Я направился вслед за ним, в его домик. Моя утомленность все не проходила, меня слегка покачивало.
Войдя в домик, я с удивлением уставился на странное сооружение посреди комнаты.
– Пока тебя тут не было, я времени не терял. Наука превыше всего.
– Что это?
– Это научный эксперимент.
На четырех направляющих располагался прозрачный лабиринт с мелкой стальной сеткой вместо пола. Когда он все это построил?
– Я проверяю, достаточно ли разумна лабораторная крыса, чтобы решить задачу, от которой зависит ее жизнь. Стеклянный лабиринт-камера в верхней части аппарата – это место, в котором и будет находиться крыса. Механизм, соединенный с лебедкой, обеспечивает медленное опускание лабиринта в сосуд с водой. В центре лабиринта аппарат – редуктор, который обеспечивает нужную скорость погружения, а рядом с ним – кусочек сыра, но отвлекаться на него нельзя, иначе не хватит времени, чтобы решить задачу. Перед редуктором три клавиши и два кубика. Синяя – включает тормоз, останавливает погружение камеры. Обрати внимание, что двигатель при этом просто заклинивает, и у крысы останется не более тридцати-сорока секунд на дальнейшие действия, перед тем как он сгорит, и она навечно останется в подвешенном состоянии. Красная клавиша – обеспечивает отключение от редуктора одного из звеньев. При нажатии на зеленую клавишу в редуктор включается звено с таким же передаточным числом, но другим направлением вращения. Затем необходимо отпустить синюю клавишу для отключения тормоза, и камера начнет подниматься вверх. В верхнем положении комнаты сработает механизм фиксации и дверь из лабиринта откроется. Красную клавишу отпускать нельзя, так как произойдет обратная замена звеньев. Но кубики достаточно тяжелые, чтобы удерживать клавиши в нажатом положении.
– И крыса все это сможет? Положить кубики на нужные клавиши в нужном порядке?
– Надеюсь. У нее есть подсказка – он указал на табличку у входа в лабиринт, где схематично были описаны необходимые действия. – Тебе интересно?
Я не видел тут ничего особенного – крыса довольно умное животное и многое может при соответствующей дрессировке. Удивительно было, что Драчев нашел время на подобные эксперименты. Тем не менее, я кивнул, после чего он положил белую крысу у входа в лабиринт, закрыл дверь и включил двигатель.
Крыса деловито пробежала мимо таблички – ну надо же, не стала читать – подошла к сыру и стала спокойно есть. Пока она расправлялась с лакомством, лабиринт преодолел уже половину пути.
– И долго вы ее дрессировали? – ухмыльнулся я.
– Ты о чем? Я ее не дрессировал. Весь смысл эксперимента – убедиться, что крыса разберется в функциональном значении редуктора, кубиков и клавиш и сможет спастись. Дрессировка – это не понимание, это механическое заучивание. Необходимо оценить способность к анализу и принятию рациональных решений на основе полученных данных.
– Но это же абсурд, это просто невозможно!
– Ты тоже так думаешь?
– Оставим за скобки, что у животного отсутствует понимание причинно-следственных связей этого механизма, и она не умеет читать. Крыса даже не понимает, что ей грозит опасность!
Драчев пожал плечами.
– Когда вода начнет поступать в лабиринт, поймет.
Почувствовав воду под ногами, крыса жалобно пискнула и в панике заметалась по стеклянным коридорам.
Я хотел подойти и вытащить ее, но мои ноги стали как ватные, рукой я тоже не мог пошевелить. Только сказал:
– Это просто садизм! Вы убиваете животное без всякой причины!
Мне было очень жалко крысу.
– Это наука. У эксперимента есть причины.
Крыса до последнего пыталась плыть и искать выход, пока вода не вытолкнула весь оставшийся воздух.
– Жаль… – разочарованно произнес Драчев. – Может быть, другая крыса справится лучше?
VI
– Устюгов не показался вам подозрительным?
– В принципе, нет. Было странно, что он так быстро сорвался ехать. Но это же логично, что милиция подчиняется госбезопасности. Тем более, он позвал его не по секретным делам, а для профессиональной помощи – чтобы найти преступника. Вы знаете, я не задумывался о субординации и взаимодействии в наших органах.
– Вы ему доверяли?
– У меня не было формальных причин ему не доверять.
– А неформальных?
Почему он так вцепился в Устюгова?
– Нет, – ответил я, тщательно подумав.
– Хорошо. Вы упоминали, что подремали по дороге в Доброе. Что-нибудь снилось?
А это здесь при чем?
– Нет. Мне редко снятся сны.
– Ясно. Продолжайте, пожалуйста.
***
– Проснись, Максим!
Я проснулся от стука в дверь машины. Устюгов уже стоял снаружи, мы были в Добром. Он довез нас прямо до турбазы. Голова очень сильно болела, видимо, сна мне все-таки не хватило. Стоял глубокий безлунный вечер. Темные сумерки объяснялись тяжелыми тучами, покрывшими небосвод. Дело шло к серьезному дождю, и это было очень плохо. Грунтовка до Энска могла стать непролазной.
Навстречу нам из кафе выбежала Резцова. Крайне взволнованная.
– Слава богу, наконец-то! Максим, почему ты нас бросил?! Кто вы? – она обратила внимание на Устюгова.
Устюгов представился и спросил, где сейчас Чепиков. Резцова всхлипнула.
– Александр Викторович умер прошлой ночью.
– Как?! Что случилось?!
– Не знаю. Фельдшер говорит, сердце. А еще кто-то порезал все покрышки на автомобилях, и мы не смогли никуда выехать утром. И телефон не работает. Врач этот… Подождите. Вы в курсе происходящего?
– Мне Максим все рассказал, в общих чертах.
– Только он не знает, что его дорогой врач объявил карантин и потребовал, чтобы мы в течение пяти дней не покидали поселок! Поговорите с ним, пожалуйста. А кто вас вызвал?
– Александр Викторович, – ответил Устюгов. – Послал Максима за мной.
– Поэтому я и уехал так срочно, извините, – сказал я хозяйке, краснея.
Мы пошли вместе с ней в кафе. В зале не хватало только Чепикова и якута. Как только мы вошли, все присутствующие ринулись к нам, что-то рассказывая, объясняя и жалуясь. Без Чепикова здесь была анархия.
– Прошу всех успокоиться, – громко сказал Устюгов. Меня накрыло ощущение дежа вю… – ситуация будет взята под контроль. К сожалению, по эпидемиологическим причинам вам в настоящий момент не разрешено покидать поселок. Неподалеку силами санэпиднадзора организуется временный госпиталь, куда мы отправимся через два дня, чтобы пройти карантин. Срок карантина – пять дней.
У меня просто челюсть отвисла от того, насколько этот человек гладко лгал присутствующим. Я и сам бы поверил.
– Поэтому от вас требуется прежде всего спокойствие, и мы через это пройдем. Это все, кто есть? – спросил он Резцову.
Вместо нее ответила Подчуфарова:
– С утра из поселка ушел наш охотник. Его зовут Эрхан Алдан. Ружье свое взял и ушел.
– Эрхан – это имя, Алдан – фамилия?
– Да. Эрхан Кундулович Алдан.
– Вы знаете, куда он пошел?
– У него есть охотничий домик неподалеку, часа два ходьбы. Думаю, он пошел туда.
– Отлично! Вы проводите меня.
Подчуфарова пожала плечами.
– Нет.
– Я у вас не спрашивал, а поставил в известность, – отмахнулся от нее Игорь и обратился к окружающим, – Товарищи, мне необходимо собрать здесь всех, – громко сказал он всем присутствующим, – поэтому мы отлучимся на несколько часов за товарищем Алданом, вернемся ранним утром. Постарайтесь выспаться, потерпите еще немного.
Устюгов повернулся к Драчеву.
– Вы – доктор Драчев? – уточнил Игорь.
– Да.
– Вы осматривали товарища Чепикова?
– Так точно.
– Ваше профессиональное мнение? Что показало вскрытие? Тоже язва?
– Я его не вскрывал, но если настаиваете, проведу вскрытие. Это точно не сибирская язва, нет ни одного характерного симптома. Мое мнение – смерть во сне в результате внезапной остановки сердца. С учетом его возраста и общего стресса – в этом нет ничего удивительного.
– Спасибо, Иван Сергеевич. Я доверяю вашему мнению и, тем не менее, настаиваю. Я не люблю такие совпадения и должен быть точно уверен, что это – случайная смерть.
– Конечно, Игорь Сергеевич, я сейчас же займусь. Максим, можно тебя на минутку.
Он увел меня за руку, а на мое место подошел ранее стоявший в стороне Завьялов. Краем уха я слышал их с Устюговым разговор. Если максимально сжато передать его суть, выглядело это примерно так: «Мне нужно немедленно уехать» – «Это невозможно» – «Да вы знаете, кто я такой?!» – «Да. И мне плевать».
– Максим, мне нужно кое о чем тебя предупредить, – сказал Драчев.
– Внимательно слушаю, Иван Сергеевич.
– Я считаю, мы подверглись в этом поселке воздействию определенных наркотических веществ и являемся подопытными крысами в ходе правительственного медицинского эксперимента, – он говорил довольно быстро и не очень связно. – Ты знаешь, что такие вот Завьяловы и Кашпировские – это проект спецслужб по контролю за населением, которое просто сводят с ума? Сумасшедшими управлять легче, знаешь ли. Симптомы – плохой, бессвязный сон, повышенная тревога и паранойя. Вот поэтому у Чепикова сердце и встало. Многому из того, что мы видим и слышим, доверять нельзя. Подобные эксперименты проводятся на небольшой выборке испытуемых, а потом уже внедряются повсеместно.
– Вы простите, Иван Сергеевич, но ваша речь – хороший пример паранойи.
– А я тебе о чем говорю? У меня симптомы. Возможно, даже галлюцинации. Погоди, ты что, не веришь, что Кашпировского курировала безопасность?
– Нет, это-то наверняка так. Я об эксперименте на нас. Я ничего особенного не чувствую, да и по другим не видно.
– Ты был здесь недолго, а они… – он исподлобья посмотрел на присутствующих, – возможно, тоже в этом участвуют. Послушай, я могу доверять только тебе. Пожалуйста, не ешь и не пей ничего чужого.
– Вы уверены, что сможете провести вскрытие?
– Конечно, Максим, – он даже выпрямился, выкатив грудь. – Я же профессионал.
Устюгов окликнул меня, я попрощался с доктором и подошел к милиционеру.
– Максим, мне нужна твоя помощь. Пойдешь со мной и Юлией Семеновной. Доктор занят, на Завьялова и Резцову рассчитывать не могу – барышни на грани истерики мне не помогут. Я не знаю, будут ли проблемы с этим Эрханом, но на всякий случай надо помочь. У тебя нет оружия?
– Нет.
– Тогда по дороге зайдем в домик к Александру Викторовичу, надеюсь, у него будет.
Мне не хотелось сейчас оставлять доктора в таком состоянии, но я посчитал себя должным родной милиции и пошел с Устюговым.
Нам повезло. Охотничья двустволка – «тозовка» с вертикальным расположением стволов – просто висела на стене у Чепикова дома. Ружье было очень красивым и эстетичным, приятной тяжестью лежало в руках. Я очень любил оружие.
Быстро нашлась и коробка с патронами. Я зарядил в стволы и пулевой, и картечь. Двенадцатый калибр, серьезный аргумент.
– У меня не будет проблем, что я беру чужой огнестрел, не имея разрешения на владение охотничьим оружием?
– Это исключительные обстоятельства. Могу расписку выдать.
– Ни к чему.
А почему «ни к чему»? Я не был знатоком уголовного кодекса, но интуитивно мне казалось, что хищение огнестрельного оружия – серьезное преступление. Удивительно, насколько этот человек потрясающе к себе располагал, хотя ничего для этого пока не сделал. Я опасался, что это впечатление может быть обманчивым, но ничего не мог с собой поделать. Мне хотелось доверять Устюгову.
– Спасибо, что не стал говорить им, что я выдумал про карантинный лагерь. Мне нужно немного времени, чтобы спокойно во всем разобраться, без лишних истерик, – сказал Игорь.
Я молча кивнул.
Мы прихватили с собой фонари и выдвинулись из Доброго вслед за Алданом. К охотничьему домику вела небольшая тропа, едва протоптанная, что в этой глуши совсем не удивляло. Постепенно на лес спустилась ночь. Луна так и не вышла, и мы включили один из фонарей. Луч света выхватывал голые серые деревья и узкую тропинку, но за его пределами царила кромешная тьма. Мы шли уже долго, и молчание из просто неловкого стало нестерпимым.
– Что вы знаете о товарище Алдане? – спросил Игорь у Подчуфаровой.
