– Да поняла, – ответила девушка.
Она обратилась к другому, а я подумал – что в этом курсе мне ничего не светит. Жаль, очень жаль.
С левой стороны шепот, – знаешь, что тут все бывшие спортсмены?
– Да, слышала. Ну и что? – девушки разговаривали. Так захотелось на них посмотреть. Чтобы отвлечься, я прислушался к преподавателю.
Астрологию здесь будем проходить по старославянской школе. Разумеется, это только основы, базовые, так сказать понятия, – преподаватель делал паузы между предложениями. И я отметил его неуверенность. Интересно. Я стал больше внимания обращать на интонацию, на ритм речи, даже на громкость. Что же дальше будет?
А дальше лекция закончилась, и участники стали задавать вопросы. Среди нас, конечно, были умные ребята. Они как-то быстро выяснили, что вся группа состоит из всего четырех знаков зодиака. Наверно кто-то просмотрел у всех дни рождения. Дальше больше, всего две группы крови у всех. И никаких резус отрицательных. Что еще? Примерно одного роста, правда девушки немного пониже. А вот с комплекцией? Тут от худого, кстати он легкоатлет, до массивного, тот тяжелоатлет.
Слух сильно обострился, и ощущение тела усилилось. Это как в темноте, когда идешь ночью в туалет в квартире. Там знаешь, где стена, где нужно повернуть, где ручка находится, где выключатель.
Лекцию практически не слушал. Хотелось узнать, что происходит вокруг. Шепот, скрипение стульев, шелест тетрадей. Все это вызывало опасение.
В детстве я лежал в больнице один. Семь лет было. Так вот там ребята были все старше меня. И мне пришлось быть все время настороже. Они постоянно делали разные пакости. Например, могли ночью измазать все лицо зубной пастой. Я научился чувствовать и не спать, когда ко мне прикасались. Даже если трогали одеяло, под которым спал.
Хорошо, что руки у меня были свободны. Представляю, как справлялись, те, которые были в варежках. Может быть, кто-то и пытался снять, но явных попыток не было. Скорее всего каждый подумал – что я, не смогу неделю выдержать. Вот и приняли все это.
В столовую меня довели. Одна девушка, у которой были варежки, взяла меня за руку, и мы направились на обед.
Она же принесла поднос себе и мне. Девушка ждала, когда я поем. Немного непривычно, но ничего не поделаешь, я приспособился. А вот кормить ее было трудно. Я ничего не видел, и она сначала говорила, куда нести ложку, потом же своими варежками стала направлять себе в рот.
В столовой стоял хохот. Зрячие ржали в голос, и только мы слепые прислушивались и улыбались. Кто-то разлил тарелку, кто-то уронил на пол котлеты. Обед прошел весело.
На лекции, а речь на ней шла о философии, сидели спокойно. Преподаватель, по голосу, мужчина в возрасте, говорил, о том, как развивается человечество, какие опасности подстерегают его, и что хорошего ждет впереди.
Я сидел и слушал его. Честно говоря, повязка надоела. Уже хотелось снять ее. Но внутри я был непоколебим. Не хотелось выглядеть слабаком в глазах девчонок. На это наверно и рассчитан весь курс. На уязвленном самолюбии.
Вечером в дом меня проводила Шура, девушка, которая жила в нашем доме. Странно, мне казалось, что я не смогу уснуть, но сон был очень крепкий. Даже удивительно, давно такого не было.
Мы собирались на зарядку, да с утра еще была гимнастика. Правда, на ней слепые не бегали, только на месте. Глеб, мой сосед, еще в доме сказал, – они что-то подлили в чай на ужине. Все спали, как убитые.
После зарядки и умывания, пошли на завтрак. Сегодня уже было легче. Ко всему привыкает человек.
За эту неделю я насадил кучу синяков и ссадин. Зато научился осторожно ходить, вытягивая вперед носок стопы. А уж есть не глядя… заметил, что вкус пищи стал ощущаться лучше. И еще одно, есть стал меньше. Может быть придумать такую диету для тех, кто хочет похудеть. "Худеем вместе! Ешьте что хотите, ешьте когда хотите. И вы все равно будете худеть!"
Сильно поссорился с Милой соседкой. Дело в том, что мы пили чай, как всегда, в помещении между нашими комнатами. Там стоял чайник с кружками и заварка. Так вот, я пролил на джинсы Милы горячий чай.
Я ощупью шел на свое место, она начала вставать и наткнулась на меня. Собственно, я не был виноват. Но Мила так раскричалась, что поневоле я стал считать себя неправым. Она так громко орала, потому что у нее были закрыты уши. И мне пришлось долго извиняться. Хорошо ее успокоила Шура. А то бы наверно я получил от Милы. Каждый может обидеть слепого.
На шестой день с утра пошел небольшой нудный дождь. Его капанье действовало на нервы. Слышно было, как с крыши потоками бежала вода в бочку. Ходить надо было осторожно, скользко, да еще не видишь ничего. Потом дождь прекратился и вышло солнце. Я его почувствовал кожей лица. Начинаешь понимать, что без солнца на Земле не выжить.
Остались сутки до окончания эксперимента. Все предвкушали свободу чувств и ощущений. Настроение было приподнятое. Как же, завтра днем мы скинем повязки и снова увидим мир, услышим мир, почувствуем мир. А кто любит болтать, тот начнет болтать.
Тяжелоатлет Василий первым обнаружил, что преподаватели и инструкторы исчезли. Их не было нигде. Все кровати аккуратно заправлены. Полотенца висят, где им положено, а людей нет.
Да и хрен бы с ними с преподавателями, но пропали и сторож, и повар, и даже две собаки, что вечно болтались под ногами.
Все собрались в зале. И началось. Сначала громко говорили девушки, потом подключились и ребята. Вскоре все орали. Вопрос обсуждался один – что делать? У всех были разные предложения, от того, что плюнуть на все и ждать, до – плюнуть и идти в цивилизацию.
Среди этого ора послышался тихий женский голос, – а может снять все и на фиг! Сначала на это никто не обратил внимания, потом кто-то подхватил и уже громко заорал, – давайте все скинем! Они же все равно сбежали!
Что тут началось! Все стали срывать с себя повязки и ожесточенно бросать их на пол. Я тоже сорвал повязку и открыл глаза. И что? Да ничего!
Со всех сторон слышалась ругань. Странно, но сильнее всего ругались девчонки. Хотя повязки были скинуты, но все осталось по-прежнему. Те, кто не видел, так же не видели, хотя и глаза их были широко раскрыты. Глухие не слышали, их затычки валялись рядом, но ни звука до них не доносилось. Те, кто сняли большие варежки, их пальцы были открыты, но не работали. Они не сгибались, они не слушались. Те, кто освободил свой рот, не могли говорить. Их выпученные глаза, их мычание вводили в истерику остальных.
Все это я, конечно, не видел, но по звукам прекрасно понял.
Минут десять творилось это безобразие. Потом потихоньку все успокоились, уселись на лавки и замолчали. А о чем говорить? Наверно задумались – остаточный синдром, всё пройдет. Время от времени кто-то пытался что-то сказать, выставленные лопатками кисти рук пытались согнуться, протирались глаза, прочищались уши. Но всё было бесполезно.
Со мной сидела Шура, моя соседка. Она и рассказывала мне, что вокруг делалось.
Один парень начал умничать, потом я по голосу понял – это был наш Глеб. Он сказал, что понял, как они это сделали. Они опоили нас снотворным, и во сне закодировали. Вот поэтому сейчас никто не может снять виртуальную повязку или затычку.
Снова все стали кричать. Одни не верили, другие обзывали инструкторов, третьи просто страшно ругались.
Постепенно вся толпа разделилась на две группы. Первая говорила, что надо подождать до завтра. Вторая – что надо добираться до деревни, а там в город. Начали искать свои телефоны, чтобы позвонить. Пытались попасть в штаб. Но когда стали ломать двери, раздался громкий голос из скрытых динамиков: – Немедленно прекратите! Вынуждены будем применить газ!
Я, конечно, не участвовал во всем этом. Чем я мог там помочь. Ребята испугались и решили обойтись без телефонов. Как-то быстро все проголодались и пошли в столовую. Меня повела Шура.
И вот мы в столовой. Я слышу, как ребята ходят по залу, передвигают стулья, ругаются. Поваров- то тоже нет. Что делать? Тогда девчонки решают готовить сами. Наконец-то себя заняли. Даже мне работу дали. Я сидел и чистил картошку. Хорошо нож был специальный, а то бы точно порезался.
Через полтора часа все было готово. И еда показалась даже вкуснее, чем обычно. Но ели не все. Вторая группа взяла продукты, рюкзаки и пошла в сторону деревни. По словам Шуры, их было семь человек.
После завтрака все расползлись по базе. Кто сразу ушел спать, кто занялся физкультурой, были даже такие, кто стал читать книги. Я тоже ушел спать. А чем я еще мог заниматься. Все ждали завтрашнего дня.
После сна я кое-как спустился по лестнице со второго этажа, и вышел на улицу. Там попросил проходящих ребят, и меня довели до лавочки перед домом штабом. Он был по соседству с нашим домом
Я сидел у штаба на лавочке один и слушал, что происходит вокруг. Солнце грело, ветерок обдувал лицо, что еще нужно человеку. Ногой я нащупал какой-то мелкий предмет под скамейкой. Когда поднял, то понял – колпачок от авторучки. Сразу хотел выбросить, но неожиданно пошли образы перед глазами. Как давно их не было.
Я увидел начальника базы Дмитрия, он сидел на лавочке и беседовал с мужчиной. Лицо мужчины показалось мне знакомым. Точно! Это тот который был в магазине и на автовокзале. Что он тут делает? Он как-то связан с нашей базой?
Дальше картина раскрылась сильнее, и передо мной была площадка перед столовой. Там стоял автобус, и в него грузились инструкторы. В конце погрузки, в него запихали даже двух собак. Потом автобус медленно двинулся и поехал на выезд. Впереди него ехал ГАЗ-66. Это на всякий случай, понял я.
Внезапно картины сменились. Я уже видел столовую. Картины на стене. И Дмитрия, начальника базы, который что-то засовывал за картину. И вдруг все пропало.
Я сразу почувствовал усталость. Пока это все я обдумывал, ко мне подошла Шура, моя соседка.
– Ну что, Серый, отдыхаешь?
– Отдыхаю. Слушай, Шура, тут вот какое дело. Я увидел, как начальник базы спрятал что-то в столовой за картину. Как бы это посмотреть?
– Как ты это увидел? Приснилось что ли?
Я не хотел ничего объяснять. Я о своей такой способности только другу Левке и говорил, хотя он и не поверил.
– Ну да. Приснилось. Да, пожалуй, ерунда. Не обращай внимания, Шура.
Мы еще поболтали, даже посмеялись, когда Шура рассказывала о том, как собирались ребята, которые ушли в деревню, и она ушла.
Я под ласковым солнцем даже задремал. И лишь толчок в плечо вывел меня из состояния дремы.
– Серый, а ведь ты прав. Там за картиной точно есть записка. Собирайся пойдем, поможешь мне достать ее.
Шура повела меня в столовую. Там пришлось подождать, пока уйдут девчонки, и Шура потянула меня к картинам. Их было четыре штуки. Обыкновенные, с природой, такие обычно продают на рынках. За третьей картиной она и увидела записку. Сама она не могла ее взять, ведь она была в варежках. Ну сейчас, конечно, не в варежках, но пальцы у нее не работали. Я наощупь достал записку и развернул. Шура стала вслух ее читать.
– Буду через неделю. Больше наблюдать за Х и В. Только наблюдение и фиксация необычного. Быть осторожным, себя ничем не выдавать.
– И что это значит?
– Не знаю. Слушай, Серый, ты никому не говори об этой записке. Сверни ее обратно и положи назад.
Мы вышли из столовой и ушли на дальнюю лавочку. И стали обсуждать эту записку.
– Понятно, что начальник кому-то указание дал. Значит за нами наблюдают. А что? При современных технологиях это несложно. Кто-то из наших смотрит за всеми, – Шура покачала головой
– Не за всеми. А за Х и В. Но, как его или ее вычислить? – сказал я.
– А зачем? Что это тебе даст? Пусть и дальше следит. Вот только никому говорить об этом не надо.
Мы внимательно посмотрели на ребят, которые уже пошли на обед. Кто-то из них все докладывает начальству. Но кто же?
Сутки тянулись. Девушки еще три раза покормили всех. Ребята даже громко крикнули – спасибо! Думаю, что все выспались за это время.
Утро началось с воя сирены. Глеб соскочил и убежал. Я слышал, как по лестнице бегут ребята и пытался одеться. Кое-как натянул штаны и футболку и стал двигаться к лестнице. На ней меня чуть не сбил кто-то. "Под ногами мешаешься!" – послышался голос Милы. Я уступил ей дорогу, и сильно разозлился на нее.
Внизу меня подхватила за руку Шура и повела из дома. Еще вначале курса нам провели несколько тренировок по противопожарной безопасности. И мы все должны были быстро выскочить из домов и построиться на площадке.
Кое-как мы встали в строй. Но никого не было. В строю началось ворчание. Хотели уже расходиться, когда появился зам начальника курса Федор Михайлович, крепкий мужик, лет пятидесяти, бывший военный.
– Смирно! – закричал он. Все подтянулись.
– Слушай мою команду. Строем по двое, шагом марш в учебный зал, – сказал он.
Мы потянулись в дом штаб. Зашли в зал и расселись по парам. Стали вызывать по фамилиям. Я оказался почти в самом конце. Нас поделили по группам. Те, кто не слышали – одна, те кто не чувствует рук, вторая; третья – кто не может говорить; наконец – те, кто не видит.
Шура мне потом рассказала, что человека из каждой группы вызывали по одному в кабинет зама, и там что-то говорили каждому. Очередь дошла до меня. Я вошел в кабинет, вытягивая руки вперед. Меня посадили на диван и сказали закрыть глаза. Потом я услышал шепот. Что было сказано я не понял.
Затем приказали понемногу открывать глаза. Я медленно поднял веки и увидел мутную картину. Передо мной был кабинет. Окна зашторены плотной тканью. В кабинете было четыре человека. У меня закружилась голова, и я повалился набок. Меня снова посадили и приказали закрыть глаза. Прошло еще примерно пять минут, и я снова открыл глаза. Зрение понемногу восстанавливалось. Еще через несколько минут меня выпроводили.
К вечеру привезли семь человек, которые пешком ушли в деревню. Их нашли с трудом. Оказалось заплутали, свернули не там, где надо. Видели издалека медведя. Но все обошлось. Покусанные комарами, голодные, не рассчитали сколько нужно еды, они радовались тому, что так все кончилось. И, конечно, не помышляли больше об уходе.
Жизнь на базе постепенно входила в колею. Конечно, мы обсуждали произошедшее. Смеялись друг над другом, подшучивали. Кто-то обижался, а кто-то, наоборот, смеялся над собой. И когда рассказывал о себе, еще добавлял такие подробности, каких на самом деле и не было.
Глава 5
На следующее утро на первом занятии нам начали объяснять для чего же нужны были эти повязки, затычки и варежки. Женщина в очках сказала, что всех нас разобрали по психологическим картам и выяснили, чем мы живем, что нам нравится делать в первую очередь. Например, одним нравится сплетничать, другим критиковать, третьим – болтать, четвертым приводить все в порядок.
– Что это дает? – спросили с места.
– Это дает понимание человека. Как с ним общаться, как на него воздействовать.
Дело в том, что вы должны быть гибкими, не только физически, но и психически. Вы должны быстро ориентироваться в мгновенно меняющейся обстановке.
Для этого мы и придумали такую практику. Болтливым закрыли рот, тем кто сплетничает – заткнули уши, критикам завязали глаза, и перфекционистам надели варежки.
У всех вас, конечно, был шок. Как же так, нельзя делать то, что вы привыкли. Это было тяжело, спорить не буду. Но зато вы получили большой опыт.
– А мне не понравился этот опыт, – выкрикнула с места девушка в желтой футболке.
– И чем же он вам не понравился, – спросила преподаватель.
– Чем? Тем, что поесть нельзя было и поговорить невозможно. Даже и спросить не получалось. Да это просто издевательство. Мы здесь, как подопытные кролики. И вообще … пора прекращать эти курсы, ничего хорошего они дают.
Преподавательница прервала излияния девушки: – а у вас наверно была повязка на рту, чтобы не могли говорить. Значит вы мало что поняли из этой практики.
Сначала послышался смех с задних рядов, потом он докатился и до передних. И только девушка в желтой футболке сидела и хлопала глазами. Она начала говорить торопливо и эмоционально: – понять не могу, почему смеются. Над чем смеются? Непонятно. Да наверно все придурки здесь собрались, вот и смеются.
Когда закончили смеяться, преподавательница продолжила, – может быть кто-то хочет рассказать о своих ощущениях?
Встал парень с борцовской фигурой. Он начал рассказывать.
Странно это – не слышать звуков. Пробки в ушах были сделаны очень хорошо и никаких звуков не доносилось. Тишина была ватная. Иногда, впрочем, начинался странный тонкий свист. Но он быстро проходил. Хотелось сорвать повязку и стать свободным. Но внутри чувство самолюбия не давало это сделать. Как это я буду выглядеть слабым перед девчонками? Что я слабее их? И я старался отвлечься.
Я пытался разговаривать, пытался по движению губ понять, что мне отвечают, но ничего не получалось. Я начал писать в блокноте. Но написав несколько слов, понял, что писать не о чем.
По привычке, когда мои мозги были не загружены, и не было срочных дел, я пошел на спортплощадку и начал упражняться на брусьях. Еще, когда подходил, подумал, а если во время упражнений у меня выпадут затычки из ушей. Тогда что?
Я сделал несколько упражнений и понял – затычки не выпадут. Опять же возникли мысли, а как я буду учиться? Что я смогу понять на лекциях? Ну ладно там видно будет. А сдаваться я всё же не собирался. А потом, как-то и привык.
Следующей рассказывала девушка.
Когда на меня надели варежки, то сразу зачесалась кожа на ладонях. Так зачесалась, что я чуть не сорвала варежки. Инструктор смотрел на меня, и мне показалось, что он внутри смеется надо мной. Ну как же! Мне нужно будет расчесаться, и что я буду двумя руками держать расческу? Или нужно будет взять ложку или вилку. Тоже двумя руками?
Но странно, мыслей сдаться и отказаться от тренинга у меня не было. Наверно сюда приехали довольно сильные ребята. Ну а как я буду спать? Как я для этого разденусь? О-о-о, как я в туалете буду? Да-а-а…
Ничего, что-нибудь придумаю. Единственно жаль, что помыться сложно будет. Хотя, можно найти помощницу или помощницу.
