– А почему? – Лика перебирала фотографии, сделанные в подземелье.
– Потому что на более поздних и узор, и надписи выполнены на одном, высоком, технологическом уровне. Не придерёшься. Всё ровненько-гладенько. Тут ловить нечего совершенно. Нам больше интересны эти, – он ткнул в одну из фотографий, – датированные шестнадцатым веком и раньше. Смотри, узоры тут такие же глубокие, ровные, красивые. А надписи?
– Как будто гвоздём царапали, – Тимур тоже всмотрелся в изображение. – Похоже, что это два разных человека оформляли. Один – узоры, а второй – не мастер резьбы по камню, подмастерье, может – надписи малевал.
– Именно! – Андрей вскочил и стал пальцем на двери купе рисовать таблицу. – Вот смотрите, пятнадцатый и часть шестнадцатого века – просто плиты без надписей. Шестнадцатый – кривые-косые надписи и качественные рисунки, а дальше – всё красивое. Красивое – выкидываем. Остаётся две группы: пустые и корявые, назовём их так?
– Назовём, – Лика старательно стенографировала в блокноте.
– Что мы можем предположить про корявые плиты?
– Что брали старые, пустые, – сразу же ответил Тимур, – и дописывали на них нужные имена и даты позже.
– Как заготовки памятников в ритуальных компаниях? – предположила Лика. – Выбираешь себе красивую каменюку нужного дизайна, а тебе на ней пишут, что хочешь.
– Да-да, – Тимур усмехнулся. – Эпитафии бывают, знаете ли, презабавнейшие. Видел такую: «Я писатель, но у каждого свои недостатки».
Все засмеялись.
– Вернёмся к нашим каменюкам, – продолжил вещать Андрей. – О чём нам говорит первая группа? Пустые?
– Хороший вопрос… – задумчиво протянул Тимур. – Предполагаю, ты клонишь к тому, что изначально они не имели никакого отношения к погребению?
– Именно! И чем они являлись на самом-то деле, нам и предстоит выяснить. Давайте посмотрим на них внимательнее?
Ребята сгрудились у столика и стали в который раз пересматривать фотографии.
– Есть совпадение! – наконец возвестил Андрей и быстро-быстро раскидал фотографии на четыре стопки. – Что скажете?
Лика и Тимур уставились на стопочки.
– Не вижу, Андрюх. Давай, не томи!
– Да посмотрите же! На орнамент посмотрите! – Андрей в нетерпении стал тыкать ручкой в фотографии. – Вот эти треугольнички около центрального круга – это узор волчий зуб. Смотрите, – он обвёл на фотографии две линии, выходящие из центра круга, – тут две полоски орнамента в виде буквы V.
– А тут – три! – подхватила Лика. Она положила рядом ещё один снимок.
– А тут, – Тимур придвинул ближе третий, – из центрального элемента ещё два кружочка отходят. Как три солнца, получается?
– Да! – обрадовался Андрей, – и все эти… м-м-м… виды объединяет одно – орнамент в виде треугольников! Волчий зуб! А теперь смотрим сюда, – он выдвинул на центр стола ещё одну стопку фотографий.
– Косичка! Я такую в тетрадях на полях рисовала всё детство, – Лика обвела плетёнку-косичку карандашом.
– А тут, – Тимур взял в руки последнюю стопку снимков, – узор в виде каких-то чешуек. Да?
– Вот именно!
– И остался один – в виде ёлочки, – подытожила Лика.
– И что они означают? – задал закономерный вопрос Тимур.
– Что-то означают, – Андрей сел на полку и задумался. – Круги – это солярный знак, тут можно и не гадать. А вот эти линии четырёх типов… Не знаю, не знаю…
– Ну, доедем до музея, посмотрим на картину, может быть, что-то прояснится, подтолкнёт что-то? – решил не давить на сотрудника Тимур.
Знал же, что если уж мысль у Андрея пошла, то пока не дойдёт, куда собиралась, не остановится.
– Давайте переварим новые вводные, – Тим собрал снимки, каждую стопку аккуратно упаковал в вырванные из блокнота Лики листочки и убрал в сумку.
С полчаса ехали молча. Потом Лика, распаковав дорожный набор, ушла умываться. Тимур смотрел в окно, а Андрей что-то внимательно рассматривал на экране ноутбука.
* * *
– Это мне мерещится, что ли? – Андрей театрально потёр глаза и уставился на начальство.
Тяга к недорогим спецэффектам за коллегой и раньше наблюдалась, поэтому Тимур взял мхатовскую паузу. Решил подождать, куда кривая вывезет.
– Нет, ты посмотри, Тимур Сергеич, что творится-то! – почему-то окая, взвыл Андрей и стал тыкать пальцем в экран. – Нет, вы гляньте только!
– Кто «вы», Андрюх? Мы тут одни, – наконец снизошёл до ответа Тим. Не любил томить коллегу.
Если Андрей взял след, придётся по нему идти всем отделом истории. И хорошо, что уже не альтернативными путями, а вполне себе независимыми. Независимая история – так теперь называется то, что не вписывается в рамки официальной. По сути-то ничего не изменилось, но звучать стало солиднее.
– Да к чёрту политесы эти, ты глянь!
Тим присмотрелся к экрану. На нём во всю ширь была открыта гравюра. В спокойных серо-коричневых тонах, название видно: «Moscoe – Le Kreml».
Гравюра. Moscoe – Le Kreml. 1878 год. Частное собрание.
– Датируется одна тысяча восемьсот семьдесят восьмым годом, – уточнил Андрей.
– Красивое, – резюмировал Тим, внимательно рассматривая изображение. Ничего подозрительного видно не было. Мост, башни Кремля, церкви. Баржа проплывает по реке. Пастораль просто, только пастушки не хватает. Хотя откуда ей взяться в центре Москвы?
– И всё? Красивое? А так? – Андрей увеличил изображение.
– Твою ж мать, – тихо сказал Тим. И добавил: – И откуда тут это?
– Вот! – Андрей быстро-быстро защёлкал по клавиатуре, вытягивая резкость и контрастность репродукции.
Но даже без резкости было ясно видно, что на куполах храма были выгравированы кресты привычные, православные, и ещё какие-то другие. Странные.
– Это антенны? Ты точно год знаешь? – на всякий случай уточнил Тим. Хотя и рисковал нарваться на укоризненный взгляд коллеги. И нарвался.
– Обижаешь, Тимур Сергеич, обижаешь…
То, что это на куполах не антенны, было совершенно понятно. Да и откуда им взяться-то? А что за штуки?
– Может, просто ракурс такой? И это растяжки для укрепления? Попало по направлениям линий и потому так смотрится странно, – предположил Тимур, но и сам уже понял, что ерунда полная выходит.
Если одни кресты на гравюре хорошо видны анфас, то и все остальные так же должны быть закреплены. По канонам, если встать лицом к кресту, за ним окажется восток, слева – север, справа – юг, а сзади – запад. То есть ну никак некоторые кресты не могли быть развёрнуты в профиль. Значит, что?
– Значит, что? – переспросил Тимур уже вслух.
– Что это не православные кресты, – резюмировал Андрей и, победоносно сложив руки на груди, откинулся на диванчике.
– Похоже на правду. И что-то они мне напоминают, – задумался Тимур.
– Конечно, напоминают! Подвал они напоминают, а точнее – склад каменюк тех неподъёмных. На которых как раз были выбиты… – Андрей загадочно улыбнулся и замолчал.
– Вилочковые кресты?
– Они, родимые!
– Дела… – протянул Тимур.
В эту минуту дверь купе открылась, и вошла Лика. Повесив влажное полотенце на крючок, она деловито сунула нос в экран ноутбука.
– О, ирминсуль!
– Кто? – хором спросили следователи отдела истории.
– Это крест такой. Ну, что-то вроде, – взялась объяснять Лика. – Есть теория, что так у древних саксонцев назывался посвящённый их богу разветвлённый столб из дерева. Один такой стоял в священной роще у Эресберга в Вестфалии во второй половине первого тысячелетия. Некоторые учёные видят в ирминсулях изображение Мирового древа.
Тимур снова уставился на изображение, а Андрей вдруг продолжил нараспев:
– Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзённый копьём, посвящённый Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых.
– Да-да, «Старшая Эдда»! – поддержала творческий порыв коллеги Лика. – Шедевр мировой литературы!
– Так, секундочку, – прервал взаимные восторги коллег Тимур. – Вы сейчас договоритесь до чёрт знает чего. Где гравюра конца девятнадцатого века, а где символ Иггдрасиля?
– Парирую! – с момента прихода Лики Андрей явно повеселел. – А что нам, независимым, прошу заметить, следователям, мешает рассматривать все теории? Да, где поп, где приход, но в том и состоит наша работа. Искать непонятное и загадочное. Вот, я нашёл.
– Это один крокодил налево, а второй квадратный, – не сдавался Тимур, – где логика в этой странной теории?
– А где логика в том, что Стоунхендж – древняя обсерватория? – вступилась за Андрея Лика. – Может, на этой гравюре тоже что-то вроде такого?
– Какого?
– Ну, изображение созвездий, – предположила Лика.
Тим взвился:
– Ты предполагаешь, что эти вот палка-палка – астеризм обычный? И какой?
Тим раздражался. Слишком уж странные теории выдавали его коллеги. Слишком всё было как-то… За уши притянуто. Слишком фантастично, мистично и ничем – совсем ничем – не подтверждено. Неправдоподобно и наивно. И это очень раздражало.
– Да хоть бы и созвездие Лебедя! – Лика тоже чуть повысила голос. Потом схватила карандаш и в два росчерка нарисовала созвездие на каком-то листке, одиноко лежавшем на столике. А потом ткнула в места, где должны бы быть звёзды, оставив тёмные глубокие точки в бумаге.
– Да вы с ума посходили! – взвыл Андрей. – Это же недельный отчёт Колокольчику! Я его уже закончил! Почти! Пока на гравюру эту проклятущую не наткнулся…
Лика виновато притихла.
– Бери ластик, любительница поэзии, и стирай, чтобы и следа не осталось! А ты, Тимур Сергеич!..
– А я пойду. Мне к проводнику надо, за этими… как их… за ними, в общем.
И вышел из купе.
– Да-а-а-а… – Андрей рухнул обратно на жёсткий диванчик. – Дела.
– Я всё исправлю, не волнуйся, пожалуйста, – ласково-ласково заговорила Лика и принялась оттирать несчастный отчёт.
Андрей только рукой махнул:
