И если Дарма, оказавшийся тут невольным слушателем, так ничего и не понял, то Яну пришлось для этого приложить некоторые усилия. Потому что тактичным он бывал нечасто, а вот выдать так и просящийся на язык язвительный комментарий по поводу чужого глупого поведения считал своим долгом. Но смолчал. На этот раз.
Его осмотрительный и вечно скрытничающий брат успел за несколько дней натворить столько, что по законам той же Австралии (близлежащей к ним) хватило бы на парочку тюремных сроков с лихвой. Но не запертые в клетках люди волновали Хэ Яна. Ему, профессиональному наёмнику, приходилось наблюдать вещи и похуже, и куда как кровавее, чем это. Скорее беспокоил тот факт, что причина всего происходящего, рыжеволосая такая и длинноногая, расхаживала сейчас по вилле в мужских шортах, а их обладатель вёл себя как оголтелый пятнадцатилетний пацан, хотя давно уже таковым не являлся.
Советов брат не слушал, от предостережений отмахивался, поэтому Яну ничего другого не оставалось, как молча выполнять возложенные на него обязанности, которые всё больше начинали походить не на обеспечение безопасности, и даже не на работу тюремного надзирателя, нет. Похоже было на чистой воды фарс, и конечная цель его, если Ян всё правильно понимал, вряд ли кому–нибудь из присутствующих придётся по вкусу.
***
Если бы не Тимур, вчерашний день был бы по–особенному ублюдским. О таком не пишут в романах. С такими выражениями в раскалывающейся надвое черепной коробке не валяются в постели до полудня. Но Аня страдала, ворочалась на широкой кровати среди роскошных темно–алых простыней, мирилась с головной болью и не очень–то жаловала жару за окном. Хотя в выделенной ей комнате, небольшой, но довольно светлой, во всю мощь работал кондиционер.
На ночь она приняла травяные пилюльки, выданные очаровательным врачом по имени Мишель, и не то чтобы быстро уснула, скорее, провалилась в какую–то зыбкую пустоту без сновидений и прочих насущных проблем. Времени подумать о происходящем особо не было, зато поутру его появилось с лихвой, и очнулась девушка в препоганейшем настроении.
Дернул же чёрт вчера вечером сходить проведать изнывающих в клетках коллег. Они же такие бедняжки, а она такая бессовестная…
Но бедняжки, мало того, что ничуть не поменяли своего мнения, и всё не смолкающие требования вызволить их сыпались на неё градом, так ко всему этому потоку прибавились и бессмысленные угрозы. Прав был Тимур, когда высказал предостережение, что очередной поход к вольерам Аниной совести ничем не поможет. Как в воду глядел.
«Тоже мне, соглядатай долбанный, – ворчливо подумалось девушке, – по чьей оно всё вине, скажите, пожалуйста…»
Черта эта его, дар даже какой-то, был Ане давно знаком: будто друг заранее умел предугадать людские реакции, мысли и поступки, а заодно предвидел, чем оно может обернуться впоследствии. Тимур так часто оказывался прав, особенно в тех вещах, когда действительно понравившийся Ане человек по итогу был тем ещё подонком, что девушка в какой-то момент разозлилась и перестала рассказывать вообще хоть о каких-то новых лицах в своём окружении.
Гордая, предпочитала набивать шишки сама, а год назад так сильно споткнулась об уже приевшиеся грабли, так больно стесала колени и локти, что пережить случившееся не хватило никаких душевных сил. И на долгие шесть месяцев она потеряла контакты с внешним миром. Даже с Тимуром они вновь начали переписываться не столь давно, и, кто бы мог подумать, Аня наконец-то встретилась с ним вживую.
Изумляться было чему. Друг сам по себе всегда казался ей удивительным и ни на кого не похожим, а уж внешность его… люди такое притягательным не называют. Но Аня, знавшая цену собственной кукольной красоте, подобными категориями мыслить перестала уже очень давно. И Тимур, с его алебастровой кожей, всей будто бы крапчатой, обсыпанной пигментными островками пятен, от основания шеи и по плечам забитый татуировками, понравился ей сразу. Будто она всегда знала, что к нему, умному, чудаковатому и сумасбродному, с этими картинно–театральными движениями, когда шутит или на эмоциях много говорит, прилагалась именно такая внешность.
А ещё вот такой необычный стиль.
Девушка со вздохом перевернулась на спину. С ткани натянувшейся на груди футболки на неё взглянула стайка диснеевских принцесс. И всё было при них: блёстки, короны, платья. У Золушки в руках зажата хрустальная туфелька, а Русалочка держит маленький трезубец. Только вот бороды и явно накачанные банки бицепсов говорили о том, что ожидаемые девочки совсем никакие не девочки, а их брутальные мужские версии.
– Креативно, – с улыбкой пробормотала Аня, вновь разглядывая вроде как знакомых с детства героинь и думая, что ярко-розовые в ультрамариновых клубничках шорты как нельзя лучше дополняют весь этот образ.
Валяться дальше не имело смысла. Головная боль как будто бы отошла куда-то в затылок, да и осталась там вместе с зудящей мыслишкой, что отлеживать бока столь долго – это хамски по отношению к чужому гостеприимству. Тут же к размышлениям снова присоединились воспоминания о коллегах, которым, в отличие от Анны, такой радушный приём оказан не был, и настроение вновь ухнуло в дыру.
С очередным полным уныния вздохом она поднялась с кровати. Сходила в ванную, застелила постель, попялилась в окно (вид на макушки высоких пальм и океан за ними был изумительный). На самом деле, дико хотелось есть и не чувствовать за собой такой поглощающей, ничем, по сути, не обоснованной вины, но справится Аня могла лишь с собственным голодом.
Минут через десять, едва вспомнив, где в этой королевской резиденции местного деспота по имени Тимур находится огромная, выложенная жемчужным кафелем кухня, Аня уже грабила холодильник. Тот, мерно урчащий и занимающий целых две широких секции встроенных стенных панелей, был забит под завязку всем подряд: начиная от безглютеновых батончиков заканчивая кусками мраморной говядины. Складывалось впечатление, что вкусно поесть тут любят, но в ингредиентах этих самых вкусных блюд совершенно не разбираются. И на всякий случай скупают весь ближайший малайский (или какая там вчера была рыба?) рынок.
Густой, окутывающий тёплыми волнами воздух проникал внутрь сквозь оставленные нараспашку стеклянные двери кухни, что вели на небольшую уличную веранду. Там, под тенью навеса из пальмовых листьев потягивала терпко-пахнущий кофе Мишель.
– Энни, милая, ты одна? – донесся её мягкий голос.
– Одна, – отозвалась Анна, вытаскивая пару баночек с йогуртом и направляясь к собеседнице.
Сегодня врач блистала не столь ярким макияжем, и в отличие от вчерашних алых теней, что плавно уходили в оранжевые стрелки, сейчас на её глазах была лишь лёгкая сиреневая дымка.
Они познакомились, когда Аня находилась не в самом адекватном состоянии. После перевернутого автобуса девушка едва ли была в силах понять, кто там перебинтовывал её многострадальную голову, но отчего-то стойкий запах дорогущих шанелевских духов запомнила отчётливо. Помимо них и броского макияжа, Мишель, как выяснилось, обожала открытые коктейльные платья, которые неизменно выглядывали из-под её коротенького белого халата.
– Мой купальник произвёл фурор? – со смешком спросила врач, когда Анна приземлилась рядом, на мягкое сиденье небольшой плетеной софы.
– О чём ты?
– О том, что вещи Сеймура тебе почти в пору.
– Угу, – ответила девушка, зачёрпывая йогурт ложкой, – не кормите вы его тут.
– Это последствия…
– Зависимости, да, я знаю.
– Ещё бы, – хмыкнула Мишель. – Где провожатого потеряла?
– Юстаса? – уточнила Аня. – Он, кажется, наказан за неудачную попытку меня угрохать.
– О, и тебя оставили без охраны?
– Я клятвенно обещала, что не покину пределы виллы и не уйду шляться по джунглям в одиночку… а?..
– А коллеги твои здоровы и полны энергии, – поморщившись, отозвалась Мишель, – по крайней мере, у них хватает сил громко переругиваться с наёмниками у клеток, а заодно костерить и меня, когда прихожу осматривать их ссадины.
– Извини за это, – пробормотала Аня.
– Ну что ты, птичка, при чём тут ты? Люди, загнанные в угол – это мне знакомо, ничего нового. Этим ещё позволено довольно дерзко себя вести. – Она поднесла чашку к губам и осторожно пригубила всё ещё горячий кофе. – Сейчас не то что раньше, насилия в мире становится меньше и всё такое… вон, видишь, даже к заложникам теперь отношение особенное…
– Они не заложники.
– Как скажешь, – пожала плечами Мишель, вовремя вспоминая, что хозяин виллы был весьма убедителен, когда рекомендовал всем держать язык за зубами и не рассказывать его гостье ничего такого из их криминального прошлого, что могло бы её испугать, расстроить и прочее, прочее, прочее. Хотя Анна совсем не походила на ту самую нежную барышню, которая падает в обморок от пары капель крови… или от занимательной истории о том, как Мишель однажды помогла туристам из Аргентины сбежать от одного полоумного пиратского главаря.
Аня задумчиво поскребла ложкой донышко пластикового стаканчика и, не найдя там ничего интересного, по–русски проговорила:
– Оладушек бы.
– Что?
– Хочу на завтрак сделать… как же их… а, панкейки! – пояснила девушка уже на английском, указывая взмахом руки куда-то назад, в сторону кухни: – Только чёрт пойми, где среди всех этих полок и шкафчиков мука и масло.
– О, – улыбнулась Мишель, – на меня не надейся, здесь готовит только Дарма. Ну, или Ян, если есть настроение.
– Ян? Его младший брат?
– И про нашего Хэ Яна ты тоже слышала, ну надо же…
– Да, – кивнула Аня, – Тим много рассказывал про всех вас.
– Прямо… про всех? – уточнила Мишель, явно насторожившись.
– Да ладно тебе, я и без того уже поняла, что у меня друг мафиози какой-то.
– И тебя это не пугает?
– Скажем так, – задумчиво протянула девушка, – я пока вообще не поняла, стоит ли пугаться. Будь это кино, то сейчас был бы тот самый момент, когда зритель должен понять – вытащит ли маньяк нож или здесь вовсе нет никакого маньяка, а вся ситуация сложилась так из–за комичного стечения обстоятельств.
– Ну надо же! – вдруг обрадовано воскликнула собеседница, едва ли не хлопая в ладоши. – Какая прелесть!
– Что? – удивилась её реакции Аня.
– Вы с Сеймуром очень похоже приводите примеры из фильмов.
– А… ну, мы не первый год знакомы… Кстати, ты не в курсе, где он?
– Конечно, в курсе, – расплылась в загадочной улыбке Мишель. – И меня как раз просили тебя к нему торжественно сопроводить.
***
– Доброго утра, – поздоровалась Аня, с удивлением наблюдая, как на одной из высоких поперечных балок, пересекающих потолок гаражного навеса, интенсивными подходами подтягивается парень. С абсолютно голым, идеально накачанным торсом.
– Здрасьте, – раздалось откуда-то сбоку на ломаном английском.
Сделав над собой некоторое усилие, Аня перевела взгляд и увидела одного из тех мордоворотов, что исполняли роль охраны на вилле Тимура. Лет мужчине на вид было довольно много, но первое впечатление обманчиво скрадывал шрам на лице да застывшие, словно подёрнутые вечной ухмылкой губы. В них, темных и растресканных, то и дело мелькала пованивающая самокрутка. Сам охранник сидел в дуге здоровенного корабельного якоря, прислонённого к одной из стен навеса. Рядом друг на дружке громоздились деревянные ящики с трафаретными надписями TNT, парочка проржавелых газовых баллонов и жестяные канистры, наполненные, судя по едкому запаху, бензином.
– Мишель. – Аня осторожно подёргала свою спутницу за рукав халата.
– Да, птичка?
– Мне кажется, – тихо забормотала девушка ей на ухо, – или курить здесь не очень безопасно?
Врач смерила курящего наёмника выразительным взглядом своих оливково-карих глаз, но тот как ни в чём не бывало продолжил смаковать самокрутку да заодно вести негромкий подсчет за подтягивающимся командиром. Кажется, число уже перевалило за сотню.
– Кхм-кхм, – вновь попыталась обратить на себя внимание Мишель.
– Чего? – не понял Дарма.
– Не напомнишь, – ласково начала она, – кто у нас заведует кухней?
– Я. А что?
– Да так, ничего особенного. Просто уточнила.
– Ага.
– Дарма, – вдруг донеслось из–под балок навеса, – обед скоро.
– Жрать будем?
– Дарма.
– Окей, понял, – тут же подобрался мужчина, туша остатки курева о якорь.
В обманчиво-спокойном тоне командира жирным восклицательным знаком звучала далеко не шутливая угроза хорошенько навалять физически, если Дарма продолжит валять дурака умозрительно. В метафорах наёмники понимали плохо, потому, чтобы не запутаться ещё больше, а заодно и не получить по шее, мужчина поднялся с насиженного местечка, и, засунув руки в карманы, поспешил в сторону виллы.
– Надеюсь, сегодня без моллюсков, – отозвалась Мишель, провожая его удаляющуюся фигуру задумчивым взглядом.
– Ты права, – хмыкнул Хэ Ян, – готовить он их ни хрена не умеет.
– О, ты просто привередничаешь, дорогой.
– Не я начал этот разговор.
– У меня аллергия, ты же знаешь.
– Знаю. Поэтому на обед у нас сегодня мясной ранданг.
– О, благодарю за заботу.
За мимолетным их диалогом Аня наблюдала с плохо скрываемым любопытством. Хотя поначалу даже не поняла, в какой момент Ян успел спрыгнуть вниз, а заодно и натянуть на своё, кажется, вообще не вспотевшее тело, черную майку, что мгновением назад валялась на капоте стоящей тут тачки. Хотя теперь девушку больше интересовало, что такое этот их ранданг и куда, всё-таки, запропастился Тимур.
– Тебе по тропинке, чуть дальше, – проговорила Мишель, словно бы угадав ход чужой мысли. Она указала рукой куда-то сквозь гаражный навес, по другую сторону которого среди кустистой зелени скрывалась едва приметная, поросшая кочками истоптанной травы дорожка.
– Сама доберусь? – на всякий случай уточнила Аня.
– Да, минут десять быстрой ходьбы и выйдешь на полянку.
– Полянку?
– Полянку–полянку, – закивала головой врач. – Не бойся, птичка, не заблудишься. Хотя, – она стрельнула ставшим вмиг каким-то хитрющим взглядом в стоящего рядом Хэ Яна и смешливо предложила: – Но если так уж переживаешь, то Ян может проводить.
– Конечно, – отозвался тот с каменным выражением лица, – на руках понести?
– Шутки у вас, – буркнула Аня, всё же заметив на чужих губах тень усмешки. – Сама дойду. Ножками.
– Ну так топай, – улыбнулась Мишель. – Тебя там явно заждались.
– Угу.
Когда за Аниной спиной сомкнулись листья разлапистого папоротника, а шаги стали столь неосязаемы, что даже Ян, со своим сверхтонким чутьем перестал улавливать их поступь, Мишель вдруг обеспокоенно проворковала:
– Как твоё плечо дорогой?
– Всё в порядке, – произнёс он, спокойно поворачиваясь чуть боком вслед настойчивым касаниям чужих рук, что тут же деловито принялись ощупывать свежие шрамы на его коже.
– Да уж, – скривилась в недовольстве Мишель, – если бы не твоя регенерация, здесь бы было месиво из глубоких царапин и выдранных кусков плоти. Эти русские женщины просто дикарки какие-то.
– Ну не знаю. Сеймуру вон нравится.
– Энни мне тоже нравится, славная малышка. А ты увиливаешь от темы.
– Какой ещё темы?
– Ты же мог увернуться, когда эта бестия на тебя набросилась, но по непонятным мне причинам позволил себя изодрать! – воскликнула врач
– Не было возможности заломить ей руки, – нехотя пояснил Ян. – Сеймур просил не применять силу и не причинять вреда никому из гостей. Тем более женщинам.
