Как в любом универсальном чувстве, в вере эмоциональное и рациональное, бессознательное и осознанное находят гармоническое равновесие; противоречия между ними снимаются.
Таким образом, появление собственно религии, с нашей точки зрения, связано с целым рядом причин. Главными из них являются: необходимое развитие культурного поля, в свою очередь, предполагающее интеллектуальное и духовное развитие большинства представителей этноса, в частности, предпосылки появления веры; формирование определенных государственно-политических систем организации общества; существенное преобразование магических практик, главным образом, коллективных ритуалов; перестройка социальной иерархии и существенная индивидуализация культурных практик, формирование в социо- культурном поле индивидов, опирающихся в своей духовной жизни не на бездумное доверие традиции, а на более-менее осознанное и даже критическое отношение к миру и обществу, и главное – свое место в них.[225 - Обратим внимание на то, что наши рассуждения о выделении религии как специфического духовного феномена только на определенном этапе развития этноса, вполне солидарны с концепцией «культурно-исторических типов» Н.Я.Данилевского. Правда, он считал, что подлинная религия была характерна для одного, избранного, народа. Н. Данилевский писал: «Религия выделилась как нечто особенное и вместе высшее только в цивилизации еврейской и была всепроницающим ее началом. /…/ Религия эта была беспримесная, а только сама налагала на все свою печать, и все остальные стороны деятельности оставались в пренебрежении…» – Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991.С.471.В нашей же концепции подчеркивается тот факт, что на определенном этапе развития любого этноса именно религия становится важнейшим духовным феноменом культурного поля.]
Религия предполагает наличие искренней веры у представителей религиозной общности, которая уже может не совпадать с этносом. Мировые религии, как правило, изначально формируются в химерах и суперэтносах.
Племя прасунцев – от этнокультурный пример переходамифо-магического миропонимания — к религии
…быть – а еще вернее, стать – человеком означает быть «религиозным».
Мирча Элиаде.
Ностальгия по истокам
Карл Йеттмар, наблюдая жизнь племен Северного Кафиристана в ХХ в., специально исследовал их религию, особо выделив племя прасунцев, довольно замкнуто живших в долине Прасун. Этнограф не мог объяснить особое положение этого племени среди других племен.
Более всего прасунцев отличало удивительное миролюбие. Йеттмар приводит свидетельство этнографа XIX в. Робертсона о том, что «…прасунские кафиры имели репутацию людей настолько слабых и трусливых, что окружающие позволяли себе вымогать у них дары и даже заставляли их регулярно платить дань <…> Прасунцы переносили все это терпеливо – днем осторожно и с покорностью, ночами отходя под защиту своих укрепленных селений. Лишь зимой, когда закрывались перевалы, можно было передвигаться по Прасуну без опасений».[226 - Йеттмар К. Религии Гнндукуша. М.: Наука, 1986. С.46.]
Выдвигая различные версии о появления такой ситуации, Йеттмар закономерно пришел к выводу о том, что прасунцы – пришлое племя, родословная которого окутана мифами и легендами. Исследователь размышлял: «Общераспространенное пренебрежительное отношение к прасунцам, и возможно, также и ощущение того, что они – люди чуждые и злые, нашли выражение во всевозможных историях об их подозрительном происхождении. Так, например, рассказывают, что они – потомки семи демонов, которых пощадили те, кто по распоряжению богов истребил всю эту нечисть. По другому рассказу, бытующему у кафиров- кати долины Башгал, прасунцы ведут свое начало от демона, сотоварищ которого стал родоначальником кати- «рабов».
И далее он недоумевает: «Как объяснить этот удивительный синдром: презрение, сопровождающееся постоянными упреками в трусости, затем представление о связи с демонами и, наконец, роль религиозного центра?».[227 - Йеттмар, Религии Гиндукуша, с 48.]
Попробуем предложить свое решение проблемы на основе нашей концепции.
Для нас совершенно очевидно, что племя прасунцев – пришлое, с некой солидной предысторией развития до появления в долине Прасун.
Йеттмар отмечал: «…мужчины- прасунцы, очевидно, занимались земледелием еще до принятия ислама. <…> у них существовала „земля богов“, на которую женщины не смели ступать, а, следовательно, и возделывать ее должны были мужчины. Вероятно, это обстоятельство усилило предубежденное отношение к ним со стороны других племен».[228 - Йеттмар, Религии Гиндукуша, с.46.]
Судя по основным признакам нынешнего этнокультурного состояния, прасунцы находятся в мемориальной фазе своего развития: пассивные, существующие в гармонии с природой, поддерживающие традиционный быт, установившие более-менее устойчивые отношения с ближайшими племенами. Если исходить из хронометрических рамок этногенеза средней продолжительности, то племя прасунцев может насчитывать до тысячи лет.
Стареющий этнос прасунцев сохранил жалкие остатки этногенетических мифов: «демоны», от которых они якобы произошли, – явно ассоциируются со сверхъестественными первопредками, которые в незапамятные времена и в другой местности дали «пассионарный толчок» к появлению этого этноса. Судя по остаточным проявлениям того невольного пиетета, который испытывают к прасунцам даже те племена-соседи, которые их, нынешних, презирают и обирают, прасунцы в древности обладали мощными магическими знаниями и практиками.
Характерно, что, рассматривая нынешнее положение прасунцев, Йеттмар замечает: «Можно было бы объяснить это тем, что кафиры являлись религиозной общиной, жрецами которой было племя прасунцев. Известна такая организация у иранцев (где маги считаются одним из шести „кланов“ мидийцев[229 - См. подробнее о мидийских магах выше, в параграфе 1.2.Магия.]) и у индийцев (брахманы). Возможно, этим объясняется и тот факт, что Прасун не подвергался экспансии носителей языка кати».[230 - Йеттмар, Религии Гиндукуша, с.48.]
Предположение Йеттмара, которое мы полностью поддерживаем, подтверждается еще и информацией, полученной Будруссом о том, что «…в Прасуне при исполнении религиозных обрядов пользуются секретным „языком богов“». Йеттмар выяснил, что «… упомянутый божественный язык при ближайшем рассмотрении оказался древним и недоступным пониманию языком кати. Это подтверждается также тем, что и в наши дни прасунцы относятся к вторгающемуся к ним исламу серьезнее, чем их собратья- кафиры».[231 - Йеттмар, Религии Гиндукуша, с.48.]
Итак, в древности предки нынешних прасунцев входили в некий суперэтнос, в котором занимали настолько высокое «духовное» положение, скорее всего, связанное с сакральной жреческой традицией, что даже при социо- культурной трансформации древнего суперэтноса в другой (или в химеру), сохранилось привилегированное положение прасунцев из-за их непосредственной связью с Иным.
Для Йеттмара эта ситуация, по его признанию, необъяснима, но с нашей точки зрения она совершенно ясна: прасунцы обладали тайным магическим знанием, которое было характерно для многих древних племен, непосредственно ведших свое начало от первопредков (мы видели, что подобный «тайный язык» сохранился до нынешнего времени у жрецов догонов («сиги-со»); остатки особого языка обнаруживаются у пираха, причем, в отличие от прасунцев, в особых случаях пираха этот язык даже иногда используют).
Таким образом, прасунцы – древнее племя, существующее в состоянии мемориальной фазы этногенеза, сохраняющее смутную память о «земле богов», на которой они, скорее всего, образовались как этнос и в фазе подъема или акме переселились в долину Прасун, волею исторической судьбы объединенные с другими племенами в суперэтнос (или химеру), где доживают свой этнический «век». Магические знания племени в древности, аккумулированные в «божественном языке», сохранялись жрецами. Другие племена признавали прасунских жрецов и даже создали местные мифы (скорее всего, переиначив древние этногенетические прасунские мифы) о происхождении прасунцев от демонов. Жрецы и их неведомая сегодня магия сформировали настолько мощный авторитет этому племени, что с развитием древних религий именно этот регион стал источником более развитых представлений об Ином.
Как свидетельствует Йеттмар, до сих пор «…нет никаких сомнений в том, что Прасун являлся религиозных центром Кафиристана. <…> в прасунском селении Куштеки находился центральный храм Имры, т.е. божества, которое <…> почитали также в Южном Кафиристане. Существует ряд указаний на то, что религиозный авторитет прасунцев был общепризнанным. Именно в долине Прасун бытует огромное количество историй о божествах».[232 - Йеттмар, Религии Гиндукуша, с.47—48.]
Более того, с развитием местных религий, в частности, культа главного бога Имра (Мару), стали меняться представления о происхождении прасунцев!
Как указывает К. Йеттмар: «…род Казем в Штиве считал своим прародителем бога Имру (Мару) и к этому роду принадлежали все предводители прасунцев. Они и теперь имеют право на получение дани со всех остальных селений. Иногда мы слышим также о том, что кланы являются „почитателями определенных божеств“».[233 - Йеттмар, Религии Гиндукуша, с.48.]
Однако, признавая некоторые умозаключения исследователя о происхождении прасунцев и причинах их особого положения среди других племен, в вопросе о самих истоках бытующих сегодня религий Кафиристана мы бы могли поспорить с К. Йеттмаром.
Он пишет: «Однако, быть может, религия прасунцев первоначально возникла в области Кати, а в Прасуне была лишь глубже воспринята и сохранилась лучше, чем у самих кати?
«Ни в коем случае нельзя рассматривать религию прасунцев вне связи с религией их соседей кати. Мы имеем дело здесь с двумя комплексами, при изучении которых следует исходить из существования длительного симбиоза между ними. Они ближе друг к другу, чем к религиозным системам Южного Кафиристана».[234 - Йеттмар, Религии Гиндукуша, с.48.]
С нашей точки зрения, как мы подчеркивали выше, прасунцы в далекие времена принесли в долину Прасун НЕ РЕЛИГИЮ, а МАГИЮ, и, вероятно, прасунские жрецы обладали очень сильной магией, заслужив авторитет, память о котором распространяется даже на их энергетически пассивных потомков. Остатки древнейших мифов об их «демоническом» происхождении об этом явственно свидетельствуют. А вот «переписывание» древней истории прасунцев и формирование религиозных мифов об их происхождении совершенно очевидно свидетельствует уже об отказе самих прасунцев от древней магии и их, скорее всего, принятии местного культа или некоего синтеза местных религий (о создании собственной религии речи быть не может ввиду сильной энтропии этнического культурного поля и явно агрессивного и мощного социального, политического и, конечно, религиозного воздействия более молодых и активно развивающихся местных племен, относящихся к тому суперэтносу/химере, куда были определены прасунцы, причем, вряд ли по своей воле). Серьезное противостояние прасунцев исламу, которое упоминает Йеттмар, связано, по нашему мнению, с тем фактом, что реликты древней магии и основы местных культов, принятых племенем, скажем, на этапе акме или в пору раннего упадка, являются важнейшими чертами самоидентификации племени, что особенно важно в мемориальной фазе. Войдя в более поздний исламский суперэтнос, прасунцы окончательно потеряют остатки своей этнической идентичности. Хотя, возможно, мощная энергетика ислама, самой молодой мировой религии, могла бы «подзарядить» умирающий этнос новыми культурными токами и обеспечить некую регенерацию этноса; хотя, учитывая особенности ислама, скорее, можно было бы ожидать полной рекультурации[235 - Рекультурация – это усиленное социально-культурное воздействие со стороны доминирующего (более молодого или энергетически мощного) этноса на представителей другого этноса, ассимилирующегося в непривычном для него культурном поле (перевоспитание, переобучение, адаптация).] прасунцев. Понятно, что под влиянием ислама даже остатки древней прасунской магии полностью исчезнут из этнической памяти.
1.4. Древние философии – от мифа к логосу
Философия не дает бесценных результатов, но изучение философии дает бесценные результаты.
Тадеуш Котарбиньский
О начале философии
Как уже подчеркивалось ранее, мы категорически не разделяем утверждения Э.Б.Тейлора о том, что анимизм является сущностью религии, и так же не принимаем его утверждения: «…Анимизм составляет в самом деле основу философии как у дикарей, так и у цивилизованных народов».[236 - Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М.: Политиздат,1989. С.211.] Во- первых, образ «философа-дикаря» для нас смехотворен и неприемлем, а во-вторых, само представление о философии, как таковой, у нас явно не совпадает с таковым у Э. Тэйлора.
С нашей точки зрения, философии появляются как особые формы осмысления мифов на довольно продвинутом этапе развития культурного поля определенного историко-культурного региона территориях Древней Индии, Древнего Китая, Средиземноморья (или Афроевразийского региона).
Необходимыми предпосылками появления и развития философии, как таковой, в общерегиональном эгрегоре культурного поля должны быть выстроенные духовные иерархии основных мифов, так или иначе обоснованы мифо- магические практики, сформированы основы религий и религиозных культов. Здесь же уточним: необходимо учитывать категорическое различие философий, появляющихся в разных культурных полях. Особенности каждой из них будут зависеть от выше обозначенных основ, а также определяться спецификой вклада отдельных этносов, которые стали частью соответствующих конвиксий, консорций, суперэтносов или химер.
Для философии (философских школ и направлений) основой и началом являются мифы, но, в отличие от религии, философия пытается критически их осмыслить, а главное – в зависимости от характера самого философствования – некоторые мифы развенчать или даже уничтожить, а другие – поставить на службу уже вполне сознательно формируемым социальным, государственным и религиозно-государственным целям и задачам, а также зарождающемуся «научному» познанию окружающего мира. Стихия народных и фольклорных мифов продолжает развиваться, обыденные мифы превращаются в приметы, поверья и суеверия; мифологические устные сказания, легенды, баллады, эпосы превращаются в литературные памятники; семейные и этнические мифы становятся базовыми для этнического менталитета и основой формирования духовных эгрегоров конкретных этносов.
В предыдущей подглавке мы уже обращались к концепции К. Ясперса об «осевом времени», которое, в первую очередь, для средиземноморского культурного ареала стало временем зарождения мировых религий и философии. Обычно исследователи учения К. Ясперса подчеркивают его мысль о смене мифологического мировоззрения на рациональное и философское, приведшее к современному миропониманию. Однако само понятие «философии» в древности было далеко не однозначно.
Обратим внимание на древнегреческую культуру, которая заслуженно считается основой того средиземноморского мировоззрения, которое можно назвать «парадигмальным» для всей последующей европейской культуры. Однако не все «ростки» будущих философий получили одинаковое развитие.
Одно из важнейших направлений древнегреческой философии было связано с религиозно-мистическим поклонением богу Аполлону.
Плутарх вкладывает соответствующую сентенцию в уста философа Аммония Саккоса: « … дорогой нам Аполлон излечивает и разрешает трудности, касающихся жизненных обстоятельств, посредством прорицаний, которые он дает людям, вопрошающим оракул; но трудности, разрешаемые только посредством размышления, он как будто бы сам посылает философу, возбуждая у него аппетит, зовущий того к поиску истины… «[237 - Плутарх, О «Е» в Дельфах, с.3.] Заметим, что именно Аммоний Саккос (175—242) считается основателем александрийской школы неоплатонизма и, забегая вперед, напомним – одним из признанных гениальных мистиков древности
Как показывает далее Плутарх, эти положения не вызывали никаких возражений среди слушателей Аммония. Уважаемый древний автор пишет: «Относительно того, что бог не в меньшей степени является философом, чем прорицателем, всем показались правильными объяснения Аммония; он раскрыл значение каждого имени бога; «Пифиец» – бог для начинающих учиться и исследовать, «Делиец» и «Фанес» – для тех, перед кем уже частично раскрывается истина, «Исмений» – перед обладающим знанием и «Лесхинорий» – для людей, которые уже набрались опыта и извлекают пользу из споров и философских бесед друг с другом. («Пифиец» Аммоний производит от греч. «спрашивать»; «Делиец» от греч. «ясный»; «Фанес» от греч. «светить»; «Исмений» от греч. «знать»; «Лесхинорий» («покровительствующий беседе») от греч. «место бесед»).[238 - Плутарх, О «Е» в Дельфах, с.3.]
Итак, начало философии для древнегреческих мыслителей – божественно; она не наукоподобное знание, а данное свыше умение рассуждать и толковать по поводу данных от того же бога сложных заданий. Аполлон привлекает к философии и начинающих, и обладающих знанием, и всех тех, кто стремится свой опыт применить и обменяться им в философских беседах. (Вспомним, что древнегреческое «филео» – обозначает «стремление», а не какую-то «любовь» к мудрости!)
Прорицания и их толкования в Дельфийском храме Аполлона – важнейшая составляющая часть жизни древних греков, как отдельных граждан, так и целых полисов. Истинность или ложность оракулов, заключенных в туманные определения, действительно, требовала значительных мыслительных усилий и игры воображения. Аммоний, по сообщению Плутарха, продолжал: «Так как начало философии, – сказал он, – это поиск истины, а начало поиска – удивление и затруднение, то естественно, что многое, касающееся божественных дел, кажется сплошными загадками и настоятельно требует вопроса „почему?“ и исследования причины».[239 - Плутарх, О «Е» в Дельфах, с.3.]
Судя по всему, пытливый греческий ум в поисках ответа на многочисленные вопросы, в том числе, о соотношении человеческого и божественного знания, видел насущную необходимость в том, чтобы постоянно «сверять» данное богом и постигнутое человеком. И именно это называли философией. Можно ли назвать такую философию наукой? Конечно, если и саму науку сверять не по данным человеческих рассуждений и созданным людьми приборам, а по тем «посланиям», которые человечество получает «извне».
Как это отличается от современного понимания и науки, и философии! Но это нормальная ситуация для древнегреческого эгрегора, и более адекватное рассмотрение соотношения разных по времени и мировоззренческим основам культурных полей. Европейская традиция слишком прямолинейно и простодушно обозначила некие традиции преемственности от древнегреческой философии – к новоевропейской. Если говорить об аристотелизме, как основе европейского философствования, то здесь нет необходимости слишком возражать.[240 - Чествование Аристотеля по случаю его 2400-летней годовщины мировым философским сообществом показало действительную роль идей Стагирита и его последователей в становлении и развитии новоевропейской философии.] Но если говорить о доклассической древнегреческой традиции, понятие философии и ее связь с аполлонической мистикой (через пифий и оракулов, конечно), для самих греков была безусловной (о пифийской мистике см. подробнее в главе «Виды мистики»).
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69569227&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
См. в конце книги в Словаре имен подробнее.
2
Так, Ю.Н.Олейник, на наш взгляд, совершенно справедливо отмечает: «На протяжении всей жизни Гёдель пытался расширить границы применимости математических теорем неполноты, определить их значение не только для математики и логики, но и для сферы научного познания в целом. Теория относительности была весьма удобным объектом для таких целей, поскольку она потрясла не только физику, но и весь массив общемировоззренческих установок. Показав внутреннюю неполноту теории относительности, можно было, таким образом, показать сомнительность и относительный характер базовых научных представлений о мире. И Гёдель это сделал, /…/ показав, как на одних и тех же основаниях в теории относительности можно получить совершенно разные результаты». – Олейник Ю. Н. Вращающиеся миры и относительность существования: семь приближений к философии Курта Гёделя // Электронный философский журнал Vox: http://vox-journal.org (http://vox-journal.org/). Вып.27 (декабрь 2019). С. 220.
3
Кравченко В. В. Симфония человеческой культуры. М.: Аграф, 2017; Кравченко В. В. Философия полета в идейном наследии русских космистов // Информация и космос. СПб., 2018. №2. С. 174—179.
4
Самое поразительное, что М. Альпер различает духовное и религиозное! – См.: Альпер М. Бог и мозг: Научное объяснение Бога, религиозности и духовности. М.: Эксмо, 2014. С.307. И хотя и то, и другое ученый сводит на уровень инстинкта (нейрофизиологического механизма по снижению стресса и высокой тревожности), сам факт того, что он вообще осознал сущность духовности, свидетельствует в пользу того, что он, по его же определению, относится, как минимум, к той части среднестатистических людей, у которых достаточно развиты духовные и религиозные способности. Или, по крайней мере, он эти способности признает, как таковые.
5
М. Альпер утверждает: «Отличающийся от религиозного, духовный импульс порождает измененное состояние сознания…, вызывающее ощущение благоговейного трепета, умиротворенности, экстаза. Поскольку мы „запрограммированы“ приписывать духовный статус всему, в том числе и нашим впечатлениям, нам свойственно истолковывать эти измененные состояния как свидетельство некой божественной или трансцендентной реальности». – Альпер, Бог и мозг, с.163.
6
См.: Кравченко В. В. Космические основы понимания «Природы» в ее взаимоотношениях с «Культурой» // Информация и космос. СПб., 2017. №2. С.180- 188.
7
О понятии «культурное поле» см. подробно: Кравченко, Симфония, с.190—293.
8
Альпер, Бог и мозг, с.372.
9
В древнеиндийском трактате «Брихадараньяка-упанишада»: «Он, этот Атман, [определяется так: ] «Не [это], не [это]». Он непостижим, ибо не постигается, не разрушим, ибо не разрушается, неприкрепляем, ибо не прикрепляется, не связан, не колеблется, не терпит зла…». – Упанишады. В 3 кн. /Пер., предисл. и комм. А.Я.Сыркина. М.: Наука; Ладомир, 1992. Кн.1. С.127.
10
В «Мистическом богословии» Св. Дионисия Ареопагита читаем: «…при славословии Сверхъестественного отрицательные суждения предпочтительнее положительных, поскольку /…/ отрицая мы восходим от самых низших (свойств Его – В.К.) к познанию изначальных; таким образом, мы отказываемся от всего сущего ради полного ведения того неведения, которое сокрыто во всем сущем от всех, кто хотел бы познать его, и ради того сверхъестественного Мрака, который сокрыт во всем сущем от тех, кто хотел узреть его». – Дионисий Ареопагит. Мистическое богословие // Мистическое богословие. Сборник. Киев: «Путь к истине», 1991. С.7.
