– Просто ничего не изменилось, – уныло произнёс Гунн.
Гоплиты пошли искать уцелевшую хижину, а Ульрих направился к сбитому соколу. Мальчик вытащил стрелу, осмотрел птицу и понёс трофей римлянам.
– Что я делаю? – бубнил себе под нос Ульрих. – Может, пора линять? Зачем я так поступил с Далаком? Ведь я даже не знаю, как вести их в бург.
Ульрих не ожидал, что путники окажутся настолько опытными солдатами. Когда он впервые увидел тренировку Бельфора, то его восторгу не было предела. Ульрих не встречал настолько быстрых и хлестких бойцов даже среди берсерков. Ему казалось, что нет на свете человека сильнее Бельфора. Мальчик считал, что ненавистный ученик Агареса превзошёл самого учителя.
На пути римляне встречали лазутчиков Калвага, появление которых Ульрих не мог предугадать. Посему гоплиты не раз вступали в бой с людьми Кулака. Едва они прошли Энанки, как встретили несколько отставших лазутчиков из иберийских вандалов. Ульрих снова убедился в мастерстве римских «собратьев». Бельфор не шёл ни в какое сравнение с Эфиальтом, который мог убить врага даже ивовой веткой.
Чем ближе был Арелат, тем больше сомнений зарождалось в душе Ульриха. Он желал завести врагов в ловушку, чтобы угодить Агаресу. На пути к Анаит ещё стоял Эмрес, но Ульрих после встречи с римлянами уже не считал его помехой. Мальчику казалось, что гоплиты способны пройти сквозь стены, не дышать под водой и уничтожить целое войско, лишь бы добраться до Аттала. Ульрих отчётливо понимал, что в случае смерти конунга у Агареса сменится господин. И тогда вместе с ним уйдёт и Анаит.
Мальчик вскипел. Ему захотелось отравить римлян и заколоть в темноте Агареса с его будущим зятем. Из-за юности, слабости и малых возможностей Ульрих привык действовать исподтишка.
Он нашёл гоплитов возле кузницы. Анион приводил меч в надлежащий вид, остальные с удовольствием уплетали хлеб, который макали в сырое яйцо.
– А Прокл был прав, – сказал Кемаль, забирая у Ульриха добычу. – И правда охотничий сокол. Взгляни на когти. А это что?
Грек осмотрел привязанный к когтям птицы кожаный подсумок на ремешке, который, судя по всему, служил карманом для писем. На выцветшей коже смутно просматривалось тиснение в виде мифического существа с пятью не то головами, не то щупальцами.
– Дерево? Или другая пакость?
– Есть догадка. Дай малость пораскинуть мозгами… – сказал Прокл.
– Хватит уже заниматься ерундой. Нам нужен план, – вмешался в разговор Протей. – Ульрих, проводник ты превосходный. Тут без вопросов. Ты хорошо знаешь лес, но так ли хорошо знаешь город? С нашей стороны… нет, не с нашей, а со стороны арелатского легата было глупо вверять жизни взрослых мужчин дрожащей твари вроде тебя. Сейчас каждый солдат на счету. У Рима нет такой роскоши, как у Аттала. Помните, что говорили жители? За Арелатом собралось почти полмиллиона человек. Если молва не лжет, то у них и еды в достатке, и броня прочна, и мечи остры. Только сейчас, почти достигнув цели, я понимаю глупость нашей затеи. Если фортуна соблаговолит, то мы убьём Аттала. А что дальше? У него полно полководцев, воспитанных Римом. Любой из них займёт его место. И так бесконечное количество раз.
– Предлагаешь пойти назад? – сказал Анион.
– Нет, я всего лишь рассуждаю.
– Очень редкое для тебя свойство, – пробормотал Гунн.
– Я всё слышу, – сказал Протей. – Нет, мы продолжим движение.
– Весь путь мы идём по наитию, – сказал Прокл. – В гарнизоне следовало всё продумать. Ведь перед тем, как приступить к неразрешимому делу, люди ищут пути подхода. Но зачем теперь обременять голову мыслями о грядущем, если оно непостижимо? Мы же не знали, как попадём в Арелат. Теперь до него рукой подать. Все подходы нашли, а как развязать главный узел – не поняли.
– Ты о чём? – спросил Анион.
– Филипп просто выпнул нас из гарнизона, мол, принесите мне на блюде голову Аттала. А как это сделать и для чего никто не объяснил. Это же не осада города Олоферном[2 - Олофе?рн – согласно Книге Юдифь, ассирийский полководец, стоявший во главе вторгшейся в Иудею армии царя Навуходоносора, которая насчитывала «пеших сто двадцать тысяч и множество коней с двенадцатью тысячами всадников». Любуясь красавицей, Олоферн опился вином и заснул. Когда слуги удалились из шатра, Юдифь обезглавила спящего Олоферна его собственным мечом и отдала отрубленную голову своей служанке. Подчиненные Олоферна отправились за своим военачальником, и, найдя его убитым, пришли в ужас. Ассирийцы были обращены в бегство и по частям разбиты войсками израильтян, отступив за Дамаск.], когда достаточно было вытащить шнурок из калиги, чтобы она свалилась с ноги. Нет – теперь убийства лидера недостаточно.
– Что ж ты не сказал об этом Филиппу? – спросил Протей.
– Не было нужды. Кустодиан высказал соображения, но Филипп стоял на своем. Вы и без меня знаете, что в их споре победил высокий чин, а не опыт.
– Выходит, Кустодиан нас просто принёс в жертву? – возмутился Стиракс.
– У него не было выбора. С легатом особо не поспоришь, – парировал Прокл. – Задание кажется мне всё более безнадёжным. В гарнизоне Хлора я ещё чувствовал азарт, но теперь только тоску. Договорённость префекта с алеманнами – только видимость. У нас ничего не выйдет!
– Остаться в крепости мы не могли, – сказал Стиракс. – Легионер выполняет приказ. Выполнимый или нет – это уже другой вопрос.
– Как заговорил наш Гунн! – посмеялся Протей. – Всё обсудили? А теперь к делу. Парень, где в крепости мы найдём Аттала? Как обойдём его охрану? Как мы поймаем конунга, если лазутчики ни разу не видели его ни в Арелате, ни в гарнизоне?
– Если наши наместники договорились, то мы придём в бург как раз во время затишья.
– Кто ваш наместник?
– Артур из германцев, – ответил Ульрих.
– Это не тот молокосос, который встречал нас на красной линии? – спросил Протей.
– Наверное, он. При Аттале можно стать наместником крепости и в пятнадцать лет. За мешочек с золотом любой может приблизиться к конунгу.
– Ваш Артур, значит, богат? – спросил Стиракс.
– Не знаю, но он на побегушках у Аттала. Нашего конунга сложно понять. В один день он возвышает, в другой – кидает мордой в грязь, – хмыкнул Ульрих.
– Говоришь заученными словами, – Прокл исподлобья взглянул на мальчика.
Ульрих смело посмотрел на грека и продолжил:
– Люди устали от непостоянства конунга и видят на его месте брата Аттала – Эрамуна. Поэтому нам с вами и пришлось на время подружиться.
– Это что ещё за человек? – спросил Стиракс.
– Самый младший из семьи Матайеса, – пояснил Ульрих. – Кажется, он бастард. Матайес привёз его после похода на иберов.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Протей.
– Во всей Галлии матери читают детям одни и те же сказки на ночь, – ответил вместо Ульриха Прокл.
– И чем Эрамун лучше Аттала? – спросил Протей.
– Людям нравится, что Аттал решился на отделение Галлии, но не нравятся его способы, – сказал Ульрих. – Эрамуна считают бесхарактерным, но Харольд утверждает, что он больше подходит Галлии.
– Он сказал это Атталу? – удивился Протей.
– Нет. Он разговаривал об этом с Эмресом, – угрюмо произнёс Ульрих. – Я подслушал их разговор.
– И зачем им такой царёк? – спросил Стиракс.
– Таким легче крутить, – сказал Прокл. – Полагаю, Аттал строг и требователен, и галльская знать задыхается от его тисков. Большие люди тем и отличаются, что не дают покоя ни себе, ни другим. Слышал, что Харольд тоже не так прост.
– Возможно, он и затеял убийство конунга, – сказал Анион. – Такие подстрекатели всегда стоят в тени.
– Ты с ним знаком? – спросил Протей.
– Кустодиан рассказывал про Харольда. Они общались всего раз, когда префект хотел заключить перемирие с Матайесом за год до его смерти. Вы же знаете нашего наставника. У него дурак на дураке, но о Харольде он отзывался с уважением.
– То есть вы считаете, что за происходящее отвечает Харольд? – спросил Кеннет.
– Да брось, – махнул рукой Прокл. – Это невозможно. Одному человеку это не под силу.
– Скорее всего, он действует не один. Мы не знаем его союзников.
– Иногда людям или событиям приписывают такие необычайные свойства, что в их существование трудно поверить, – сказал Прокл. – И только спустя десятилетия люди убеждаются, что сказанное являлось чистейшей правдой.
– Слишком сложно, – сказал Гунн.
– Невыносимо, – поддержал Протей.
– Ты любишь зайти издалека, – сказал Анион и взглянул на Стиракса. – Но учти, твои соратники, и я в их числе, умом не блещут.
Прокл разломил краюху хлеба и передал Протею.
– Думаю, что Аттал обратился к людям, которые выше законов и народов. Слышали про Дориамида из Килоса?
– Нет, – Стиракс зевнул.
– Какой-нибудь очередной свихнувшийся киник в бочке[3 - Имеется в виду известный древнегреческий философ-киник по имени Диоген, который жил в бочке.], – процедил Протей. – Стоит человеку выкинуть фокус, как все им начинают интересоваться. Так чем знаменит твой Дориамид?
– Ничем. Квесторы в Риме до сих пор спорят: жил ли он на самом деле. Именно он в своей книге отразил понятие власти над властью.
– И к чему нам эти сведения?
– Я всего-то хотел сказать, что даже властители алеманнов и римлян иногда спрашивают совета у небес. И я говорю не про Вотана и Митру.
Анион кивнул.
– Я понял, о чём речь. Ты про этфириадов?
– Да, я часто слышал про племя северян с гербом в виде снежной гидры, – сказал Прокл. – Думаю, эмблема на подсумке обозначает не дерево, а гидру.
– Хочешь сказать, сокол принадлежит им? – скептически поинтересовался Протей. – Неведомым людям с севера?
Прокл пожал плечами. Анион оживился.
– Я слышал о некой стране, занесённой снегами, – сказал он. – Там короткое лето, а земля способна подарить только место упокоения усопшим – и то в снегу. Люди не приходили в тот край – они зародились там, в чистом хаосе. Сражаясь со стихией и пребывая в вечном напряжении, они стали умнее нас. Их головы вытянулись, а тела закалились. Едва они нашли способ обуздать стихию, как им пришла мысль завоевать соседей. Но после череды сражений они поняли, что война – слишком мелко. Для господства над сушей и морем они взяли за основу имперский принцип – разделяй и властвуй…
– Каков итог? – перебил Протей.
– Битва правителей на Востоке – дело рук племени гидры.
– Вздор! Невозможно.
– Это не совсем люди, – сказал Прокл. – У них в крови дьявольские амбиции, а их душу терзают несбыточные желания.
– А про собакоголовых людей сказки будут? – с сарказмом произнёс Протей. – А небылицы про блеммиев[4 - Вымышленная раса человекоподобных существ, у которых нет головы, а глаза и рот расположены на груди. Первое известное описание акефалов имеется в «Истории» Геродота. Плиний Старший назвал подобных существ блеммиями в «Естественной истории».]? Заканчивайте этот вздор.
– Хорошо, когда-нибудь ты спросишь у меня про эту историю. Или у другого человека, но спросишь.
Разговоры смолкли. Гоплиты пообедали и распределили часы караула. Анион спрятал соколиный подсумок у себя.
***
Путь до Арелата стал ещё более запутанным, и теперь гоплиты шли зигзагами вроде тех, что раньше наносили на легионные скутумы. Ульрих убедил римлян идти длинной тропой в надежде, что за время шествия примет окончательное решение. Но этого не случилось. За пять дней до полной луны путники оказались возле хорошо укрепленного бурга Арелата, который некогда принадлежал римлянам и звался фортом Германика.
Серебристые отблески луны падали на высокие стены, освещая всех стражников. Ульрих не солгал: в крепость действительно прибыл Аттал, который распорядился об усилении караулов. Об этом гоплиты узнали от галла-скорняжника, с коим встретились в лесу накануне.
Ульрих рассчитывал, что конунг не объявится, однако планы правителя Галлии менялись по десять раз на дню. Мальчик пока не понимал, нужна ли ему смерть Аттала. Но знал, что от убийства конунга ничего не выиграет, ведь тогда вместо освободительной войны начнётся обычная делёжка власти.
Гоплиты так увлеклись походом, что забыли, куда и зачем шли. Компания горячо спорила прямо напротив стены. Каждый предлагал пути подхода.
– Можем попробовать пройти через сточную канаву, – предложил Ульрих.
– Предлагаешь лезть в дерьмо? – спросил Протей.
– Взгляните на стены. Когда я уходил, дозорных было меньше.
– Не дури мне голову, парень! Не может быть, чтобы в бурге вырубили лишь одну дверь. Знаешь, сколько крепостей захватил великий Юлий?
– Какой Юлий?
Протей проигнорировал невежество Ульриха.
– Галлы первое время сопротивлялись захвату, хотели храбро умереть в пример другим, да только в итоге жить-то всем хочется. Поэтому они принялись прорубать тайные лазы в бургах на случай отступления.
– Да, припоминаю, – сказал Стиракс, – Кустодиан об этом рассказывал.
– Ну, что скажешь?
– Возможно, так оно и есть, – ответил Ульрих. – Только я не знаю, есть ли здесь иные проходы. Я всегда ходил через ворота. Здесь их двое.
– И ни разу не интересовался, есть ли здесь подземелья? – спросил Анион.
– Нет.
– О боги! У тебя ужасное детство.
– Хотите сказать, нам придётся либо карабкаться по стене, либо шагать по дерьму? – осторожно произнёс Стиракс.
– Напасть мы не сможем: у тебя стрел не хватит, – сказал Прокл. – Взгляни, сколько людей на стене.
– Да и с отхожей ямой не всё так просто, – сказал Ульрих. – Там стоит толстая решётка. Она настолько велика, что даже этот её не поднимет.
Анион хлопнул парня по плечу так сильно, что у того подогнулись колени.
