– Нет, – Аня нахмурилась и облокотилась спиной о стену.
– Она яркая и активная. И-де-аль-на-я! – Алена явно оживилась. – Помимо танцев еще кружки всякие. Ну, там, активистка, в общем. Как еще объяснить. Она берет своей энергией.
– А я?
– А ты – нет. Ты же «оторви и выбрось». Бунтарка. Бунтари нынче не в моде. Ты контрастируешь со своей сестрой. Хотя если честно, никогда не думала, что близняшки настолько бывают разными.
Аня закусила губу. Ей пришлось сдерживать слезы. Речь Алены звучала обидно и так бесцеремонно разрушила остатки самооценки.
– Все хотела спросить… А вы чувствуете друг друга? Ну, как в кино. Там показывают, что близнецы даже на расстоянии могут уловить настроение друг друга.
Аня начала заводиться. Болтушка Алена все никак не унималась. Лучше бы Аня не спрашивала ни о чем.
– О, смотри, кто идет, – Даша перевела разговор, понимая, что Аня на взводе.
Ваня вел Аллу под руку, словно в замедленном действии, как в лучших фильмах про любовь. Не хватало спецэффектов на заднем плане. Например, взрывающихся машин, огня или тлеющего дома.
Иван протянул Анне руку.
– Приглашаю на танец, – он мило улыбнулся.
– Иди, пока ди-джей включил еще одну композицию, – сказала Алла. Она сияла, словно Мадонна, сошедшая с картины Рафаэля[8 - Итальянский живописец].
Ваня заботливо подтолкнул Аню в спину. Они встали почти посередине зала. Она положила ему на грудь руки и слегка прижалась. Он обнял за талию. Ане показалось, что Ваня почувствовал ее дрожь и неуверенные движения.
– Не волнуйся, я тоже не умею танцевать, – подбодрил он, будто прочитав ее мысли, и крепче прижал к себе.
Алла осталась стоять с Дашей и Аленой.
– Все-таки какая ты молодец, что уступила сестре парня на пару минут.
– У тебя явно вместо языка огромная язва, полная яда, – отрезвила Алену Алла.
Близняшке не понравился Аленин тон. Она бросила на нее холодный взгляд. Алле было достаточно одного взгляда, чтобы убить все вопросы. Но сегодня она не церемонилась.
– Смотрю, тебя вообще никто не пригласил.
Даша закусила губу, чтобы сдержать улыбку. Алена искусственно улыбнулась и удалилась в дальний угол зала. А Алла смотрела на пару, танцевавшую в самом центре, и ощущала какое-то странное горькое предчувствие. Что-то таилось внутри ее сестры.
Пять дней назад
Не знаю, сколько мы прорыдали, но мое лицо распухло от слез. Сама от себя такого фейерверка чувств не ожидала. Когда нам удалось, наконец, успокоиться, из меня вырвался неприятный вопрос:
– От чего он умер?
– Он? – я заметила, как перекорежило сестру.
– Ты знаешь, о ком я, просто назови причину.
– Это наш папа! Как ты можешь называть его в третьем лице? Он, что, для тебя пустое местоимение?
Я не понимала, от чего Аня так завелась.
– Ты цепляешься к словам! Я просто…
– Просто что? Ты как обычно «просто». «Я просто подумала. Я просто сказала». Вот вся твоя сущность, Аллочка.
– Не смей меня так называть.
Я вспыхнула от злости. Хотела ударить сестру так сильно, чтобы расквасить ее физиономию. Разбить в кровь, чтобы она не была на меня похоже, даже отдаленно. Аня всегда знала, на что надавить, чтобы вывести меня из себя. Но я стиснула зубы и угомонилась. Мои фантазии остались при мне.
Случилась первая наша перепалка. А я здесь еще и часу не пробыла. Девочка выросла, а терпения не прибавилось. Все так же завожусь с пол-оборота.
– Девочки… – едва сдерживала слезы мама. – Хватит, умоляю. Оставьте ваши стычки. Вы забыли о самом главном.
– Все хорошо, мам. Прости нас, – Аня притворно извинилась.
– Где я могу расположиться? – я покосилась на сестру, так и не погасив свой гнев
– В гостиной, – быстро ответила Аня. – Постелишь себе на диване. Пойдем обедать, мам.
***
Анна приготовила рыбный суп и пожарила драники. Давно я так не ела – по-домашнему. Мы почти не разговаривали. Иногда перекидывались парой слов. Еда в горло не лезла, но я заставила себя плотно поесть. Чтобы не поникнуть, нужно иметь энергию.
Мама поковырялась в тарелке и ушла к себе в спальню. Я даже услышала щелчок щеколды.
– И как она держится? – спросила я, не ожидая ответа. Глаза у Ани были на мокром месте. – Потерять мужа, с которым прожила почти двадцать семь лет. Хотя он не был идеальным.
Она шмыгнула носом, взяла салфетку и высморкалась. Мне оставалось молчать. Ком вины застрял в горле.
– А мы потеряли… – ее слезы потекли рекой. Она уже не смогла сдерживать всхлипы.
И эту цепочку подхватила мать. Из-за двери сначала послышался стон, затем глухие рыдания. Она кричала в подушку.
Во всей этой ситуации я не знала, как мне себя вести. Больше не хотелось плакать, но и показаться равнодушной тварью тоже не желала. Сестра непременно заметит мою стойкость и примет ее за безразличие. Каждый по-своему проживает боль, я, например, храню ее глубоко внутри и постепенно, кусок за кусочком, съедаю себя.
– Ань, – я положила руку на ее плечо.
Все эти долгие годы мне не хватало сестры. Моей половинки. Как бы странно это ни звучало, даже такой холодной душе, как у меня, нужна горячая часть, которая будет время от времени топить лед.
– Не надо, не успокаивай. Мне необходимо дать волю чувствам. Прореветься, – ее глаза налились кровью.
Ане приходилось терпеть меня, я это прекрасно осознавала. Обиды сжирали ее изнутри. Но я не давала поблажек. Никому. Поэтому продолжила:
– Надо решить с похоронами, – я сделала паузу, чтобы дать Ане осознать – нам придется все это пережить. – Вы что-нибудь уже предприняли?
– Когда бы? – Аня слегка прикрикнула на меня, но затем смягчилась. Я ее понимаю, боль злит. – Я имею в виду, он… его не стало вчера. И… мы не звонили никуда. У нас и…
Я молча достала телефон из кармана и набрала в поисковике ритуальную службу. Мне выпало самое неприятное – организовывать похороны собственного отца.
Через полчаса решила проблему с местом на кладбище, заказала гроб, венки и цветы, договорилась, чтобы тело не привозили домой, а отправили в день похорон в ритуальный зал.
– Послезавтра – самый трудный день. И его надо пережить, – сказала я Ане.
– Вот так просто?
– Что? Просто пережить?
– Нет, я про…, – она снова всхлипнула и стерла слезу со щеки. – Одним звонком ты все решила? Не выходя из дома?
– Э-м-м, да. Так и есть.
– Тебе всегда удавалось все сделать безупречно. Не то, что мне.
– Да брось, это не так, – здесь мне пришлось слукавить. Это так. Я все выполняю безупречно.
– Что у тебя с руками?
Я опустила взгляд. Бинты слегка растрепались и посерели.
– Ты же знаешь, я никогда не у мела готовить.
Аня хмыкнула.
После такого долгого диалога наступила пауза. Мне нечего было сказать или даже спросить. Чувствовала себя чужаком в родном доме. Мы не виделись восемь лет. А поговорить было не о чем.
Я уставилась на нее. Аня заметно похудела. Даже стройнее меня. А вот глаза потускнели. В них не было жизни. Волосы стоило бы привести в порядок. Но она – моя близняшка. И в остальном людям было бы сложно нас отличить.
Еще в детстве мы поклялись друг другу помимо того, чтобы не трогать женихов, еще и не красить и не стричь волосы без согласования. Восемь лет молчания не нарушили наш священный пакт. Длинные, ниже лопаток, пшеничные волосы. У нас обеих.
Я допила чай со вкусом земляники. Анька всегда его пила, с самого малого возраста. Ее любимый вкус. И уже хотела пойти прилечь на диван в гостиной, как Аня резко спросила:
– Как ты там устроилась? В Питере, – она откинулась на спинку стула и с легким презрением наблюдала за мной, помешивая ложкой в кружке.
Я немного подумала над ее вопросом и ответила не сразу. Интересно, что именно ей было важно услышать? О моей квартире с видом на город, откуда даже видать Лахта-центр, или о банковском счете?
– Неплохо по меркам культурной столицы.
Она искривила губы в улыбке, мол «вот оно как».
– Слышала, ты прикупила здоровую хату. Бизнес у тебя прет, сестренка.
Вот оно – нотка в голосе, которую я легко уловила. Ожидаемо. Это зависть и обида. Сотни раз слышала этот тон в голосах разных людей, считающих, что слишком рано такой молодой девушке стать такой успешной. Успешнее, чем они.
– Да, квартира хороша. Я взяла ее в ипотеку.
– Не важно, у тебя свое жилье. Молодец, сестренка.
Ужа дважды Аня назвала меня сестренкой, только подача чересчур язвительная. Я старалась молчать и выдавать информацию очень расплывчато, не вдаваясь в подробности.
– Мужик-то хоть есть? Или же по Ваньке убиваешься?
В этот момент я хотела запустить в нее ложкой, а следом и тарелкой. Вот же стерва! И давно она оперилась?
Но я сделала несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. И да, не подавать вида, что меня зацепили ее слова. Слабая гусеница превратилась в сильную бабочку. Как она умеет словами поддеть! Палец в рот не клади…
– Эй, прием, прием. Земля вызывает воздух…
Папа всегда так говорил. Когда кто-то из нас зависнет, отключится от реальности, он возвращает нас… Возвращал. В сердце кольнуло. Я впервые поймала себя на мысли, что скучаю.
– Нет, мужчины нет.
– Что, совсем?
– Ну, есть один. Мой подчиненный.. Он…
Откровенность – не мой конек. Тем более рассказывать о жизни сестре совершенно не было желания.
– Так, так, так. Поподробнее, – она уселась удобнее и облокотилась на руки.
– Он подкатывает ко мне, – я улыбнулась натянуто. – Но я его не рассматриваю в качестве мужчины на жизнь. Может быть, на ночь. Не более того. Такой себе вариант.
– Он что, зануда? – Ане действительно было любопытно, я увидела это в ее глазах. Она даже немного оживилась. Давно мы не разговаривали, как сестра с сестрой, тем более о мальчиках.
– Ну, скажем так, слишком слащавый.
Она сморщила нос в отвращении.
– Фу, терпеть таких не могу. Помнишь Пашку из параллельного класса. Его еще тигренком называли. Весь такой лощеный, милый и урчащий.
– Да, – я тоже сморщила нос.
– Эх, были времена… И что, в таком-то большущем городе, нет подходящей кандидатуры?
Я снова не ответила сразу. Если я признаюсь, как мне одиноко, и что я недавно выбралась из глубокой депрессии, то она возликует. А мне этого не хотелось. Возможно, Анна что-то ощущала. Эта наша особая связь… которой вовсе не существует. Но я не решилась ей рассказать о своей столичной жизни.
– Я посвящаю себя работе. А в свободное время отрываюсь с друзьями.
– О.. ты всегда была душой компании…
Вот, снова. Нотка зависти.
– Ты наверняка хочешь отдохнуть с дороги. Я буду у себя в комнате, если что-то надо, зови.
