– Конечно же, нет! Что за глупости. Он просто немного простудился, – вполголоса ответила мать.
Ясь жевал гриб. Вкусный соус, пряный – и всё же обед оказался куда вкуснее. Нехорошая мысль. Лучше выбросить её и вычеркнуть из памяти этот случай. Как он только может продолжать смаковать впечатления об убийстве и поедании живого?!
– А что, есть другие бумаги? – спросил Дмитрий. – Кроме старинных дневников?
– Таких записей, конечно, больше всего. Но есть и старинные книги. Из толстой бумаги, мы такую не научились делать. Да, дочь?
– Может, и научимся, – ответила Ясна. – Но мы и сейчас умеем, хоть и по-другому. У нас и новые книги есть.
Это так. Бумагу для них они делают из опилок. Из смолы и жжённых костей – чёрную краску для записей. Набирают её в полые травяные стебли, пишут, а потом сшивают просохшие листы толстой нитью. Это называется книгой, и у отца с Ясной таких бессмысленных вещей целая куча, да и у стеклодува не меньше. Даже в воспитательном саду есть несколько – по ним читать и писать учат тех толковых, кого планируют отдать на помощь в Главный дом. Ну, или чьи родители захотели. Но таких совсем немного. А считать, наоборот, обычно просят научить все: полезно знать, кому сколько припасов положено, и в работе пригодится всегда материалы уметь считать. Да и чтобы при обмене не продешевить.
– Любопытно было бы глянуть, – заметил пришлый. – На те, которые старые.
– Так вот они, и на полках, и ещё полный сундук, – показал рукой отец и привстал.
– Может быть, посмотрите после ужина? – неодобрительно заметила мать, вернувшись с отваром и Агнией.
– Конечно, хозяйка, – согласился пришлый.
Он снова предложил всем брагу. Как ни странно, на сей раз никто не отказался, включая родителей. В оправдание сказали друг другу, что рабочее время закончено, а за пару последних оборотов солнца все понервничали и устали.
– Ясь, а почему деревья нельзя рубить, а ты рубишь? – напомнил о постылой работе явно воодушевленный сегодняшними открытиями из сада брат.
– Нет, малыш, ты всё не так понял. Дерево – это жизнь: оно нам даёт огонь, чтобы согреться и приготовить пищу, инструменты, чтобы мы могли её добыть, материал, чтобы утеплили свои горянки и сделали мебель, – наклонился к Петьке Михайла. – Без дерева обойтись никак нельзя. Но если мы не будем думать о том, что наступит завтра, то скоро вырубим все деревья – их не останется. Поэтому взамен срубленного садим три новых – возвращаем природе долг. В этом смысл.
– Я понял, – с умным видом кивал Петька.
Потом, уже порядком захмелев, опять вернулись к разговору о панелях. Отец снял и протянул свои очки Дмитрию. Тот их примерил и похвалил работу. Вдохновленная Ясна разрумянилась ещё больше и от любимой темы, и от выпитой браги. Задавали вопросы даже любопытные дети, и только Ясь чувствовал себя лишним. Скучая, он оглядывал собравшихся, и заметил, что явно перебравший Вол не сводил с Ясны помутневших глаз. Это наблюдение вызвало непонятный, но притом не очень приятный отклик где-то внутри.
– Так и что мы будем делать завтра? – спросил он Вола, чтобы отвлечь на куда более неприятную тему.
– Видимо, ждать, – ответил за него Дмитрий, и Ясь снова поразился его способности слышать всё.
– Думаю, нужно рассказать обо всём, что вы уже выяснили, Главному, и там уж как он решит, – мягко сказал отец.
Таким тоном он только приказывал, но откуда пришлому об этом знать?
– Не думаю, – отрезал Дмитрий.
– Всё же ждать? – с облегчением уточнил Вол. – Я согласен. Только передам старшему. А мелкий пойдёт со мной, – он кивнул на Яся.
– Ему бы пора вернуться к работе, – сказала мать. – За все его… Он не слишком хорошо проявлял себя в последнее время и так совсем ничего в седьмое солнце не получит.
Нет, и всё-таки: с каких это пор мать стала так учитывать каждый кусок?
– Вообще-то он и не заслужил. За что ему что-то выделять? Его ждёт наказание, как только вы поможете нашему гостю и решите его вопрос, – также обманчиво мягко напомнил отец. – Но на работу завтра пойдёшь, сын.
– Я должен за ним следить, – сказал Вол. – Но я не могу одновременно быть и с ним в лесу, и в казармах. Пусть он идёт со мной.
Ясь воспрял. Кто бы мог подумать, что перспектива ходить с Волом поблизости от столь любимых им каменных мешков окажется заманчивой! Но сейчас охраннику нет смысла толкать Яся в мешок, и потому это намного лучше гарантированной работы на лесоповале.
– Он никуда не денется, сынок. Уж под нашу стариковскую ответственность, – подмигнул Ясю Михайла. – Куда ему бежать-то, да и зачем? Жизнь у него хорошая тут, на всём готовеньком. Да?
Ясь без особого согласия кивнул. Наверное, хорошая, раз все так считают.
Эх… А спасение было так близко.
– Только за свои дела ответ держать не научился. Но пора уж и взрослеть, – кашлянув, заметил отец.
– А я тогда в городе осмотрюсь, – сказал Дмитрий.
– Могу с утра отвести тебя к Главному, – вызвался отец. – Ты с чем-то ведь к нам пришел – вот и расскажешь ему.
– Я и сам дорогу найду. А для разговоров таких не время. Пусть сначала найдётся тот, кто друга моего убил. Тогда и решу, нужно ли с ним говорить и о чём.
Поражённая таким подходом Ясна вздёрнула светлые брови, но промолчала.
После ужина любители старых бумаг собрались у полок и сундука и принялись перекладывать их, вороша пыль. Мать, уложив детей – и Вол тоже отправился следом, жалуясь на усталость, и, значит, заглянуть в мешок Дмитрия снова не судьба – уселась с ними рядом. Ясь, как и зверюга пришлого, грелись у огня. Она вытянула передние лапы и положила на них большую голову. В её чёрной шерсти виднелись белые волоски – неужели собаки тоже седеют?
– Джерри, – шепотом позвал Ясь.
Зверюга насторожилась. Шевельнула ушами, подняла голову. Глянула на Яся. Глаза у неё не только злые, но и умные.
Ясь, сам не зная зачем, протянул руку – длинный нос сморщился. Псина низко утробно зарычала, обнажив огромные длинные зубы.
– Фу, Джерри. Свои, – откликнулся, не отрываясь от бумаг, Дмитрий. – Гладь, если хочешь. Не укусит.
Не то, чтобы Ясь желал сделать это. Совсем наоборот: зверюга отчаянно пугала. Но отчего-то не хотелось, чтобы Дмитрий понял, что Ясь так её боится. Он отважился снова протянуть к ней руку и на сей раз коснулся кончиками пальцев жёсткой шерсти. Собака громко вздохнула – совсем как человек. Открыла огромную пасть в зевке – Ясь аж поёжился – и снова уложила голову на лапы. Как и все остальные она, похоже, тоже решила больше не замечать Яся.
Глава 5. Отставшая гнилянка
Ничто не должно было помешать Ясю вовремя попасть на лесоповал. Мать намного заранее подняла его, накормила и выпроводила. Точнее, сама едва ли не за руку потащила, как будто он снова был ребёнком, и она вела его в сад.
– Проводишь меня до пекарни, – сказала она, как будто в такое лестное для Яся объяснение можно поверить. – А потом пойдёшь потихоньку. Хорошо, когда не спешишь, не опаздываешь – тогда дорога в удовольствие. А если настроение хорошее, то и работа в радость.
Вот так. Как с младенцем. Уговаривала. Ясь не спорил: бессмысленно, как и с отцом. Переубедить они друг друга не могли с тех самых пор, как он научился ходить и бормотать первые слова. Слишком много в голове его водилось лишних вопросов. А если задавать их, то отец обычно снисходительно отвечал: «Ты просто ещё слишком мал. Вырастешь, сам всё поймёшь». А мать часто злилась: «Потому что я так сказала!»
И Ясь давно понял, что безопаснее вслух ни о чём не спрашивать. Не всегда удавалось. А так как его реплики встречали недоумение не только дома, он давно решил считать, что просто на самом деле не понимает вещей, которые ясны и однозначны абсолютно для всех. Никто ведь, кроме него, не страдает, например, от мысли – почему надо каждый день всю жизнь вкалывать там, куда распределили ещё в детстве? Все воспринимают порядок вещей как данность. А у Яся просто изъян такой, один из многих – придумывать лишнее, только бы не работать. Не зря ведь все вокруг говорят, что он ни на что не годен. Так и есть.
Об этом Ясь и напоминал себе, расставшись с матерью у входа в пекарню и уныло бредя к воротам. День ещё и начаться не успел толком: небо подёрнуто буроватой дымкой.
У ворот дежурил новый знакомый Захар.
– Здорово. А Вола куда сегодня направили?
Он что, решил, что они работают вместе?
– К старшему пойдёт, – не соврал Ясь.
Пригорок, как и всегда с утра, был особенно крут. Ноги еле несли по нему наверх. Ясь пытался посчитать, который теперь день? Каждый седьмой по счёту – свободный: в такой все идут с утра не на работу, а к помощницам Главного, а потом по амбарам да сараям, где по их указаниям выдают заработанные припасы. После хозяйки с младшими детьми идут на базар, чтобы обменять что-то по надобности, а хозяева со старшими мастерят что-нибудь по дому. А после все отдыхают – иногда даже поют, играют на дудочках и барабанах, а некоторые и пляшут прямо на улице. Весело! И можно пить брагу – но это уже только в горянках. И тут главное, когда кровь разогреется, не буянить. А то придут Вол с Захаром и уведут в каменный мешок.
Но сегодня день точно не седьмой.
Преодолев пригорок, Ясь утёр не слишком-то и вспотевший лоб. А не заглянуть ли для начала в лес? Вот и мать же сказала: если настроение хорошее – то и работа в радость. Правда, поредели за последние дни тайники, но всё равно есть ещё места, где можно вынуть из-под земли бутыль-другую. Оглядевшись по сторонам – не спешит ли кто в сторону лесоповала – и заметив людей у ворот, Ясь, пригнувшись, побежал к деревьям. А там, отойдя немного и уже расправившись в полный рост, стал искать очередную приметную корягу. Откопал бутыль, приложился с удовольствием раз, другой. Вот бы сейчас ещё самокрутку Вола! И, хоть и стыдно признаться, но и закусить бы тем самым преступным угощением, которым потчевал Дмитрий.
Да и разговоры бы их Ясь послушал. Даже рассказы Вола о службе куда интереснее, чем обсуждение того, как и где держать пилу, и почему у Яся руки растут не оттуда, и не дерево ли он сам, если никак таких простых вещей не понимает?
За спиной хрустнули ветки. Ох! Ясь вздрогнул и обернулся, за миг решая: бросить бутыль и сказать, что нашёл? Жаль – она почти полна. Не решился ещё до того, как увидел, кто его потревожил.
У деревьев стояла девушка. Наверное, ровесница Яся или немного старше. Смуглая, чёрные волосы собраны в высокий хвост на затылке. Чёрные глаза – длинные, огромные, немного раскосые – подведены снизу краской и сверху тоже расходятся длинными стрелками. На левой щеке большой шрам – как будто удар копья. Какая странная мысль: у кого поднялась бы рука ударить такой необычный яркий цветок? Наверное, просто неудачно уронила на себя что-то. Перетянута сплетённым из верёвок поясом, а на шее амулеты с идолами в несколько рядов. Гнилянка.
Фу. Ну, её точно нечего бояться. С чего бы ей Яся сдавать, если она его даже не знает?
– Что ты тут делаешь? – выдохнул он Ясь. – Заблудилась?
Она покачала головой и, приподняв подол длинного, плохо отбеленного грубого платья, показала на свою ногу. Нога как нога: крепкая, стройная. Ступня, обутая в плетёнки из бересты, крупновата.
– И что с ней?
– Упала вон там с пригорка – она махнула рукой – и вывихнула. Идти не могу. Вот наши меня и оставили ждать их, а сами на рынок пошли.
– Одну? В лесу?
Девушка кивнула.
– Как? Холод же по ночам! Да и звери, – сам Ясь никого не видел, кроме кроликов, белок и ежей, но отец встречал и кабанов. А по слухам, вдалеке на севере бродили совсем уж страшные меховые звери. Надо будет спросить о них Дмитрия.
– Да, очень холодно, – согласилась девушка и в доказательство обхватила себя руками. – Прошлой ночью костёр погас, и я думала, что замёрзну насмерть.
– Здесь нельзя разводить огонь, разве ты не знаешь? И лес сгорит, и ты вместе с ним, – Ясь вдруг ощутил себя Волом, говоря его менторским тоном.
– Знаю, но что мне было делать? Да и всё равно он потух.
– А что ты ешь?
Девушка бросила кроткий виноватый взгляд из-под длинных ресниц.
– Ягоды… Я совсем немного, правда. Чуть-чуть.
– Одни только ягоды? – поразился Ясь. – И давно ты здесь?
– Не знаю… Пару солнц точно.
Ясь почесал голову. Наверное, надо ей как-то помочь.
– Будешь? – он протянул бутыль.
– О, спасибо! Я очень хочу пить, – она с жадностью отхлебнула и закашлялась. – Это брага!
– Ну да, – пожал плечами Ясь.
– Ты бы хоть предупреждал. Я такое не пью.
Ясь не стал спорить – забрал бутыль и отпил сам.
– И когда тебя заберут?
– Не знаю… Как обратно пойдут, наверное.
Он задумался.
– Вот что – давай я провожу тебя к твоим в город.
– Нет, что ты! – гнилянка округлила глаза. – Мать убьёт меня, если я её не послушаю. Она сказала ждать здесь!
Такая взрослая – и так боялась матери. Хотя ведь и сам Ясь брёл на проклятый лесоповал по родительскому приказу.
– Вот, смотри, – закатав рукава, девушка показала теперь полноватые смуглые руки. Ясь внезапно разволновался. Запястья покрывали почерневшие синяки. – Это всё она. Она нас бьёт, даже палками.
Да уж, как видно, правы все те, кто говорит, что Ясю легко живётся.
– А кто ещё с тобой был?
– Мать, младший брат и соседка. Они грибы принесли на рынок.
Точно: мать вчера у них, как видно, и выменяла.
– Выходит, ты грибница?
– Ну да, как и мать. Иногда вот тоже плетём на продажу, – она тронула свой пояс, плотно обвивающий стан. – А ты что, в лесу работаешь?
Ясь неопределённо пожал плечами. Отчего-то совсем не хотелось признаваться, что он простой лесоруб.
Не хотелось и бросать её в лесу.
– Пойдём в город. Я скажу твоей матери, что это я тебя нашёл в лесу и забрал, потому что тут нельзя быть, а ты не хотела идти.
В глазах девушки надежда сменилась сомнением.
– С тобой она согласится, а мне потом всё равно всыплет. Знаешь, какая она большая? Вдвое больше меня.
– Но и тут быть нельзя. Ты замёрзнешь и умрёшь.
– Но не замёрзла же до сих пор.
