– Нет! – Карлетт сжимает подругу в объятиях, комкая в пальцах ткань её ночной сорочки. – Я не отпущу тебя, слышишь?! Только не тебя!
Объятья становятся крепче, слёзы быстро собираются в уголках глаз, и Карлетт всхлипывает, стараясь не заплакать. Марона мягко отстраняет её от себя, заглядывая в глаза.
– Если это и правда последний день в моей жизни, я хочу провести его с самым дорогим человеком в моей жизни, – говорит ведьма, мягко поглаживая Карлетт по щеке и задевая большим пальцем маленькую серёжку-колечко.
Тиндаль не отвечает ничего, лишь жмурится и часто-часто кивает головой, снова прижимаясь к подруге в объятьях.
Они весь день проводят вдвоём. Гуляют в саду и плетут венки, пуская их по пруду под водопадом. Качаются на качелях и, смеясь, вспоминают истории из детства. Катаются на лошадях, не забыв при этом пофлиртовать с молодым конюхом, и пугают кухарку во время кражи из буфета свежеиспечённых булочек. Та журит девушек и даёт с собой ещё корзину спелых яблок.
К вечеру, пропустив ужин, девушки поднимаются на крышу. Когда они были детьми, мистер Лави водил их сюда втайне от Верховной Жрицы. Сейчас с высоких стен дворца видно оранжево-розовое марево заката. Ведьмы сидят на холодной черепице, поставив перед собой корзину с яблоками.
– Летта, – зовёт Марона. Закат окрашивает её лицо нежным румянцем.
– Да, – оборачивается Карлетт на голос подруги.
– Спасибо тебе. Этот день и правда был лучшим в моей жизни.
– Что, даже лучше того злосчастного вторника, когда прыщавый маг де Жабо во всеуслышание признался тебе в любви? – смеётся Карлетт.
– Богиня, не напоминай, – прячет лицо за ладонями Марона. – Я ещё две недели ходила красная, как борода баквелов.
– Могу заверить: тебе идёт этот цвет, – хитро улыбается сероглазая ведьма.
– Да ну тебя, – пихает Дамкер подругу в бок.
Карлетт закусывает губу, скашивает взгляд вбок, смотря на профиль подруги.
– Ро… Что именно тебе приснилось?
Губы Мароны дёргаются, пальцы нервно заламываются.
– Я… я была в своей комнате… Был вечер, почти ночь. Помню чувство… чувство, что уже знала, что случится. Потом открылась дверь. Я не обернулась. Не хотела смотреть смерти в глаза, – девушка некоторое время молчала, затем продолжила – Помню острую боль, размытый хриплый голос.
– А голос? Он был мужской или женский? – с надеждой спрашивает Карлетт.
– Я… Я не помню.
Больше Карлетт не спрашивает, не желая тревожить кровоточащую рану. Они сидят на крыше ещё несколько часов, разговаривая ни о чём, пока окончательно не холодает и не темнеет.
– Если желаешь, я останусь на эту ночь с тобой, – предлагает Карлетт, стоя около дверей в комнату подруги и держа в руках её ладони.
– Нет необходимости. Ты итак подарила мне самый прекрасный день из всех, что у меня был, – говорит Марона и прижимает Карлетт к себе, даря невинный поцелуй в лоб.
Они расходятся.
Утром следующего дня Марону находят убитой в собственных покоях. На её губах застыла счастливая улыбка.
Глава 3. Совет
Церемонию передачи тела Богине проводят в день инициации. Небо спрятано за свинцовыми тучами. Боль собравшихся на поляне людей густым туманом оседает на жёсткую траву. Ветер уносит за деревья плач скорбящих и похоронную речь викария Храма. Карлетт не слушает. Слышит словно через толщу воды, смотря на мёртвое лицо своей подруги. Та лежит, нагая, на каменном алтаре. Цветы окружают её посиневшее тело. Мадам Дамкер задыхается в слезах, уткнувшись в грудь мужа. Рядом с ними стоит Диваль. Его лицо не выражает ничего, но на щеках заметны дорожки слёз.
Викарий дочитывает последние строки и взмахивает рукой. Тело Мароны охватывает ослепительное кроваво-красное пламя. Оно вздымается до серого полотна неба, мажа его оранжевыми всполохами. Карлетт смотрит на огонь и видит в его очертаниях Марону. Та тянет руки, зовёт. Карлетт уже хочет подойти ближе, но пламя исчезает так же быстро, как и появляется, оставляя после себя лишь грязный пепел. Викарий указывает на алтарь. Кто-то несильно толкает Карлетт в спину. На негнущихся ногах девушка подходит ближе, берёт пепел в дрожащие руки и встаёт рядом с двумя глубокими чашами. Одна заполнена водой, другая землёй. На глаза начинают наворачиваться слёзы. Они текут по щекам, и ведьма прерывисто вздыхает, стараясь успокоиться. Холодный воздух забирается под платье, покрывая тело мурашками. Пепел утекает сквозь пальцы, падая на чёрную землю в чаше. Сердце бьётся где-то в горле, сдавливаемое невидимыми верёвками. Боль потери душит холодными бледными пальцами, царапая изнутри. Пара капель слёз падают на горстку земли.
Карлетт утирает слёзы на щеках тыльной стороной ладони. Ещё одна часть праха расходится по воде неровной рябью, повторяя изгибы волнующейся воды. Карлетт смотрит, как пепел медленно уходит на дно чаши. Исчезает полностью, как и что-то глубоко внутри самой ведьмы. Что-то хрупкое и нежное. Что надломилось с треском и рассыпалось по кусочкам, оставив после себя лишь зияющую пустоту, которую уже не заполнить. Ведьма взмахивает рукой, развевая по ветру оставшийся прах, что сливается с серым небом и облаками.
Один за другим остальные ведьмы и ведьмаги повторяют обряд передачи. Карлетт дрожит всем телом. Обнимает себя за плечи, но это не помогает ей успокоиться. Истерика подступает к горлу. Карлетт тошнит. Сглотнув вязкую слюну, она берёт в руки обрядовую свечу, поднимает взгляд, полный слёз, к небу и шепчет онемевшими губами вместе с остальными:
– Прошу Богиню принять в объятья земли, воды, неба и огня Марону – наследницу рода Дамкер, ведьму из Кара?ндэ.
Карлетт пытается не заплакать. Но свеча дрожит в руке, а взгляд мутнеет из-за слёз. Девушка дышит глубоко, считает каждый вдох, но душа не выдерживает, рвётся, выворачивается наизнанку. Ведьма кричит, падая на колени. Свеча, потухая, выпадает из рук. Слёзы застилают глаза, дышать становится трудно, а грудную клетку сдавливает тисками. Кто-то обнимает Карлетт со спины, держит крепко, прижимая к себе. Магия неконтролируемо искрится на кончиках пальцев. Карлетт хрипит сорванным голосом, задыхается. Мутная тень подходит к ней, прижимает пальцы к вискам. Девушка не может понять, кто это, сквозь пелену видя лишь плоский силуэт. Ведьма трясёт головой, пытаясь скинуть чужие пальцы, но тело перестаёт слушаться и немеет. Дыхание выравнивается. Карлетт чувствует, как веки тяжелеют и сознание медленно уходит в сон.
Девушка засыпает.
* * *
Карлетт просыпается в своей комнате, когда за окном уже расцветает закат. Высохшие слёзы неприятно стягивают кожу на щеках. В груди пустота. Не слышно даже биенья сердца. Сбоку доносится шуршание, и знакомый тихий голос говорит:
– Вы проснулись, – Эмрис слабо улыбается. Покрасневшие от слёз глаза смотрят с грустью и жалостью. – Церемония закончилась, но…
– Это я виновата, – перебивает Карлетт. – Не нужно было слушать её. Останься я рядом… Почему? Почему она отпустила стражу? Зачем она это сделала?!
Слёзы вновь начинают течь по щекам. Карлетт размазывает их яростно по лицу, до красноты растирая кожу, но они льются не прекращая. Ведьма сжимает руки в кулаки, оставляя на ладонях глубокие следы-полумесяцы. Бьёт по одеялу и мотает головой. Боль снова душит, сжимая сердце когтистой лапой. Забытое чувство потери гладит по волосам холодной рукой, оставляя на коже мурашки. Карлетт надеялась больше никогда не почувствовать ту муку, что испытываешь, теряя близких. Похоронив отца десять лет назад, потеряв самого любимого и родного человека, четырнадцатилетняя ведьма зареклась защищать дорогих сердцу людей любой ценой. Но сейчас она дрожит, понимая, что не сдержала клятву, данную самой себе.
Тонкие, нежные руки притягивают к себе. Эмрис гладит девушку по растрёпанным волосам.
– Виновата… виновата… виновата… – всхлипывая, шепчет словно заклинание Карлетт. – Я так виновата.
– Вы ни при чём, Моя Шерон, – успокаивающе шепчет Эмрис, покачивая ведьму в объятьях. – Вы не могли знать…
– Я знала! – Карлетт, отпрянув, хватает фамильяра за плечи и трясёт головой. – Ты не понимаешь. Я знала… Ведьмин сон всегда забирает тех, на ком поставил метку. Я должна была быть рядом!
Эмрис охает, прикрыв рот ладошкой. Она хмурит лоб и жуёт губу, не зная, что сказать. Взгляд бегает по бледному лицу напротив. Карлетт отпускает чужие плечи, падая обратно на подушки. Потускневшим взором обводит комнату, задерживаясь на тунике Алкея, одиноко висевшей на стуле.
– Где мой муж? – спрашивает Карлетт, чувствуя, как растёт желание оказаться в тёплых сильных объятьях.
– Его держат в восточном крыле, Моя Шерон, – отвечает фамильяр.
– Что? – недоумение отражается на уставшем лице ведьмы. – Что произошло, пока я спала? Эмрис?
– Эм, пока вы спали, м, в вещах мистера Тиндаля был найден клинок.
– И? Эмрис, я не понимаю, к чему ты клонишь!
– Этот клинок… он был окровавлен, Моя Шерон.
– Богиня, только не это, – выдыхает Карлетт. Она понимает, к чему ведёт фамильяр, и не хочет этого слышать, но спрашивает: – Что они сделали?
– Они использовали заклинание связи. Кровь на клинке оказалась кровью мисс Дамкер. Мистера Тиндаля посадили под стражу до приезда градэнов. Будет суд.
Карлетт смотрит на своего фамильяра неверящим взором. На лице медленно расплывается дрожащая улыбка. Ведьма хихикает, а затем ещё раз и ещё, пока смех не перерастает в истерический хохот. Она смотрит на напуганную Эмрис безумными глазами, качаясь из стороны в сторону и мотая головой.
– Нет, этого не может быть. Не со мной! Это всё чья-то злая шутка! Богиня не может быть настолько жестока ко мне. Не может! Нет! – Карлетт кричит, обнимая себя за плечи.
Эмрис выбегает из комнаты, чтобы через несколько минут вернуться с пузатой глиняной бутылочкой. Она осторожно, поддерживая голову Карлетт, заставляет ту выпить всё до последней капли. Жидкость течёт по подбородку, ведьма кашляет, давясь горькой настойкой. Карлетт смотрит на фамильяра возмущённо и хочет высказаться, но потяжелевший язык не слушается, а глаза слипаются. Голова падает на подушку. Ведьма засыпает.
* * *
Когда Карлетт просыпается второй раз за день, за окном темно. Рядом никого. Мерзкий вкус настойки на языке заставляет ведьму поморщиться. Она вспоминает слова Эмрис, и на душе сразу становится тяжело и паршиво. Карлетт мотает головой. Она точно что-нибудь придумает.
По каменному полу дует сквозняк, и девушка зябко ёжится, накидывая на плечи платок. Карлетт выходит из комнаты и стучится в соседнюю дверь, в ответ слыша лишь тишину. Быстро преодолев ступени широкой лестницы, Карлетт сворачивает в широкий коридор. Охраны около покоев матери нет. Девушка стучится в дубовые позолоченные двери. По ту сторону слышится приглушённое одобрение войти. Верховная Жрица стоит около окна, когда Карлетт оказывается в комнате.
– Как твоё самочувствие? – спрашивает женщина, даже не посмотрев на дочь.
– Я… – Карлетт стопорится, прислушиваясь к своим ощущениям. – Я не знаю.
Диона поворачивается к дочери, оглядывая её измождённым, но строгим взглядом.
– Скоро приедут градэны. У тебя неподобающий вид для встречи с ними, – чеканит женщина.
Карлетт смотрит вниз, на своё помятое платье, и машинально проводит рукой по спутанным после сна волосам.
– Я пришла поговорить с тобой не о моём внешнем виде, – обращается она к матери.
– Я знаю. Приказ посадить Алкея под арест был не моей идеей, и не мне его оспаривать.
– Но что-то ты же можешь сделать? – спрашивает Карлетт.
– Пока я могу только отправить письмо его отцу и дожидаться приезда градэнов. Суд всё расставит на свои места.
Карлетт дёргается и неверяще смотрит на мать.
– На свои места? Градэны не будут возиться с Алкеем. Они не будут искать виновного в смерти Мароны! Они замнут эту историю и вернутся протирать штаны в своих хоромах!
– Следи за языком! – прикрикивает на дочь Верховная Жрица. – Помни, о ком ты говоришь. Я знаю, что тебе сейчас непросто, но это не повод выходить из себя. Умей с достоинством выдерживать невзгоды.
– Это труднее, чем кажется, – шепчет Карлетт.
Напряжённые плечи Дионы уставши опускаются. Она смотрит на дочь, сжавшуюся и кажущуюся такой маленькой посреди просторных покоев.
– Я знаю, милая, я знаю, – мягче говорит женщина и разводит руки для объятий.
Карлетт ныряет в них, зарываясь носом в материнское плечо и чувствуя на макушке нежный поцелуй. Сухие тёплые пальцы гладят волосы, прижимая ближе к себе. На глаза снова наворачиваются слёзы, и Карлетт жмурится, отгоняя их.
– Т-ш-ш, тише, – шепчет Диона. – Всё будет хорошо, милая.
Карлетт прижимается ближе и тихо всхлипывает.
* * *
Повернув в правый коридор, где располагаются жилые комнаты, ведьма останавливается около знакомой двери. Потянувшись к ручке, Карлетт на мгновение замирает в нерешительности. Противное, вязкое чувство вины захватывает девушку в чёрный липкий кокон. Становится противно от самой себя. Под ложечкой начинает сосать. Карлетт жмурится и трясёт головой, отгоняя от себя плохие мысли. Дверь резко открывается. Открытое окно разносит по полу лёгкий сквозняк. Вся комната, стерильно чистая, пугает своей тишиной и холодом. Карлетт осматривается. Диваль, сгорбившись, сидит на полу, держа в руках портрет Мароны.
– Она так боялась всех подвести, – говорит фамильяр, когда Карлетт садится рядом. Его волосы нежно-розовыми волнами обрамляют лицо. – Не могу в это поверить. Я просто…
Он зажмуривается и отворачивается, пытаясь скрыть слёзы. Карлетт знает, что фамильяр испытывал к Мароне чувства, далёкие от тех, которые может себе позволить его статус. Диваль родился в семье обычной кухарки и портного, которые работали при дворце. И он не стал бы фамильяром Мароны, если бы маленькая ведьмочка сама не выбрала его на праздновании своего четырнадцатилетия. Тиндаль наблюдает за тем, как парень мягко оглаживает большим пальцем портрет возлюбленной.
– Ты уже слышал? – спрашивает Карлетт.
– Да, – отвечает Диваль. Тусклость его голоса пугает ведьму. – Я не верю в это. Мистер Тиндаль – благородный и добрый маг. Нет ему резона убивать Марону. Чтобы посадить вас на место Верховной Жрицы? Не сочтите за грубость, но это чушь несусветная. Ведь все в Акрате знают, как вы относитесь к идее быть преемницей своей матери.
Карлетт остаётся лишь согласно кивать на слова фамильяра.
– Я обещаю тебе, Диваль, мы найдём настоящего убийцу Мароны.
Парень переводит взгляд на ведьму. Чёрные, узкие, похожие на треугольники глаза затапливает печаль и горе утраты. Он смотрит снисходительно-тёплым взглядом, как умудрённый опытом старец на только начавшего свой путь юнца.
– Для этого должно случиться чудо, Моя Шерон.
Карлетт не отвечает, взглядом упираясь в картину, висящую на соседней стене. На ней в окружении густого зимнего леса открывается красивый вид на ледяное озеро.
Выйдя из покоев фамильяра, Карлетт спускается по лестнице, держа путь в восточное крыло. Стены дворца давят со всех сторон, а ведьмы и ведьма?ги с портретов провожают Карлетт полным жалости взором. Она кидает на них беглый взгляд, не снижая скорости. Ковровое покрытие заглушает стук каблуков. Холодный ветер забирается под платье. Карлетт плотнее кутается в тонкий платок.
Восточное крыло – закрытая, заброшенная часть дворца, так и не восстановленная после войны. Стены её пропитаны сыростью и запахом пыли. Быстрым шагом девушка преодолевает длинную, плохо освещённую винтовую лестницу, останавливаясь около двух охранников. Один из них, тот, что повыше, с круглым лицом и приплюснутым носом, который делает его похожим на кабана, бросает на ведьму короткий взгляд и молча отворяет обитую железом дверь. В комнате пахнет сыростью и камнем. Источниками света служат окно башни и одинокая свеча на комоде.
– Карлетт? – Алкей встаёт с кровати, убирая книгу в сторону. Жёлтые глаза светятся беспокойством. – Почему ты здесь? Что-то случилось?
– Я хотела тебя увидеть, – отвечает ведьма, прижимаясь щекой к протянутой ладони.
– Малышка…
– Скажи, что это неправда, Алкей, – просит Карлетт, заглядывая мужу в глаза. – Это не может быть правдой. Я не могу потерять ещё и тебя.
Маг притягивает девушку к себе так, чтобы она упёрлась лбом в широкую грудь
– Не потеряешь. Всё будет хорошо, обещаю, – маг, как всегда, старается мыслить позитивно. – Мы что-нибудь придумаем.
Карлетт шмыгает носом и обнимает мужа. Алкей гладит её по волосам, положив подбородок на чужую макушку.
– Зачем она сделала это? Охрана… – бормочет Карлетт, вновь начиная плакать. – Разве, разве она так сильно хотела умереть? Я чего-то не знала о ней? Я… я бы помогла ей, так зачем!? Это моя вина!
– Ты ни в чём виновата, малышка, – уверено говорит Алкей. – Это было её собственное решение.
– Но зачем? Почему!?
– Ты знаешь причину. Не случись это тогда, случилось бы позже. От проклятия ведьминого сна не убежать.
