– Да, хорошо, давай, конечно, – отрывисто отвечала девушка, думая совсем о другом.
Небо было затянуто серыми тучами. Тянуло холодом. Хорошо хоть, что не было дождя.
Миновав ворота, Лера стала искать могилу Любаши. Ведь они там были всего один раз, к тому же ночью. Подойдя, как она подумала, к нужному ряду, Лера поняла, что совсем не помнит, куда надо поворачивать. Зоя тоже разглядывала дорожки в поисках Любиной могилы. Но в тот памятный день девушка была в таком плохом состоянии, что рассчитывать сегодня на её помощь не приходилось.
– Это место где-то совсем рядом от входа, близко к центральной дороге, но я не могу его найти, – говорила вслух Лера. – Любаша, ну, где же ты, – добавила девушка, безуспешно пытаясь понять, какой поворот тот самый.
– Я здесь, – прошелестело рядом с ухом чуть слышно. Лера развернулась и разглядела прозрачный, еле видимый силуэт. Очертания женщины можно было различить едва-едва. Она больше походила на зыбкое марево в знойный летний день. Силуэт медленно поплыл в направлении нужного ряда. Лера уверенно двинулась за ним.
– Ты вспомнила, куда идти? – спросила тётя Наташа.
– Нас провожают! – тихо ответила Зоя.
Немного отстав, она коротко пересказала женщине историю Любаши. У тёти Наташи, конечно, возникли вопросы, но она пока боялась их задавать.
Вот и знакомый памятник. Попав в оградку, силуэт наполнился фиолетовым цветом, стали различимы черты лица. Любаша улыбалась широко и счастливо. Без слов стало понятно, что визит Николая закончился как задумано.
– Привет, – начала Лера первой, – как вчера всё прошло?
– Так и думала, что это вы! Верила, что Лизоньку не бросите! Каждый день я стояла у ворот и ждала. Знала, что придумаете, как сделать, чтобы он пришёл. Вчера уже решила, что ещё один день пролетел впустую. Собиралась уходить, вдруг вижу – идёт! Дошёл до ограды, остановился. Ну, думаю, не зайдёт, почуял, видно, неладное. С ним женщина была: ругалась, кричала про то, что он нищий и «бабло» добыть не может. А потом как толкнёт его! Прям в калитку и рухнул, да ещё затылком приложился. А погосту только того и надо! Секунда, и всё. Сидит мой ненаглядный, слюни пускает, качается. Тётка, поди, подумала, что это она его приложила так. Струхнула, развернулась и дала стрекача! Уж я и не подумала бы, что в таком огромном теле столько прыти. Тут и сторож подбежал. Коленька давай нести чушь, что сейчас придёт комиссия и денег на памятник даст. Потом петь начал, а под конец вообще сказал, что из него демона надо изгнать. Сторож недолго думая «скорую» вызвал, и те его увезли.
Так ему и надо, ироду! Уж как я радовалась! Знаю, плохо это вот так радоваться, но я за Лизоньку мою простить ему не могу! За себя-то уже простила.
Теперь он не будет над девочкой моей издеваться! Кстати, вы видели мою Лизоньку? Почему не придёт? Как она? Большая стала, небось?
Лера обернулась на Зою, не зная, стоит ли рассказывать, и заметила, как тётя Наташа в изумлении смотрит то на неё, то на Зою, то пытается разглядеть Любашу.
– Лиза удивительно взрослая и рассудительная. Она уж точно не пропадёт! – ответила Зоя.
Любаша закружилась на месте:
– Я знала, знала! Моя девочка – боец! Моя умничка! Думала вчера после этих событий, что усопну, но потом решила: вы обязательно придёте и расскажете, как у моей малышки дела. Тогда точно можно упокоиться.
– Любаша, нам помощь нужна, – осторожно начала Лера.
– Что угодно! – тут же ответила женщина, и её лицо стало серьёзным.
– Нам нужно найти одного человека. Он, скорее всего, похоронен на этом кладбище. Его зовут Фёдор Самохин. Ты сможешь помочь?
– Я постараюсь, – кивнула она, затем наклонилась к самой земле и крикнула так, что в ушах зазвенело:
– Эй, подруги! Нужна наша помощь, вставайте!
По поверхности земли пошла странная рябь. Зоя и Лера с интересом оглядывались вокруг. То здесь, то там внутри оградок поднималось фиолетовое марево, принимая человеческие очертания. Любаша переместилась к ближайшему, что-то сказала, и уже вместе они двинулись дальше. Через пару минут не меньше десяти фигур уплыли в разные стороны кладбища.
– Что там? – спросила тётя Наташа, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь смотреть туда же, куда и девушки. Зоя пересказала ей весь разговор.
– Значит, ждём, – заключила Наташа.
Быстро смеркалось. Прошло уже около двух часов, как ушла Любаша. Все устали и замёрзли. Начал накрапывать дождь. Мартовский снег, который лежал нетронутым, стаивал на глазах, обнажая коричневые проплешины земли. Заунывно гудел ветер, проносясь редкими порывами. Птицы смолкли. Мир готовился к ночи.
– Может завтра сюда вернуться? – робко сказала Зоя.
– А вдруг Насте станет совсем плохо? Или Любаша решит усопнуть? – ответила Лера, хотя идея оказаться в тепле с кружкой горячего кофе была очень по душе.
– Нашли, пойдём! – радостно прошелестел голос Любаши над ухом.
– Он усоп? – спросила Лера, волнуясь, потому что запасного плана не было.
– Не-а, – удаляясь отозвалась Любаша, – не усоп, но его могила в старой части. Думали, там нет уже никого, а его подхоронили к матери. Там мы в последнюю очередь смотрели.
Все вздохнули с облегчением и пошли вслед за Любашей. А Зоя снова была переводчиком для тёти Наташи.
В старой части кладбища между рядами могил лежал давно никем не чищенный снег. Многие ограды ощетинились буреломом, на который не смогла повлиять даже зима. Памятников почти не было, только кресты и тусклые полустёртые таблички на них. Изредка попадались железные пики военных захоронений. Любаша вела всё дальше и дальше, а компания, утопая в снегу, следовала за ней. Наконец, Любаша остановилась и указала на ограду. В отличие от остальных, прутья на ней были выкрашены, а внутри стоял мраморный памятник.
Через десяток оградок тянулся низкий заборчик, отделяющий кладбище от трассы.
Лера вспомнила, как совсем недавно они с Зоей бежали здесь от Эда и Глеба. От мыслей о нём защемило в груди. Почему так вышло? Первый раз открыла своё сердце, а он оказался негодяем. И вообще, не человеком.
Краем глаза Лера заметила прямо за низкой оградой кладбища фигуру, напоминающую человеческую. Если бы не свет от фар, ненадолго озаряющий небольшой холмик, она бы его не заметила. Монотонно раскачиваясь, фигура почти сливалась с голой растительностью за забором.
– Это кто? – спросила Лера Любашу.
– Самоубийца, но очень старая. Новых кладут с другой стороны погоста – с той, что на поле выходит.
– Почему она так сидит?
– Не может зайти сюда и не может отойти от могилы. И нас не слышит, и мы её. Самоубийцы вообще редко могут усопнуть. Так ей и сидеть здесь, пока совсем Сила не выйдет. А потом застынет как камень, и всё. Сидеть ей веки вечные. Эта живучая, уже лет сто здесь – горе, значит, большое было. Теперь переживает его изо дня в день наедине с собой.
– Это же чудовищно! Почему с ними так обращаются? Почему на кладбище не похоронить, здесь хоть поговорить есть с кем! Это же как вечная пытка одиночной камерой! – не выдержала Зоя.
– Нельзя на погост, – тихо и печально ответила Любаша, – их поступок… будто чума заражает всех вокруг. Мёртвые начинают… перерождаться во что-то иное, – говорила Любаша всё медленнее, делая длинные паузы между словами. Она очень устала – истратила всю Силу на поиски.
Конечно, это было очень плохо, поскольку её помощь ещё могла пригодиться. Зоя и Лера переглянулись. У них на этот случай был заготовлен план, и девушки решили попробовать.
Зоя открыла сумку, достала белую ткань, расшитую по краям золотой тесьмой. Затем жестом фокусника вытащила несколько конфет и горсть риса в коробочке. Лера оглядела угощение и убедилась, что Зоя напитала его достаточно своей Силой.
– Я поминаю тебя, Любаша, и угощаю! – громко произнесла Зоя.
Глаза женщины расширились, по телу пробежала дрожь, зубы ощерились. Пальцы удлинились и загнулись крючком. Лера и Зоя были ошарашены происходящим и поторопились отойти подальше. Резким скачком Любаша повернулась вокруг свой оси и нырнула в центр белой ткани. На пару мгновений воцарилась тишина.
– Зой, а что это за слова ты сказала? – тихо спросила Лера.
– Не знаю – первое, что в голову пришло, – шёпотом ответила Зоя.
– Зато теперь я поняла, почему баба Стеша сказала, что нельзя свою Силу здесь предлагать. Если б она так на тебя прыгнула, что было бы?
– Как думаешь, она вернётся? – вместо ответа спросила Зоя.
Девушки подождали ещё несколько минут, но ничего не происходило.
– Ну, что ж, пойдём без Любаши, – твёрдо проговорила Лера и попробовала открыть дверцу оградки. Та завязла в глубоком снегу, поэтому проходить пришлось боком.
С чёрного гранитного памятника на них смотрел суровый мужчина в военной форме.
– Самохин Фёдор Геннадьевич, – прочитала вслух Лера.
Марево над могилой всколыхнулось и приобрело очертания мужчины, похожего на гранитное изображение, только старше лет на двадцать. Та же военная форма и прямая осанка. Мужчина застыл и пристально смотрел в лицо Леры.
– Я живая, и я вас вижу, Фёдор Геннадьевич, – предвосхищая вопросы, первой заговорила девушка.
– Это странно, – коротко бросил мужчина.
– Странно то, что вы умерли, но не усопли, – в тон ему ответила Лера.
– Вы что, какая-то комиссия? – поднял бровь Самохин.
– Ага, комиссия по рассмотрению дел неупокоенных, – прыснула Зоя.
Мужчина, не понял юмора и серьёзно ответил, чётко выговаривая каждое слово:
– Я не могу жену бросить, она одна осталась. При жизни плачет, а как умрёт – покоя не найдёт. Всё дело в младшем сыне – оболтус он.
– Никита? – коротко, на военный манер, спросила Лера.
– Вы его знаете? – удивлённо поднял брови мужчина. Его кулаки сжались, и если бы тело имело краски, точно бы побелели. – Вот если бы я мог ему всё высказать! Да с ним и не говорить надо, а за шкирку взять и к матери притащить! – продолжил он.
– Мы здесь по другому поводу, – сменила тему Лера, – нам нужно знать, давали ли вы кому-то клятву, которую потом нарушили?
– Я? Я офицер! Я всегда держу своё слово! – хмуро и даже с обидой заявил Фёдор Геннадьевич.
– М-да, тупик, – произнесла вслух Лера.
– Спроси, может, его девушка любила какая-нибудь в молодости? Может, она подумала, что он ей поклялся? – предложила версию тётя Наташа, которой Зоя пересказывала весь разговор.
– Он слышит вас, – заметила Лера.
– А, ну, ясно, – засмущалась женщина, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
– А в чём дело? С чего вам копаться в моей личной жизни? – подозрительно прищурил глаза мужчина.
– Ваша внучка умирает, – начала было Лера, но он перебил её:
– У меня внучка есть?
– Да, и внук тоже, – заметила девушка. – Насколько мы смогли разобраться, история такая…
Самохин выслушал, помолчал, а после сплюнул сквозь зубы:
– Тряпка! Как был тряпкой, так и остался. Говорил я матери, три шкуры драть с него надо, а она жалела: как же – младшенький да бедненький! И вот итог! Родного ребёнка на смерть отписал! Да наши деды воевали, чтоб у каждого мальца было небо чистое над головой, а этот фашист…
– Подождите, это наши предположения! Для того чтобы понять, правы мы или нет, нужно узнать, давали ли вы клятву, которую не сдержали? – перебила Лера поток его брани.
– Я один раз в жизни давал клятву, но не нарушал. Галя сама меня бросила, – пожал плечами Фёдор Геннадьевич.
– Галя? Пожалуйста, расскажите поподробнее, – попросила Зоя.
– Да, чего говорить, молодой был, летёха. Невеста у меня была, Галя. Я ей предложение сделал, свадьбу должны были летом сыграть. А меня в командировку отправили на два месяца. Её с собой взять не разрешили – не жена по документам. Возвращаюсь, и в первый же день ко мне маменька её приходит с гадом этим, Валеркой. Это одной «шишки» сынок. Его к нам заслали, потому что в немилость у папеньки попал. Так вот, и говорит мне маменька её: «Не обессудь, Феденька, но беременна Галочка моя от Валеры… Прости и отпусти, не мути душу разборками».
– И что? Так и не пошли ничего узнавать? – спросила Лера.
– Почему не пошёл? Пошёл! Да только не поговорили мы толком. Она с порога орать начала, что я предатель и с генеральской дочкой шашни завёл. А я что? Меня к ней водителем поставили в командировке. Армия – дело такое: либо выполняй, либо в опалу.
– Объяснились? Удалось ей доказать? – ахнула Зоя.
– Нет, слушать меня не стала. Я вышел от неё, сел за руль, в злости разогнался да и цепанул обочину. Крутануло знатно – прямо в дерево. Чудо, что жив остался. Ногу переломал в нескольких местах. Оттуда без сознания в госпиталь отвезли. Полгода на вытяжке лежал – Галя ни разу так и не пришла ко мне. А как выписали, первым делом к ней. Маменька её дверь открыла и сказала, что дочка её замуж вышла и в область другую уехала. Меня тогда думали списать, потому как хромой, но пожалели. Вот при штабе и оставили.
– Теперь ясно, – Лера обернулась к Зое, – Галя всю жизнь с обидой прожила. Скорее всего, это наш случай.
– Чего ей на меня обижаться? Сама от другого понесла, – ответил Самохин и снова сплюнул.
– А если на минуту предположить, что это её мамаша подстроила? – спросила Зоя.
– Всё равно, у неё было много возможностей объясниться со мной, – пробурчал в ответ мужчина.
– Предлагаем вам поговорить с ней и всё выяснить. Если мы всё правильно поняли, сможете внучку свою спасти. А если это не она, вы ничего не теряете.
Фёдор Геннадьевич задумался и через некоторое время ответил:
– Только сначала с сыном поговорю.
– А как вы поговорите? Он не услышит, – растерялась Лера.
– Вот как с этой, – мужчина показал пальцем на тётю Наташу.
– А он нам поверит? – с сомнением спросила Лера.
– Поверит, я слова найду, – отрезал военный.
– Хорошо, но если не поверит, то не наша вина, договорились? – уточнила Лера.
– Договорились! Слово офицера! А как мы туда попадём? Погост никого не выпускает, – с сомнением сказал Фёдор Геннадьевич.
– Вам надо залезть на спину Зои, – огласила Лера заготовленный план.
– Чего?! Я офицер, я не буду кататься на женщинах, как Пиявка какая-то! – силуэт мужчины задрожал и начал медленно расплываться. Видно было, что Самохин очень рассержен.
– Фёдор Геннадьевич, – вкрадчиво заговорила тётя Наташа, пытаясь смотреть на него, но на самом деле получалось не совсем в нужную сторону, – это война… Война между силами жизни и беспощадной смертью! Костлявая занесла свою косу над беззащитным ребёнком. Настенька – белокурый ангел, испытывает невыносимые боли! Её мама выплакала все глаза. Она готова отдать всё, что есть, лишь бы спасти свою кровиночку. А вы, родной дед, побрезгуете единственным шансом на спасение? Представьте, что ноги вам оторвало, неужели не воспользуетесь плечом и спиной медсестры, если в руках ещё есть силы стрелять?
