Михаил Копылов "Записки старого хрыча(зачеркнуто) врача"

Поскольку все события и люди, в них описанные, могут оказаться похожими на подлинные, сразу замечу – все совпадения с реальной жизнью случайны.

Симтаот – «город развития». Название – буквально «Переулки». Я бы назвал город «Тупики», но на иврите это слово звучит невыразительно.

Вот что написано в Интернете об этом городе: годом основания С. считается 1951-й, когда здесь стали селиться в палатках выходцы из Ирана и Курдистана, находившие случайную работу в основном в сельском хозяйстве. Позже в него влились репатрианты из Северной Африки. В последующие годы население С. страдало, страдает и будет страдать (курсив мой) от безработицы ввиду отсутствия промышленной базы и лени (снова курсив мой). Ныне в С. имеются предприятия по сортировке и упаковке пищепродуктов, металлообрабатывающие, текстильные и другие фабрики.

С началом алии (если кто-то не знает значения этого слова – то алией называют возвращение еврея на историческую родину) из СССР, а затем из стран СНГ 1990-х годов в С. начали сели¬ться репатрианты из этих стран. Вначале это были преимущественно пенсионеры, привлеченные дешевизной жилья, но вскоре к ним присоединились представители научно-технической интеллигенции в связи с открытием в городе так называемых «технологических теплиц».

С начала развязанной арабами террористической войны против Израиля (с сентября 2000 г.) С. периодически подвергается обстрелам. Израильская армия проводит превентивные операции.

В настоящее время население города – 27 000 жителей (2020 г.), более половины из них составляют новые репатрианты из стран бывшего СССР, репатриировавшиеся в Израиль в 1990-х годах.

Последний номер истории болезни в Центре психического здоровья города в описываемый мной период был 1530, при этом важно отметить, что наш Центр не лечит наркоманов, алкоголиков и умственно отсталых – они наблюдаются в других учреждениях.

А психиатр в С. в течение многих лет был всего один, да и тот на полставки. Этот психиатр – я. Учреждение мое называется Центр психического здоровья.

В той, прошлой своей советской жизни я так же работал в Центре психического здоровья, так что, считай, с переездом в Израиль для меня почти ничего не изменилось, так сказать, махнул баш на баш. Разница между центрами, конечно, есть. В Москве Центр располагался в многоэтажном здании – а в С. он занимает трухлявое одноэтажное здание, иначе как сараем и не назовешь – этакий «психсарай». В плане практической пользы – оказания реальной помощи больным – оба учреждения вполне сопоставимы. Во времена, когда я только начинал в этом Центре работать, мне казалось, что жители С. просто «на лицо ужасные, добрые внутри». Теперь я уже так не думаю. Население города асимптотически стремится к поголовному психиатрическому учету.

Как же мне хочется иногда, чтоб тьма, пришедшая со Средиземного моря, поглотила ненавидимый психиатром город.

Как мы там работаем

Что является визитной карточкой заведения? Правильно – приемная и секретарша.

Итак, что видит пациент после того, как постучит в железную дверь нашего Центра? Обысканный металлоискателем охранника, он попадает в «предбанник». Сразу слева в предбаннике – конторка охранника, а за конторкой в стене прорезана дырка-иллюминатор, из которого валит дым самых дешевых сигарет «Бродвей» (вонючий до крупозного кашля) и доносится пение, довольно громкое, мерзкого местного шансона – он поет из компьютера придавленным голосом глиста, вылезающего на звук дудочки понятно откуда, как змея из корзины у факира… Привожу стандартный текст стандартной песни этого певца: «Дай мне только поцелуууууй!»

Этот «поцелуй» приходится слышать практически на протяжении всего рабочего дня.

Почти сразу за дымом в иллюминаторе видна оплывшая как свечка и растекшаяся по креслу всеми своими 130 кг секретарша Яфа (ее имя в переводе с иврита – «красавица») с колодой засаленных карт в одной руке и с телефонной трубкой в другой.

Яфу называют «эта самая в иллюминаторе». Название навеяно словами песни «звезда в иллюминаторе, звезда в иллюминаторе».

Ну, а дальнейший ход мысли хорошо понятен – есть иллюминатор, и песню испортить жаль, а Яфа – явно не звезда, ни с какой точки зрения, а с чем легче всего рифмуется слово «звезда»? Со словом «эта самая»!

Руководит учреждением доктор Фоц – дама, видов, возрастом и профессиональными навыками близкая более всего к Бабе Яге – ее средневропейсому варианту. Седая, под машинку стриженная голова, короткая, мышиным хвостиком косичка сзади. Одета в трансильванский, ручной работы, половик.

Как и я, доктор Фоц училась здесь на психиатра, но по лени своей не выучилась и аттестационных экзаменов не сдала. А я начал работать в этом Центре в 1995 году – именно в том, когда Фоц уволили из больницы как не сдавшую экзамены и, пожалев, поместили в С. Зарплату ей платит городская управа, эпизодически вспоминая, что не дурно бы ее уволить. Каждый раз, когда это происходит, Фоциха надувает щеки и начинает громко орать: «Яфа! Найди мне Арика! (имеется в виду тогдашний глава правительства Ариэль Шарон!). Шарон был лихой генерал, но Яфы боялся, как и всё живое, и всё шло по-старому.

Несданные экзамены привели малограмотную Бабу Ягу к тяжелому комплексу неполноценности, а меня, сдавшего за эти годы экзамены, – к игре в «Начальницу Фоц». Смысл игры – она как будто мной руководит, а я как будто принимаю это всерьез.

Обе эти дамы – Фоц и Яфа – на работе очень энергично не делают ни-че-го. Что их сближает – дочь европейского профессора и дочь неграмотных марокканских родителей? Я думаю, что общие черты характера – обе большие стервы, лживы, льстивы и прожорливы.

Яфа, правда, глупа до блеска. Фоциха – так же неумна, но первоклассная интриганка, и обе дамы – отчаянные сплетницы.

Ох, рано встает охрана!

При входе, вооруженный металлоискателем, стоит (сидит или послан Яфой за сигаретами) охранник.

От него многое зависит – вовремя сориентироваться, принять решение, успокоить разбушевавшегося, позвать полицию… Охранник во многом определяет лицо учреждения. Его работа – охранять себя и нас, а также прочих сотрудников учреждения от разных возможных неприятностей – от теракта до скандала.

По правилам, он не должен покидать своего места у входа – разве что отойти в туалет.

Но каждого новенького быстренько обламывали и заставляли быть у Яфы на побегушках: раскладывать истории болезни, отвечать на телефонные звонки и, разумеется, бегать за сигаретами «Бродвей» в ближайший ларек.

За годы моей работы сменилась чертова уйма охранников: дело в том, что охранник – лицо наиболее уязвимое, его легко выгнать, легко заменить другим таким же, и происходят битвы между коалицией Фоц-Яфа и компанией, подрядившейся охранять психсарай. Разумеется, отношения между этими инстанциями отвратительные – впрочем, трудно сказать, кто в состоянии долго ладить с коалицией. Фоциха запрещала нам общаться с реабилитационным центром, с которым разругалась вдрызг, и с ею же организованным кукольным театром. Как объясняла она нам, своим сотрудникам: «Все они психопаты».

Наши охранники были очень разными – были среди них молодые и не очень, крупные и задохлики, умные и не особенно. Но один их них служил полным и органичным дополнением к существующему абсурду и вносил в общий симтаотский фейерверк похуизма, густо замешанного на кретинизме, свою мощную, искрящуюся, огненную струю.

В советский, а потом и украинский период своей жизни он работал таксистом, да так преуспел на этом поприще, что был выбран в секретари комитета комсомола таксопарка и его портрет красовался на Доске Почета автопарка.

Охранник – работа скорее для молодых, но бывшему таксисту было под пятьдесят, и случись ему применить в экстремальной ситуации силу для того, чтобы спасти сотрудников психсарая или себя от смерти или увечий – в психиатрии ведь все бывает, – у него были бы большие проблемы. С таким пузом дотянуться до кого-нибудь было практически невозможно. Как он в туалет-то ходил?

Но с его беспомощностью в случае экстремальных ситуаций я как-то легко примирился – случись что, я бы как-нибудь отбился, а может, даже бы его вырвал из цепких лап. Беда была в том, что он говорил, и говорил беспрерывно. Общение его носило вынужденный интерактивный характер. Он очень любил спрашивать, что называется, в форме «закрытого вопроса», и непременно требовал ответа.

Например, тыкал меня в бок и бесконечно повторял: «Ну скажи, ведь верно, что все израильтяне идиоты? Ведь правильно?»

Дешевле выходило сказать да.

Это могло длиться часами.

В Израиле ему нравились только прогноз погоды (довольно точный) и кладбища (хоронят быстро и бесплатно).

А как-то он ворвался ко мне в комнату в радостным изумлением:

–

А у нас есть история под номером 666!

–

Ну и что? (Действительно, ну и что, подумаешь, чудо, когда общее количество пациентов давно перевалило за тысячу.) – Но ведь это дьяволово число!

Симтаотский психсарай напоминает дом второго поросенка из сказки – здание проницаемо во всех направлениях, что особенно приятно, когда идет обстрел города ракетами. Но что там ракеты, здание проницаемо и для кошек – они регулярно падают с чердака нам на голову. Иногда приносят и пользу – кто-то из кошек смачно нагадил на кресло Яфы.

Почему-то сомнительной привилегией выгонять кошек-нарушителей за дверь охранник наделил меня.

–

Ты у нас специалист по кошкам!

–

Хорошо, – отвечал ему я, – согласен. Меняемся обязанностями. Ты принимаешь больных, а я гоняю котов!

Охранник воспринял мое предложение совершенно серьезно и почему-то не согласился.

И вот в один прекрасный день ползу я по полу, чтобы заглянуть под шкаф с историями – а не затаился ли там с ночи кот, а в спину окончательно растекшаяся по креслу (вонючему-превонючему, помеченному котом) Яфа лениво цедит мне вслед:

–

Достань-ка такой-то номер истории.

И обидно мне стало – дальше некуда. Сел я на пол и сказал им, что все-таки я доктор, мое дело – лечить больных, а не гонять котов и носить секретарше «номер такой-то».

Но я был не понят – на мои слова просто никто не обратил внимания.

А охранник у нас – с высшим образованием; работая в таксопарке, без отрыва от производства закончил технический вуз. И Яфа отличницей закончила вспомогательную школу. Мне кажется, что именно разница в полученном ими образовании каждый раз ввергала Яфу в состояние экстаза, когда, прищелкнув пальцами, она отдавала команду «Алекс! Несс!» (было очень похоже на команду «Пиль!» охотничьей собаке), и тот срочно несся на кухню готовить ей растворимый кофе. Боялся он Яфы до икоты, Фоц – до обморока, клиентов – до шока. Единственно, кого он не боялся, – это, увы, меня, и как только образовывался в потоке больных короткий перерыв – мне б воздуху вдохнуть! – он врывался в кабинет с рассказом о своих многочисленных несчастьях и просьбой за него куда-либо позвонить – ив? рита (он произносил это слово с ударением на первый слог) он лет за восемь в стране не выучил – потому что не ходил в ульпан, а в ульпан он не ходил, так как экономил деньги на автобус…

А потом я целый месяц болел пневмонией, и, когда вернулся на работу, его уже там не было.

Как я ехал на работу

Я плохо ориентируюсь, могу сто раз проехать по одной дороге, а на сто первый – запутаться. Естественно, что в голову мне пришла мысль об электронном навигаторе, который называется GPS. Но вдруг я с ним не справлюсь? Для тренировки я решил поехать с этой штукой по известному маршруту на работу в город С.

Включил себе и поехал. Выезжаю на шоссе, а GPS мне и говорит вполне человеческим голосом на хорошем иврите: «А теперь поверни налево», а слева – сплошной металлический барьер. Я еду дальше, слева от меня тянется всё тот же барьер, а прибор продолжает: «А теперь развернись, а теперь развернись», – и тут я догадался, что подсознательно ввел в прибор СВОЙ адрес как цель маршрута, вот бедный прибор и пытается претворить в жизнь вопль моего бессознательного – домой, домой, домой!

Словно лесной пожар

Город моего пропитания Симтаот находится в зоне обстрела ракетами, и оттуда на город сыплются какие-то ужасные железки самодельного производства: одна железка вставляется в другую и поджигается – получается летящая ракета. А потом это с громом и треском падает на улицы города, птицы стаями срываются с деревьев, а люди стаями же бегут ко мне в психсарай. При этом – диалектика! – не было бы ракет, не было бы и компенсации от властей за психологический шок.

Иногда мне кажется, что ракеты палестинцам покупает Фоц – по крайней мере, обстрелы каким-то таинственным образом связаны с днями ее получки. Словно цель обстрелов – показать городским властям, что она не зря получает зарплату. Не было бы этих болванок, падающих с неба, не отстегнуло бы государство 12 миллионов долларов на помощь пострадавшему населению. Впрочем, есть отдельные индивиды, бегущие из Симтаота в Германию и трясущие там фотографиями Хиросимы и Нагасаки в доказательство невозможности их дальнейшего проживания в Израиле и в свете пережитого ими просящих поскорее предоставить им вид на жительство.

Источников дохода в городе С. мало, рабочие места ограничены, а те возможности работать, которые есть у населения, непопулярны. Почему-то в стране исхода женщины в основном работали в качестве контролеров ОТК, а мужчины – «в торговле», поэтому «завод фабрик работать» никто особенно не рвался. И вообще, многие жители города знают, что пальцев на руке – пять, только всё время забывают, на которой.

В народных глубинах, я думаю, ходит такой разговор – один бывший работник торговли говорит другому бывшему работнику: «Пады психиатыр, скажи ему туда-сюда, нерви, мол. Братишк мой психиатыр хадыл, сестренк хадыл – и оба дэнги палучил». При этом надо учесть, что бывший советский человек слова «нет» не понимает, для него это слово просто непонятно – так как «нэт» на старосоветском местном диалекте переводится как «дай» – «дай мне деньги, и будет тебе “да”», – то есть как предлог выманить взятку. А денег на взятку нет.

А нужна ему «справк», чтоб никогда в жизни работать не пришлось. А если и пришлось, то «по-черному» – числиться инвалидом или, как говорят в городе С. про прекрасный неработающий пол, «инвалидкой» и где-то тайком подрабатывать.

Если он не получает требуемое немедленно, то начинает злобно, монотонно нудить: «Вы мой врач, вы мне должен». Потом начинает орать. Вслед за этим начинает орать громко. Потом происходит вынос скорбного тела из медицинского учреждения.

Мой коллега придумал, как реагировать на это «должен». «Должен, – говорил он, – это когда что-то взял и не отдал. Что я у вас взял?» Многих такая постановка вопроса смущает, но отнюдь не всех.

Мое описание быта и нравов местного дурдома будет неполным, если я не расскажу, во-первых, о типичном местном анамнезе – оказывается, всех девушек в возрасте лет пятнадцати в стране исхода крадут, и, когда отец украденной идет выяснять отношения с обидчиком, его, оскорбленного, обливают бензином и сжигают. Явления эти, я имею в виду сожжения отцов, часты и повсеместны, как костры средневековой инквизиции в Европе. Так что, если случится после захода солнца лететь на самолете над теми местами, внимательно смотрите вниз. Увидите костры пожарищ, знайте – это горят отцы.

Народная галлюцинация

И еще надо рассказать о «Черном человеке», который стоит у бывших контролерш ОТК за спиной. Непонятно, что он за спиной у этих несчастных делает и почему не нашел себе в жизни другого, более достойного занятия, чем пугать несчастных дочерей сожженных отцов. Но факт остается фактом – Черный человек сильно размножился, его видели многие, и он безнаказанно в ночи творит свое черное дело.

Черный человек: миф или реальность?

Принято считать, что Черный человек – это глупости, которые несет примитивная тетка, желая доказать врачу свое безумие.

Художница Валя (о ней будет чуть ниже) даже нарисовала триптих: кладбище, на нем стоит могила ее отца (который действительно умер). Эта могила в центре картины, слева – могила самой Вали (пока еще весьма живой, до ста двадцати ей), а справа на могильном камне нарисован черный зловещий силуэт, черты лица которого, правда, довольно внятны – до возможности его дальнейшего опознания. Это и есть фоторобот знаменитого Черного Симтаотского человека – сокращенно ЧСЧ.

Как-то обычным рабочим утром раздается телефонный звонок от социальной работницы, который начинается словами «А Кувшинникова Ада»…

Я перебиваю ее – уж больно начало разговора стандартное – и заканчиваю начатую ей фразу: «…опять забыла застелить кровать!» Стандартный разговор о стандартной больной. Видимо, еще не потеряна надежда, что я всё брошу и пойду стелить Аде кровать.

–

Нет доктор! Ее пытались изнасиловать!

–

Кого, Кувшинникову!?

Девушке Кувшинниковой слегка перевалило за шестьдесят, оба оставшихся зуба у нее в кучку – словом, та еще сексапилка.

Но, видимо, трудно удержать ретивое!

Я велел ей срочно ко мне прийти.

Пострадавшая описывает Черного человека, во тьме ночной проникшего к ней и домогавшегося ее, причем успешно.

Не могу понять, правда это, вымысел или просто бред.

Звоню приятелю – в прошлом психиатру, а ныне трудящемуся полиции; ему кажется, что все рассказанное – попросту болезнь. И мне тоже так кажется.

С тем ее и отпустили. А еще через пару дней приходит полицейский в штатском, принятый мной за пациента, приносит большую папку с документами и говорит мне, что обидчика-то поймали, – и показывает его фотографию. Зовут его, скажем… впрочем, это лишнее – вышел он намедни из тюрьмы и его снова потянуло на старое…

Так в Симтаоте материализуются галлюцинации.

Откуда у парня симтаотская грусть. Часть первая

Грустно мне – сегодня город моего пропитания Симтаот вступил со мною в сношения с особым цинизмом. Меня все учили, как жить и как лечить.

А я этого не люблю, признаться. Вспомните из детства: «Не учи ученого, а съешь кота моченого» (кота жалко, но для такого случая – пусть, как исключение).

Сначала позвонила юная семейная доктор – голосом молодым и задорным – и попросила вылечить кого-то, кого я ранее видел, на что я сказал, что не всех и не всегда можно вылечить. Юная доктор директивно отправила меня посоветоваться с кем-нибудь – если уж я не знаю, что делать, – и вылечить больную. Мне подумалось словами Боцмана из «Оптимистической трагедии», произнесенными голосом артиста Андреева: «Я бы советовал тебе не советовать». Но я сдержался, и сказал, что Единственный, с кем я советуюсь, скажем на иврите, «ло замин ка эт», попросту – занят. Есть у него на небесах дела и поважнее. На том и расстались.