но не красавицей точно.

Ира – однокурсница из Иерусалима: «А мы сидели на парах и рассматривали тебя, какая ты красивая». Аж дух захватывает! Вот красота-то пропала – ни в актёрки, ни в певицы. А как мечталось! Да ведь они все о внешности, а талант здесь ни при чём. Всё равно приятно. И грустно.

Сейчас иду на радиоактивное сканирование костей.

Просканировали. Завтра сделают химию. Какая радость для мужа и для меня – всё бесплатно. За два года жизни здесь нажила эту заразу. А может, меня специально сюда забросило – врачи толковее? Хотя в Ташкенте мне то же самое говорили. Конечно, техники там такой нет, но головастых докторов ещё можно найти.

Не знаю, что будет завтра, но сегодня я вполне здоровый человек, и кажется странным, что все вокруг так сочувственно смотрят, говорят какие-то утешительные слова. Зачем?! Я здорова! Вот проснусь завтра и пойму, что это только дурной сон.

04/09/09

Просыпаюсь рано. Иван собирается. Кто бы подумал, что мой ребёнок будет хвататься за любую грязную работу! С дипломом бакалавра и курсом по бизнесу. Прости, сын. Может, действительно нужно уехать в Москву или еще куда, где говорят и думают примерно так же, как и мы. Когда-то, много лет назад, я видела сон, что мы с Иваном – эмигранты в Америке, идем по улице, очень хочется пить, но у нас нет денег. И – ужас и безысходность. Сон в руку или в ногу. Никогда не мечтала жить за границей.