– Нет. Ты лишь ожесточишь своё сердце. Ты выполнил приказ отца – это уже дорогого стоит. Никто не брался за такую сомнительную работу, а ты сумел. Я горжусь тобой! – солгала Анаит.
– Но его отношение ко мне почему-то не изменилось. Выходит, твой отец не повзрослел, раз решил не отвечать за сказанное? Он отказался выполнить обещанное.
– Это уже его упрямство и глупые принципы, которыми он руководствуется. Мне кажется, он надеялся, что ты не вернёшься. Ведь задание и правда было весьма опасным.
– Конечно! Никто не хотел, чтобы я вернулся домой, к тебе.
– Но ты вернулся! Будь уверен, что в скором времени на тебя обратит внимание Харольд или сам конунг Аттал. Смельчаки всегда в чести, хоть и властолюбцы иногда ездят на них верхом.
– Ты можешь рассказать про меня Харольду или Атталу?
– Нет, что ты! Я пташка маленькая. Кому и говорить, так это отцу.
– Он меня ненавидит.
– Не то что бы ненавидит, просто немного недолюбливает. Я намекну ему, но обещай, что не будешь больше искать встречи со мной. Пусть отец думает, будто мы друг другу безразличны.
– Но это не так! – возмутился Ульрих. – Я ведь тебя так…
– Успокойся, Ульрих. Я говорю: создавать видимость. Отец постоянно в разъездах. В его отсутствие мы можем точно так же греться на солнышке и разговаривать.
– Почему ты водишься со мной? – не выдержал Ульрих. – История с твоим младшим братом – это правда?
– Правда, – спокойно ответила Анаит. – Это ничего не меняет.
– Это меняет всё! – воскликнул мальчик. – Ты же меня не любишь, а относишься как к брату.
– Всё верно – отношусь как к брату, и любовь у нас, как у брата с сестрой. Настал час поговорить с тобой откровенно, по-взрослому. Да, мой отец тоже старше мамы почти на десять лет. Но когда мне двадцать, а тебе двенадцать – это катастрофа. Если бы ты прожил на свете хотя бы годков пятнадцать, то можно было бы говорить о союзе. Но ты ещё слишком юн! Я вижу, как ты оказываешь мне знаки внимания: таскаешься хвостиком, намекаешь на близость, даришь высохшие букеты – мой брат был точно таким же! Ты его копия и внешне, и в поведении. Глаза разве что разные. Поэтому я и отношусь к тебе как к брату. Ты осмелел, когда вернулся. Да, ты оказался шустрым, но при чём здесь я? У меня есть близкий и дорогой мне человек, которого я люблю и за которого молюсь Ахурамазде каждый раз, когда он садится на коня.
– Видимо, люди взрослеют тогда, когда их безжалостно обижают близкие, – Ульрих вытирал слезы. – Я не вижу смысла в жизни, в которой нет тебя.
– Совсем спятил? Давай, иди! Лезь на стену и прыгай.
Ульрих впервые видел, чтобы Анаит злилась. Его пыл несколько угас.
– Лучше бы за Миргалимом бегал, – продолжила Анаит. – Точно бы повзрослел раньше сверстников. При дворе Аттала он – самый учёный муж. У него есть чему поучиться. Но прежде возьми меч. Самоубийство не может ждать.
– Ходил я к вашему Миргалиму, – всплеснул руками Ульрих. – Как пристал ко мне: дай тут посмотрю, там посмотрю! В штаны мне залез, всего потрогал! Чёрные слёзы искал, метки какие-то, Филином меня называл.
– Голова у тебя и впрямь крутится, как у филина: всё замечаешь и слышишь. Да, он чудной старичок. Не каждый разглядит в нём мудреца и не каждый останется рядом на долгие годы. Только исключительный и терпеливый человек способен выдержать причуды Миргалима. Даже отец сейчас с ним почти не разговаривает. Приходит посоветоваться, слышит в ответ пару загадок и уходит злой. Попробуй поговорить с Миргалимом снова. Ты ведь не искал поддержки у старика, он сам тебя нашёл.
– Нашёл, а я дал дёру. И он снова нашёл. Клянусь Вотаном, боюсь я вашего Миргалима и с ним ни повзрослею, ни ума не наберусь, – всхлип мальчика перерос в жалобный плач.
– Он что-то ищет у детей. Ему нужен ребенок, но Миргалим не может понять какой именно. Аттал думал, что у старика не утихомирилась плоть, но я знаю, что Миргалим никогда не придавал утехам значения. Вытри слёзы. Тебе что, пять лет, чтобы так плакать?
Ульрих покачал головой, утёрся полами рубахи и спросил:
– А тебя он осматривал?
– Я старовата для его изысканий, – ответила Анаит.
– Значит, мы больше не будем общаться?
– С чего ты взял?
– Ну у тебя же есть Эмрес, – буркнул Ульрих.
– Будь ты постарше, мы бы поговорили иначе.
– Если я стану взрослее, то ты будешь меня любить?
Анаит взглянула на его нелепый вид и еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Ульрих нацепил полосатые штаны, на полы которых постоянно наступал, и рубашку, в которой тонул. Этот пылкий юнец с неоформившимся телом и первой влюбленностью склонился над девушкой с таким грозным видом, словно был бастардом самого бога Тора.
– Я уже люблю тебя. Сколько раз тебе повторять? Люблю как брата.
– Меня такое не интересует. Обещай, что полюбишь меня, как Эмреса?
– А с ним что делать?
– Я с ним разберусь!
– Так, довольно! То он из-за разбитого корабля пускает слезы, точно девчонка, то готов убить человека, чтобы добиться моей любви. Ты меня удивляешь, Ульрих! Прошу тебя, успокойся!
– Не надо меня успокаивать! Думаешь, я не могу убить человека?
– Так ты меня точно не покоришь. Ты говоришь об убийстве так, будто уже совершил его, но умений у тебя не хватит. Ты на кого замахнулся? Эмрес тебя пальцами раздавит!
– Ты меня недооцениваешь! Да я запросто могу убить человека! Я уже убивал.
– Кого? Ты курице голову отрубить боишься. Тоже мне, галл.
– Я не галл, а секван, – Ульрих скрестил руки на груди. – Я убил человека, когда был в лесу.
– Мне надоело. Пойди, подыши воздухом, приди в себя.
– Если ты не заметила, я всю жизнь живу на улице, – зароптал Ульрих.
– Видимо, опьянел.
Анаит метнула взглядом молнию и ушла. Ульрих долго смотрел ей вслед и злился. Он не понимал, почему эта горделивая девица так вольно себя вела в месте, которое не являлось её родиной. Внутри него всё клокотало, ему казалось, что он мог даже ударить Анаит.
Ульриха так и подмывало поведать всем о случившемся в лесу, он гордился убийством Далака, пусть и случайным. Он хотел рассказывать о своём поступке на каждом шагу, однако из-за природной трусоватости молчал. В этом случае трусость проявилась как здравый смысл.
Ульрих мечтал о наставнике. В каждом из своих учителей мальчик видел изъяны, но выделял и их достоинства. Он желал, чтобы появился мастер, который совмещал бы в себе пытливый ум Бельфора, силу Агареса, хладнокровие Харольда и мудрость Миргалима. И чтобы этот наставник научил Ульриха свирепо драться, вести военные дела, преодолевать преграды в душе и страстно любить. Ульрих пока не понимал как, но чувствовал, что неведомый наставник скоро появится на его жизненном пути, истыканном чертополохом.
Сейчас мальчик не придумал ничего лучше, чем пойти к Агаресу и рассказать об Эмресе и Анаит. Устранить соперника напрямую он не мог, ведь следопыта такого уровня не застать кинжалом в ночи и не поймать врасплох отравленным кубком вина. Мальчик посчитал, что лишь наставник нетопырей сможет найти на управу на собственный выводок.
Ульрих подумал, что если сию же минуту расскажет Агаресу правду, то уже завтра бездыханное тело Эмреса будет приковано к частоколу. Голову захлестнула волна предательских мыслей. «Если Эмрес отправится в Вальхаллу, то на его место хлынут другие женихи», – подумал Ульрих. В таком случае свободное место достанется Калвагу, на которого Агарес уже не имел никакой управы.
– Попробовать всё же стоит, – и Ульрих сжал маленькие кулачки.
***
Найти Агареса оказалось неразрешимой задачей. Выяснилось, что тот покинул цитадель ещё два дня назад. Ульрих три дня бродил возле ворот в ожидании перса.
Наконец Агарес вернулся в крепость. Перс злился из-за затянувшейся осады и не мог придумать пути обхода. Ульрих об этом не знал, когда направлялся к нему. Он остановился на пороге хижины Агареса и прислушался.
– Я не знаю, как проникнуть в крепость, – услышал мальчик голос Кемнеби. – Я думал, что когда увижу форт, то вспомню, откуда выходили ланциарии. Нам нужен человек, который покинет крепость и сообщит нам пароль.
– Невнимательный лазутчик – плохой лазутчик! Если мы ничего не придумаем до конца недели, то Аттал с нас шкуру спустит.
– Разве у конунга есть замена великому Агаресу?
– Это удар по моей репутации! Как ты не понимаешь?
– А если конунг попросит остановить падение небесного светила, но вы не сможете это выполнить, то ваша репутация тоже испортится?
Послышался глухой удар и следом вздох Кемнеби.
– Я всего лишь говорю, что выполнить задание изначально невозможно, – пролепетал Кемнеби. – Может, стоит зайти с другой стороны? Расспросить наших лазутчиков, поговорить с кавалеристами Калвага?
– Дожили! С Калвагом я ещё не советовался.
– Тогда с пиктами. Они ведь выходят в ночь?
– Ты так и не понял, Кемнеби. Нам нужно пройти через скрытый ход незаметно. Даже Бельфору туда не пролезть – засекут на месте. Нам нужен человек из крепости, который проведёт нас к ходу и сообщит пароль, который меняется каждый караул.
– Нужно поймать лазутчика.
– Как правило, они успевают себя убить прежде, чем их поймают. Неужели Кустодиан не говорил?
– Говорил.
– Лазутчики и караульные при обороне крепости всегда готовы к смерти, посему ловить их бесполезно.
– Если бы я знал, где находится лаз, то сразу сообщил бы, – произнёс Кемнеби. – Мы выходили через малую дверь центральных врат. Осады не было, мы не прятались.
– А сейчас всё изменилось. Задумка конунга удалась лишь отчасти. Замена легатов погоду не шибко изменила.
– Но ведь это идея Миргалима!
– Пойди напомни об этом Атталу. Бери плащ и уматывай. И найди мне Филиппа, – вдогонку крикнул Агарес.
Кемнеби стрелой вылетел из хижины. Ульрих в последний момент успел отскочить в сторону. Он решил подождать, когда придёт римлянин. Филипп пришёл спустя несколько минут. Все знали, что Македонец трепетал перед правящей верхушкой, однако чувствовал себя наравне с Калвагом и Агаресом и мог надерзить им. После прихода в лагерь с Филиппом обращались хуже, чем со старой кобылой, однако он не унывал, ведь жалование получал исправно.
– Агарес, какая честь!
Услышав слащавый голос римлянина, перс повернулся. Он ожидал увидеть распростертые объятия и уже подумывал, каким способом отрубит руки Македонца, но тот с весёлым видом стоял в стороне.
– Конунг сказал, у тебя светлый ум, – сказал Агарес.
– Он преувеличивает, – с притворным раболепием произнёс Филипп.
– Я знаю, поэтому и позвал тебя, – процедил Агарес. – Харольд сказал, что вся переписка осталась в крепости? Зачем ты её вообще хранил? Нравится перечитывать послания этого недоноска? Может, вы любовнички?
Весёлое настроение Филиппа мигом испарилось. Он встал в горделивую позу легата римской армии и склонил голову набок.
– Их никто и никогда не найдёт. А почему не уничтожил: твоё какое дело?
– Ты жив и ходишь на двух ногах только благодаря мне, ты выбил себе непомерное жалованье, спешу заметить, больше, чем моё, только благодаря мне. Ты имеешь право перемещаться…
– Да понял я. А вы можете осаждать гарнизон только потому, что у вас есть я. Поблагодарите для начала, что вообще к нему подобрались. Однако даже гнилой и поломанный, он по-прежнему непреодолимое препятствие для таких псов, как вы – галлы.
– Я не галл!
– Но служишь им. Все начальники Аттала почему-то не являются алеманнами или галлами, но это не делает им чести. Мы все здесь наёмники и трудимся на благо самих себя, а не государства.
– Государством редко правят его же граждане. Перед людьми обычно сажают марионетку их кровей, чтобы внушить больше доверия. У меня нет времени на споры, Македонец. Перейду к делу. В гарнизоне остались письма, мы должны их получить. Их требует Аттал. Нужен твой слуга Савл.
– Боги, небось, уже прибрали старого увальня к рукам. Я не знаю, жив ли он.
– Нужно, чтобы он принёс тебе письма. Остальные дела римского гарнизона тебя не касаются.
– Получить письма не проблема. Напишу Савлу – мы иногда обмениваемся мелкими новостями. Пароль старик, конечно же, не сообщит, ведь у него нет к ним доступа. Я ему напишу, он вынесет письма.
– Почему же не сделала этого раньше?
– Меня никто не спрашивал.
– Тогда делай, что сказал. Времени осталось мало.
– Если я получу письма, то может, отдашь мне свою дочурку?
– Я прощаю тебя, выродок, – Агарес выдохнул. – Это в твоих интересах, Македонец. Не в моих. К Анаит даже не подходи, ежели жизнь дорога.
– Какие же персы всё-таки ханжи. Дни идут, ничего не меняется.
– Разговор с тобой утомил меня. Последний вопрос: кто из своры Кустодиана хорош в бою?
– Да все более-менее сносные.
– Ты как Кемнеби. Вам двоим не хватает беспристрастности.
– Ну на вылазку я бы взял Прокла и Кемаля. Они ловкие парни, много не говорят и много не просят.
– А как с боем?
