*
Стук канул в замершее, холодное нутро дома и затих. Некоторое время ничего не отвечало им, кроме этой тишины. Но через пару минут изнутри послышалось движение, секундами позже оформившееся в неспешные, тяжелые шаги.
Мертвый дом откликнулся.
Еще через несколько секунд дверь отворилась, приглашая в типовой полутемный холл с лестницами – восходящей справа и нисходящей слева. Пыльный ковер устилал ступени, а человек в сером пиджаке, похожий на покосившуюся тень, глядел на них тусклыми черными глазами.
– Добрый вечер, – сказал доктор Мерц, – вы – Хельмар?
– Да, – безголосо ответил человек, отступая чуть вбок, чтобы они вошли. – Здесь больше некому быть, кроме меня.
– Это воскрешенный, – шепнул Ваня.
Доктор Мерц присмотрелся.
Жить с таким драным и грубо заштопанным горлом едва ли смог бы кто-то живой. С тех момента его смерти и воскрешения явно прошло немало времени: стежки, стягивающие кожу, почернели по краям, а в плохо сомкнутый разрез глубоко въелась пыль. Лицо Хельмара было костлявым, бумажно-серым и немного полупрозрачным, словно часть его остановившейся во времени плоти была уже там, в другом мире. Волосы, некогда темные, после смерти пожелтели на концах, посеклись, перепутались и теперь лежали на плечах светлыми дредами.
Ансгар представил Ивана и себя.
– Мерц, – повторил библиотекарь. – Уж не правнук ли вы Рудольфа Мерца, одного из лучших оккультистов Аненербе?
Под взглядом темных, совершенно живых глаз Ансгар дернулся. Видел он портрет того Рудольфа – истинный «ариец», какой-то даже тевтонец, если судить по выражению лица. Ансгар был его сильно ухудшенным вариантом, ибо включал в себя множество подозрительных примесей, и только глазами был похож.
– Двоюродный.
– За тайным знанием пришли? – улыбнулся библиотекарь, и кожа вокруг его рта полностью уподобилась оберточной бумаге. Казалось, что и улыбку, и фразу эту он взял у кого-то на время и носит без особой охоты.
– Мне нужна книга «Русло горы».
Хельмар кивнул. Состояние высохшего, но еще относительно молодого лица говорило о том, что насильственная смерть настигла библиотекаря еще не очень старым, поэтому двигался он легко, цепко и ладно, как паук. И обладал паучиным же спокойствием. Только один раз Ансгару почудилось в его глазах сожаление пополам с чем-то неясным – то ли надеждой, то ли тревогой. Но он тут же забыл об этом.
На третьем этаже располагалась пыльная, из ДСП, маленькая стойка и лабиринты невысоких книжных шкафов.
– Есть у нас две книги, – прошептал Хельмар своим похожим на ночной сквозняк голосом, – они стоят на полке рядом. «Русло горы» и «Хребет реки». Те, кто приходит за знанием, выбирают одну. Если знание хочет открыться им, то в выбранной книге они видят текст.
– А если знание не хочет открываться?
В обществе двух покойников Ансгар чувствовал себя неприлично живым. То, что в библиотеке нет отопления, похоже, имело значение только для него. Как же они хранят книги? Книгам нужен правильный климатический режим…
– В этом случае, – Хельмар снова покосился на Ансгара бегло и тревожно, – они видят в книге лишь одни лишь пустые страницы.
– То есть, – уточнил Ансгар, – в одной книге есть текст, а в другой – нет?
– Да, – тощий пыльный Хельмар по-змеиному улыбнулся. – Но каждый раз в разной. Никогда нельзя заранее сказать, в какой именно.
– А если открыть сначала одну, а потом вторую? – спросил Ваня.
– Это не по правилам, – все так же безголосо отвечал Хельмар, пожимая плечами.
*
– Перед тем, – продолжал библиотекарь, – как вы выберете книгу, вы должны что-то отдать. Чем-то пожертвовать. Любой своей вещью. Если жертва понравится, вы сможете увидеть текст.
Нагнувшись, Хельмар начертил на полу мелом круг. Остатки других кругов, в виде забитых мелом щелей между паркетинами, были хорошо видны, из чего Ансгар заключил, что за знанием сюда приходили нередко.
Что можно было отдать? Ансгар припомнил, что как раз сегодня утром надел на руку часы, чтобы каждый раз, когда нужно было узнать время, не вытаскивать мобильник. Часы были недешевые, но чего не отдашь за знание?
И он отстегнул их и положил в круг.
– Этого достаточно?
– Не знаю, – ответил Хельмар. – Это уж как книги решат. Подумайте сами – ведь вряд ли им раньше не приносили часов.
– И они показывали текст?
– При мне – ни разу.
Ансгар наклонился и забрал часы назад. Хельмар с улыбкой наблюдал за ним.
Оглядываясь, Ансгар лихорадочно соображал, что еще есть у него такое, что способно понравиться книгам.
– Ваня, – спросил он, – что у тебя в карманах, кроме салфеток?
– Вообще-то ничего, – ответил Ваня, смутившись. – Только салфетки.
– Тогда давай их, – прорычал Ансгар, досадуя на то, что всего не предусмотришь.
– С ароматом белого лотоса или этого… таежного рассвета? – осведомился Ваня, осмотрев содержимое своих карманов.
– Ненужное эстетство мы оставим для Сальвадора Андреевича, – сказал Ансгар. – А все деревянное проще завоевать патриотической ностальгией.
Пачка «Таежного рассвета» – для личной гигиены, с добавлением натуральных ингредиентов – легла в очерченный мелом круг.
*
Пройдя вглубь между стеллажей, библиотекарь и посетители спустились по винтовой лестнице вниз на второй, а потом и на первый этаж, со стороны, противопопложной парадной лестнице. Здесь располагались стеллажи металлические, с коваными бортиками, и казалось, было холоднее, чем наверху.
– Интересно, – рассуждал Ваня, – почему так много нельзя знать? Я понимаю, когда это нужно, чтобы не допустить человека к тайным силам, способным что-нибудь разрушить. Ну, в мире. Но ведь «Хребет реки», как говорит Ансгар Фридрихович, это всего лишь знания о природе вещей, которую нельзя изменить. Почему оккультистам нельзя знать правду?
– Если бы люди знали правду, – прошелестел Хельмар, – они не делали бы ошибок. А людям нельзя не делать ошибок. Иначе сойдешь с пути. Путь человека определяется его выбором. Когда знаешь заранее, какой выбор делать – не сможешь проявить себя и понять кто ты. Абсолютное знание делает жизнь бессмысленной.
– Сейчас я делаю ошибку? – быстро спросил доктор Мерц.
– И очень большую, – безразлично кивнул Хельмар, погружая правую руку в карман пиджака. Жест показался Ансгару слишком уж профессиональным, и целое мгновение он ждал, что Хельмар сейчас достанет пистолет.
– Тогда, выходит, все правильно, и жизнь моя имеет смысл? – спросил Ансгар, готовясь, если что, броситься на пол и укатиться за стеллаж. Если, конечно, получится.
– Можно сказать и так.
Вытащив их кармана маленькую белую пуговку, Хельмар подбросил ее на ладони и сунул обратно в карман.
*
Подземное хранилище тайных знаний занимало довольно большую площадь. Нужный стеллаж был заставлен плотно, и искомые книги оказались рядом, в самом его центре. Книга «Хребет реки» была серой, а «Русло горы» – черной с медным обрезом.
– Берите одну, – напомнил Хельмар. – И у вас есть час – до четырех вечера. А в половину пятого я закрываю библиотеку.
«Как будто она раньше была открыта» – подумал Ансгар, а вслух сказал:
– Надолго?
Хельмар пожал плечами.
– Не знаю.
– Я бы взял черную, – сказал Ваня. – Она как-то солиднее. Тем более, что вам ее советовал Саддам-книжник.
– Судя по виду этих книг, серую ни разу не выбирали, – заметил Ансгар.
После чего сам протянул руку и взял с полки «Хребет реки».
*
Прежде, чем открыть, Ансгар вытащил салфетку и аккуратно протер обложку фолианта. Обложка оказалась кожаной, жесткой и кое-где растрескавшейся. Однако годом последнего переиздания значился 1970. Буквы, отпечатанные золотом и не померкшие от времени, гласили: «Для посвященных надзирателей, осуществляющих контроль за профессиональными и стихийными оккультистами», а на задней странице обложки похожая фраза была набрана с использованием еще дореволюционной грамматики.
Ансгар подумал и открыл ровно посередине.
На желтоватых листах покоились глубоко оттиснутые черные знаки, ни один из которых российский некромант узнать не мог. Казалось, это были буквы, даже знакомые, но мозг отказывался складывать их в слова.
– Я тебя вытер, – очень нехорошим голосом напомнил Ансгар. – Если не покажешь, что на тебе написано, запылю снова. Это очень противно, поверь мне. Я вот, например, не выношу.
*
– Вы шантажировали мою книгу? – на мертвом лице Хельмара, казалось, вот-вот отразятся эмоции.
– Нет, я просто напомнил ей о чувстве благодарности, – сказал некромант с базарными интонациями. – Надо отдать ей должное, она отреагировала быстрее, чем большинство так называемых воспитанных людей.
– Вы удовлетворены? – церемонно спросил хранитель.
– Посмотрим. Где тут у вас читальный зал?
*
Печатный труд оказался настолько увлекательным, что доктор Мерц чуть не забыл, зачем, собственно, пришел сюда и что хотел найти. Только когда случайно увидал абзац о воскрешенных и их числе, вспомнил.
«…большое скопление мертвых в одном месте невозможно, потому что они всегда влияют друг на друга – читают мысли – создавая общее ментальное пространство. Энтропия в этом пространстве возрастает настолько, что никаких слаженных действий эти армии выполнять не могут. И, если пять или десять мертвецов еще могут отличать в своей голове собственные мысли от чужих и действовать сообразно принятым ими решениям, то, начиная с дюжины, количество поднятых мертвецов считается балластным. Мертвецы запутываются в своих и чужих командах, замирают и, из-за больших мысленных усилий сходят с ума или даже рассыпаются в прах. Одно время даже существовало такое выражение, как тринадцатый мертвец – субъект, после появления которого поднятое сообщество перестает выполнять положенные ему функции».
– Вот, собственно, и все, – сказал Ансгар. – И это стоило скрывать за несуществующим адресом? Там есть куда более скандальные сведения.
– Если все будут это знать, вас перестанут нанимать для массовых воскрешений, – предположил Ваня.
– Да…
Ансгар задумался. Какая-то мысль возникла и ускользнула.
Вложить душу. Массовые воскрешения. Массовое вложение души. Если вкладываешь душу в мертвеца – она умножается на соседнего мертвеца и так далее, пока не наступает путаница. А если осеняешь идеей живого – она не умножается, а отнимается. Личность – сложна. Толпа – примитивна, ибо способна усредниться до одного стремления, отминусовав все составляющие ее души. Мертвецам это явление кажется неправильным. Мертвеца трудно обмануть, он видел изнанку мира со всеми его рычагами. Живому можно дать фальшивую душу, он может сделать ошибку, может поддаться власти дьявола, может… Армия не может быть мертвой. Только живой.
Так Ансгар размышлял довольно долго, сам не понимая, прочитал он это, или додумался. Придя к определенному выводу, он сфокусировал взгляд на страницах и снова увидел неразличимые знаки.
– Хельмар! – крикнул он в темноту. – Мы закончили.
Он понял, почему Хельмар при взгляде на него вспомнил Рудольфа. Это Рудольф когда-то заставил реку вспучиться хребтом и посадил властвовать человека, которого по какой-то своей странной прихоти считал усредненной идеей всего. И все тот же Рудольф своротил горы и выстроил их руслом, когда его протеже сыграл свою роль. Какая тайна крылась за этими действиями? Что это было – обычная игра гордыни или высший замысел, спасение человечества от чего-либо более страшного, чем та война, которую оно пережило?
Вот бы спросить. Но только не у кого.
*
– Вы задержались на десять минут, – сказал Хельмар с некоторым беспокойством. – Вам нужно быстрее уходить.
– А что тут будет? – спросил Ваня.
– История этой библиотеки такова, что иногда после наступления темноты в ней могу оставаться только я.
– Я понял, – быстро сказал Ансгар, хватаясь за ручку двери. – Но почему? – на этот раз спросил он, а не Ваня.
– Уходите! – прошипел Хельмар. Помявшись немного, понял, что пояснений не избежать и нехотя продолжил: – Не все книги попали сюда мирным путем. И часто связанные с ними истории… продолжаются тут. Мне это не грозит ни чем особенным, но вы ведь живой человек.
*
– Вот почему Интайр так беспокоился, – ворчал Ансгар, когда они спускались по темной лестнице. – Социальные осложнения – его фобия.
Они миновали один лестничный пролет, повернули и уже собирались было ступить на первую ступеньку следующего, как вдруг доктор Мерц остановился.
– Где Хельмар?
– А что?
– Лестница.
– А что с ней не так? – удивленно спросил Ваня.
– Смотри.
Господин Мерц указал на старые, покрытые многими слоями краски чугунные перила. В темноте было не очень хорошо видно, на Ване показалось, но они покрыты чем-то мутным. Он коснулся этого пальцем.
– Просто вода.
