Генерал Мовсес Силикян (Силиков).
Генерал Мовсес Силикян стоя говорит в трубку аппарата связи. Вокруг него сидят несколько военных, в основном в форме царской армии, другие одеты на национальный лад. В комнате густой дым от табака. В углу, склонившись над картой, сидит командир разведотряда Баграмян.
На другом конце провода – партийный лидер Арам Манукян.
– Значит, в городе подумали, что я отступил? – спрашивает Силикян. – Да, отступаю, но это не отступление… Ничего необычного, Манукян, так тоже бывает. Это называется манёвр. Маа-нё-ёвр. A как ещё их вытянуть из этих проклятых холмов? Так что никакой паники.
Манукян в Ереване за старшего. Именно его вечно спокойный голос возобладал над криками тех, кто предлагали сдать Сардарапат и всю Араратскую долину и отходить дальше в горы. В мае 1915 года тот же Арам был душой и головой обороны Вана до прихода туда царской армии, о чем прочли в газете Ованес, Армо и Цакан. Цепкий ум, рассудительность, олимпийское спокойствие и розовые очки в сторону: Арам был уникален на политической палитре своего времени. Этот гроссмейстер кризисных ситуации как будто всегда знал, что именно надо предпринять, когда и как. И никакой паша, никакая отборная дивизия, или цейтнот, казалось, никогда не нарушат холодного хода его мыслей. Он, как и в 15-м в Ване, не командир, но душа судьбоносного сражения.
– Хорошо, генерал, паники не будет. Что ещё?
– Я вернул село Сардарапат. Баграмянц докладывает, что в колодцах полно убитых. Как там у поэта? За столько веков они из людоедов стали убийцами. Вот вам и весь прогресс.
– Я понимаю, – Манукян вздохнул, – что было после Сардарапата?
– Теперь турки забрались на холм, а я вот все пытаюсь их оттуда выбить. Пускай турок думает, что я отхожу, как вы там в Ереване посчитали, лишь бы спустились обратно на равнину. Я жду их. А ведь все дело в пушках, Манукян. У нас их мало, многие неисправны, да и снаряды надо сильно экономить. Артиллерист Араратов не может подавить турецкие огневые точки на холмах. Если бы он накрыл их артиллерию и пулемёты, кавалеристы 5-го полка Пирумова вмиг выбили бы турка с холмов, не сомневаюсь.… А сейчас это называется «нашла коса на камень». Сам я не могу на высоту, а им боязно спуститься вниз. Так что мы уже как минимум не проиграем. Но я не знаю, когда победим.
– А я знаю, когда вы победите, генерал, – после паузы сказал Арам.
– Да? Ну и когда же?
– Примерно в течении 10 часов.
Силикян удивлённо оглянулся по сторонам и повёл пальцем по усам.
– С чего это вы взяли, Арам?
– А у вас за 10 часов патроны кончатся. Я уже отправил все, что осталось в городе. Вы должны разбить врага пока есть чем. Так что я знаю, когда победим, но вот беда – не знаю, как. На то вы и армянин, чтобы придумать.
– Да я удин, а не армянин, – поправил его Силикян, – Я потомок Христианской Албании. Хотя какая разница?
– Совсем небольшая, уж тем более сегодня, – Манукян помолчал и в штабе услышали «тик – так» настенных ходиков из Еревана, которые отсчитывали первую минуту оставшихся времени. – Знаете, генерал, а в газетах пишут, что Германии очень нужна нефть.
Силикян нахмурился, пытаясь понять ход мыслей собеседника.
– Но при чем здесь нефть, Арам?
– А они ее только в Баку достанут, больше негде. Так что если вы прогоните турок с Араратской долины, то больше сюда они не сунутся. Вы их там сильно потрепали, Силикян. Думаю, всё, что осталось от грозных оттоманских полков, будет рваться в сторону бакинского района по самому северу Армении и югу Грузии, где войск мало. А на Ереван они больше не пойдут. Так что одна победа за 10 часов – и ход истории изменится. Дело за вами, генерал.
– Ну, а вы своё дело сделали, ведь это было ваше решение дать бой в Сардарапате… Я слышал, многие предлагали отход в сторону озера…
– Сделал, но не полностью. – прервал его Арам, —После отправки амуниции у меня осталось ещё одно дело. Вобщем, мне тут верховный патриарх подарил большую свечу.
Силикян снова нахмурился: «Какую свечу?»
– Очень большую, что зажигают во время церковной службы. Говорят, она горит как раз 10 часов. Вы же их видели у алтаря? Я сейчас пойду в храм и на молитву зажгу её. И пока свеча догорит, вы там спасёте Армению. Удачного вам манёвра, генерал.
Силикян положил трубку и посмотрел на окружающих:
– Мне пушки нужны большие, а не свечи. Что скажешь, Перекрёстов?
Командир партизанского отряда вздохнул.
– Так мы в Эрзеруме оставили пушки, господин Силиков. Они же все это дело себе забрали и вот теперь не спускаются с высот. Не хотят рисковать, видать. А как же? Да там напротив Пятый полк храбреца Пирумова, ваши зей… зейтунцы, да конный Злотарёва в придачу… Попробуй только сойти в долину, – он снова тяжело вздохнул. – Только вот я Пирумову давеча говорил: ты тоже не иди на эту высоту, положат всех наших, хоть к гадалке не ходи. Да-а, правильно вы выразились, Силиков, нашла тут коса на камень, ядрена вошь!
Перекрестов откинулся назад недовольный и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Закурил и снова тихо изрек: ядрена вошь!
Силикян посмотрел на него и погладил усы.
– Перекрёстов, я это понял. Но у Манукяна там уже свеча горит. И нам осталось 9 часов 59 минут для победы.
– Да кавалеристов жалко, поручик Арсен погиб… а мы с ним лет пять знались. – Перекрёстов почесал подбородок, затянулся сигаретой и продолжил, – англичане говорят, будто Энвер перебрасывает сюда свежие полки из Месопотамии…
– Арам думает, что это все в сторону Бакинского района пойдёт. У кого-то ещё есть идея?
– Они сами выдадут нам свою систему огня, – сказал сидящий в углу Баграмян и встал.
Все повернулись к нему. Один из бойцов в папахе спросил:
– Кто это такой?
Силикян поддался назад.
– Ваня Баграмянц, я тебе благодарен за храбрость в Сардарапате. Говори, что у тебя на уме, мы слушаем.
– Вам нужно выбить их пулемёты и пушки?
– Ну да.
– Но мы не знаем точно где они, чтобы туда ударила артиллерия?
– Я же сказал… Вслепую бить не могу, снарядов мало. Да и неэффективно…
– Согласен, этого делать нельзя. И конницу Пирумова в атаку посылать тоже бессмысленно.
– И что же ты задумал?
– Начните ложную атаку, лучше ночью. Перед боем мои отряды развернутся так, чтобы видеть в бинокль их позиции. Когда они начнут стрелять – верните наших солдат обратно. А мы по их огню в темноте определим координаты пушек и пулемётов, и тогда вы наложите огонь нашей артиллерии более точно. Причем это можно повторить несколько раз, пока полностью не определим систему их огня.
В комнате стало тихо. Силикян почесал подбородок и сказал:
– Это называется разведка боем, дорогой. Но мысль интересная! Где Араратов? Он мне нужен.[21 - Этот метод разведки боем был действительно придуман И. Х. Баграмяном и впервые применён в 1943 году во время операции «Кутузов» по разгрому Орловской группировки немецких войск. Согласно генералу Махмуту Гарееву, «подобным образом в армейском масштабе разведка боем была применена впервые, и в последующем она практиковалась перед началом наступательных операций и на других фронтах» (Махмут Гареев, «И. Х. Баграмян», Газета «Красная Звезда», 30.03.2005). В мае 1992 года этот приём вскрытия огневых точек противника был применён полковником (позднее генералом) Аркадием Тер-Тадевосяном во время операции по освобождению исторического и культурного центра Нагорного Карабаха города Шуши.]
Мемориал Сардарапат
О глобальном значении майских сражении в Армении
«12 февраля 1918-го года, вероломно нарушив условия перемирия, турецкое командование возобновило военные действия на Кавказском фронте. Сосредоточив 5 дивизий, усиленных иррегулярными частями, оно начало наступление в направлении довоенной русско-турецкой границы, имея конечной целью оккупировать возможно большие территории Закавказья и Южного Азербайджана, свергнуть Советскую власть в Баку и захватить бакинские нефтяные месторождения. Экспансионистские замыслы военного и политического руководства Турции являлись составной частью общего германского стратегического плана наступления на Советскую Россию», – пишут об этих исторических днях советские историки Авдеев и Глухов[22 - «История первой мировой войны 1914—1918 гг.», М, 1975, т 2, стр. 429].
Армянское сопротивление внесло свои коррективы в данные планы. В сражениях 1918 года в Сардарапате, Апаране и Каракилисе ещё, по сути, не полностью сформированные армянские вооружённые силы в условиях отсутствия государственности смогли разбить Османскую имперскую армию и спасти сердцевину Восточной Армении – Араратскую долину. Согласно мемуарам, Александра Хатисова (Хатисяна), в Османской Турции разразились внутренние дебаты: собрать новое войско для вторичного похода на Ереван или идти на Баку. Согласно историку Юджина Рогану, кайзеровская Германия никогда не нуждалась в нефти так сильно, как на данном этапе[23 - Юджин Роган, «Крах Османской Империи», стр. 371—372, Нью Йорк, 2013 (на английском языке)]. В итоге союзница Германии двинулась на Бакинскую большевистскую коммуну, которая была сформирована вследствии выборов сразу после революции 1917 года. Турецкий поход на Баку тоже проходил в условиях жёсткого сопротивления большевистской коммуны и армянских национальных формирований.
Начиная с марта, во время ожесточённых сражении в Сарыкамыше и вплоть до занятия Баку в сентябре 1918 года, военный министр Османской Турции энвер был вынужден перебрасывать все новые подразделения на Кавказ, вследствие чего слабел фронт против англичан в Месопотамии.
Роган считает, что переадресация войск из Ближнего Востока на Кавказ способствовала поражению турок в самой Месопотамии, и в конце концов ускорила крах Османской Империи[24 - там же, стр 373].
Лорд Джеймс Брайс писал министру иностранных дел Англии: «Армяне 5 месяцев удерживали Кавказский фронт, тем самым откладывая продвижение турок, что оказало услугу Британской армии в Месопотамии»[25 - Лорд Джеймс Брайс, «Британская политика в отношении Армении», газета «Christian Science Monitor», октябрь 1918; смотри также «The Armenian Herald», октябрь 1918, N 11; ст. 1]. Начальник штаба армии Кайзеровской Германии генерал Эрих фон Людендорф, после войны прямо написал в мемуарах. «Энвер-паша и его правительство больше думали не о войне с Англией?, а о своих панисламистских целях на Кавказе»[26 - Эрих Людендорф, «Мои воспоминания о войне 1914- 1918»; Москва, 2007 стр 455].
P.S. Людендорф вообще проницательный человек. Первого февраля 1933 года, через два дня после назначения Адольфа Гитлера канцлером Германии, он написал президенту Гинденбургу: «Я торжественно предсказываю Вам, что этот человек столкнёт наше государство в пропасть, ввергнет нашу нацию в неописуемое несчастье…».
Глава 4. Быть!
Она была очень величественная и красивая.
Это все отмечают. И в общем дедушка, наверное,
был прав, что в неё влюбился.
Карина Наджарова
полковник ВС РФ в отставке
о бабушке Тамаре Баграмян (Саргсян)
Мы победили[27 - Рассказ ведется от имени И. Х. Баграмяна]. И у подножья священной горы Арарат воссоздали государство наше. После ряда крупных поражении в конце мая турок стал сговорчивее. Видимо, другого языка не понимают. В начале лета мы подписали мир, а потом закончилась мировая война.
Первая мировая, как выяснится позже…
К концу года оттоманы начали отступать с Кавказа. Карта Армении уже который раз за последние несколько лет изменилась. Мы вернули Александрополь, Карс, Сарыкамыш. Турцию вынудили отдать все завоевания на Кавказе. Единственным исключением стал Баку, который Нури, брат военного министра Энвера паши, практический отнял у Советской России в сентябре 1918 года. Местная Бакинская коммуна была полностью ориентирована на Москву. Но марш Нури в сторону Апшерона закончился провалом коммуны, а сам Баку тюрки объявили столицей нового государства. Осенью, с уходом османской армии, туда пришли англичане, и Россия окончательно потеряла этот богатый нефтью район, закреплённый за страной под названием «Азербайджан».
Мир на Кавказе не был продолжительным, а мой внутренней мир забушевал. Тамара, божественная красавица-гимназистка из Александрополя, воссияла в моей жизни, озарив лучами надежды те мрачные дни. Я как-то подкараулил её, объяснился в чувствах. Стоило видеть меня в той папахе, которой я хотел подчеркнуть свой армянский характер, и с маленьким букетом полевых цветов – мол, мужчина гор не без романтики.
Тамуля-джан только заулыбалась и пожала плечами.
– А ты смешной, Ованес, – сказала она и побежала домой. По-моему, я ей понравился. Но не ее отцу.
В ноябре 1920-го Армения стала советской. Меня, уже замкомандира армянского полка, отправили в Грузию – Советского Союза ещё не было и меня оставили в Тифлисе военным представителем Советской Армении. Когда через шесть месяцев я вернулся, узнал, что Тамуля уехала в Нахиджеван и обещана офицеру Мовсесу. Отец Тамары, некий фабрикант, даже слышать не хотел обо мне. Но война уже научила меня не сдаваться – ни врагу, ни фабриканту. Когда позже я узнал, что Мовсес убит в сражении, помчался в Нахиджеван. Так тому и быть. На этот раз нельзя было опаздывать. Я назвал мальчика Мовсесом, в честь отца. А через год Тамуля родила мне Маргушу.
Скоро я стал командиром армянского кавалерийского полка. Фабрикант уже понимал, что не прогадал.
Поворотным этапом жизни стал 1924 год, когда меня отправили в Петроград, на курсы совершенствования кавалерийских командиров.
Ленинград, я оговорился.
Глава 5. Ленинград
У армян много великих полководцев,
но самые великие это Гай и Баграмян
Адмирал флота СССР Иван (Ованес) Исаков
1924 год, Ленинград
В мае 1923 года в Минске 26-летнего офицера Красной Армии, выходца из Калужской деревни с типичным именем Стрелковка позвал к себе на чашку чая комдив Николай Каширин.
– Как вы думаете, правильно у нас обучается конница для войны будущего? И как вы сами представляете себе войну будущего? – спросил комдив.
Собравшись духом, молодой и перспективный кавалерист выдал немного критики:
– Необходимых знаний и навыков далеко недостаточно. Учим подчинённых так, как учили нас в старой армии.
Каширин терпеливо выслушал его, убедился в рассудительности кавалериста. Молодой офицер вышел из этого чаепития командиром 39-го Бузлукского полка 2-й кавбригады 7-й или Самарской дивизии. Звали его Георгий Жуков.
Через несколько месяцев под Оршей прошли первые после окончания Гражданской войны манёвры Красной Армии, где особо выделилась Самарская дивизия с ее полковыми командирами и новым комдивом. Боеспособность дивизии отметил замначальника генерального штаба РККА Тухачевский, специально приехавший из Москвы. Он выразил благодарность комдиву Гаю. Г. Д. Гай[28 - Г. Д. Гай (Гайк Дмитриевич Бжшкянц), уроженец Персии, армянин. Участник Первой мировой, затем Гражданской войн. Командир легендарной «Железной дивизии». Маршал Жуков упомянул Гая в своих мемуарах.], легендарный командир гражданской, уже год как сменил Каширина. Наблюдая за лихим и эрудированным кавалеристом Жуковым, Гай, как и его предшественник Каширин, пришёл к выводу, что калужскому офицеру полагается поощрение.
