Разгонит ветер над границей серый дым.
Девчонка та, что обещала подождать,
Идёт по свету уже с другим, уже с другим.
Растает снег, исчезнет имя на снегу.
Когда Герман Андреевич доиграл последний аккорд, аудитория вновь погрузилась в тишину. Говорить здесь было нечего, да и незачем. Каждый из нас думал о чем-то своём. Я видела опущенный взгляд Ника. Заметила, как заблестели глаза Кати. Почувствовала, как что-то влажное стекает и по моей щеке. Каждый переживал этот момент по-своему. Нам всем близок Туре. Мы все ощущали его потерю каждой клеточкой своего тела.
– Я пойду, ребята. Надеюсь где-то там, наверху, если, конечно, жизнь после смерти существует, Туре простит меня за доставленные мучения.
– Вы и правда его знатно помучили, – сказала я сквозь улыбку. Это была лёгкая и светлая улыбка. Такая же светлая, как воспоминания, которые остались о Туре.
Наши взгляды пересеклись, и Герман Андреевич грустно улыбнулся мне в ответ. С этого дня что-то окончательно и безвозвратно поменялось в отношениях между ним и нашей группой. Да и между нами самими: все мы стали друг другу чуточку ближе.
– Слушайте, – первым нарушил тишину Ник, – а помните, как мы на первом курсе через окно курить лазили?
Сложно было такое забыть. Семестр подходил к концу. Лето в том году пришло слишком рано, и уже в середине мая ударило тридцать градусов. Одевались на пары как попало, главное – чтоб белый халат был. С другой стороны, нашим легче: скинул халат, сунул в сумку и пошёл домой. Никакой сменной обуви.
Еще в апреле, когда тепло уже начало посылать свои намёки, мои одногруппники сделали удивительное открытие: не обязательно каждый раз проходить через охранника и брать куртку в гардеробе, чтобы сбегать покурить. По счастливому стечению обстоятельств кафедра анатомии расположилась на первом этаже корпуса. К тому же, на солнечной стороне, поэтому днем находиться здесь было практически невозможно. Постоянно открывали окна. Тогда-то они и сообразили, что окна можно использовать как еще одну дверь на улицу. Один прыжок – и ты уже «за бортом». Но что самое удивительное, преподы об этом даже не подозревали. Или делали вид, что не подозревали.
– Значит так, оболтусы, надоели вы мне. Пирив! – в переводе с языка нашего преподавателя это означало «перерыв». – Встретимся через пятнадцать минут.
Александр Михайлович, шкаф ростом два метра, судмедэксперт со стажем и по совместительству наш преподаватель анатомии, поднялся из-за стола, захватил с собой журнал и удалился из кабинета. Сразу же показалось, что свободного пространства стало вдвое больше.
Ромыч свистнул:
– Парни, девчонки, погнали курить!
Курили у нас большинство. Как-то в начале года мы даже поспорили, что к шестому курсу закурят все. Но пока что их ряды пополнились лишь на одного.
Я никогда не курила, да и Туре тоже. И это мне в нем очень нравилось: на дух не переношу табачный дым. Кроме нас не курили только Вика, близняшки и Артур, остальные же дымели как паровозы. Но близняшек сегодня не было, Вика всегда ходила на улицу за компанию, а привидение нашей группы Артур почти мгновенно куда-то испарился. Так что угадайте с трех раз, кому досталась роль «постовых на шухере».
Туре всегда сторожил дверь, я – стояла у окна. Он наблюдал, я служила передаточным пунктом. И если преподаватель появлялся раньше времени, мы сигнализировали одногруппникам, и они всей толпой плелись ко главному входу. И как никто до сих пор не заметил в этом странности – ума не приложу.
Сегодня «шухер» нагрянул внезапно. Я сидела на подоконнике, от скуки гоняла по платформам желтого человечка в игре «Дудл Джамп», насвистывая под нос привязавшуюся песенку. Под ухом зашумело. Я поставила игру на паузу и перевела взгляд на улицу: все докурили и принялись ползти обратно. Первый пошёл. Второй пошёл. На подоконнике неуклюже подтягивался Ромыч (недавно он вывихнул кисть и рука все еще болела), когда Туре вдруг прошептал: «Шухер! Михалыч идёт!»
Михалыч возник в кабинете намного быстрее, чем мы этого ожидали: оказывается он шёл не из столовой, которую обычно посещает во время «пиривов», а из аудитории напротив. В это время Ромыч с горем пополам закинул вторую ногу на «свою» территорию и выпрямился.
– Это чем это мы тут занимаемся?– преподаватель с подозрением оглядел группу студентов, столпившихся у окна.
– Плюшками балуемся, – ляпнул Ромыч. Видимо, первое, что пришло на ум.
– Грызём гранит науки, – поправил его Туре. – Там на стене под подоконником слизни собираются. А у нас как раз работа про них на биологии. Ну, про слизней этих. Научная, между прочим, можно на конференции выступить!
Александр Михайлович лишь усмехнулся:
– Слизни! Я в ваше время курить бегал и девчонок лапать, а вы – слизни… Во жизнь!
Я с трудом подавила смешок.
– А если бы они сказали ему правду, – шепнул мне на ухо Туре, – он бы тут же отправил их в деканат.
– Да, Туре тогда отжег, – согласился Ромыч. – А как мы после тусовки на физику завалились, вы помните?
Это было на беззаботном первом курсе. Наша первая совместная тусовка. Присутствовали на ней, правда, не все – только мы с Туре и Викой, Ромыч с Ником и Лина. Все разумные люди отсеялись еще на первом этапе, когда поход только-только планировался. Мы оказались самыми отчаянными. Все дело было в том, что тусовка эта по непонятным причинам проходила в четверг в одном местном клубе. Ну кто вообще устраивает тусовки по четвергам?!
Вечером перед мероприятием мы собрались у Ника с алкоголем. Он говорил, что так делается, чтобы меньше платить в клубе. Прежде ни я, ни Туре в подобных заведениях никогда не бывали, поэтому решили послушать более опытного человека. В этом мы, пожалуй, даже перестарались: все напились настолько, что едва не уснули прямо у Ника. Одно останавливало – билеты на тусовку были уже куплены, и потерять деньги не хотелось. На самом деле, Туре не хотел никуда идти с самого начала, но отпускать меня одну не желал еще больше – «мало ли какие парни захотят подцепить тебя в клубе!». И я даже не знаю, чего он боялся больше – что со мной что-то случится, или что я стану флиртовать с каким-нибудь симпатичным пьяным отморозком.
Домой я вернулась около половины пятого утра вместе с Туре. Мама дежурила в больнице, папа давно спал, о чем сообщал его храп, разносящийся по всему первому этажу. Правда тогда мне было абсолютно все равно – единственной мыслью было поскорее оказаться в постели.
Мы завалились в мою комнату и, даже не раздеваясь, уснули крепким сном, прижимаясь друг к другу, чтобы уместиться на не рассчитанной на двоих кровати.
– Рота подъем! – вдруг раздалось над ухом. Я приоткрыла один глаз и увидела склоняющегося над нами отца. – Вставать пора!
– Какой вставать, мы только легли, – пробормотала я и потянулась за телефоном. Часы на экране показывали семь утра. Я не поверила своим глазам. Казалось, будто с момента, как мы вернулись домой, прошло всего пятнадцать минут.
– Вставайте, а то ведро воды на вас вылью. И приведите себя в порядок, а то опозорите меня перед вашими преподавателями.
В ВУЗе папу конечно же никто не знал, он вообще не имел к нему никакого отношения, но это сейчас не имело значения.
С трудом я разбудила Туре, переоделась в джинсы и первый попавшийся под руку свитер. Сил хватило лишь на то, чтобы смыть вчерашний макияж – на нанесение нового их уже не осталось. Завтрак в горло не лез, к тому же, ужасно болела голова.
– Если хотите выпить аспирин от головы, придётся сначала поесть, – сообщил отец, когда мы спустились вниз. Словно прочитал наше состояние. Хотя, думаю, на наших лицах все было написано и без слов. – Иначе заработаете язву желудка. На тарелке бутерброды. Не выйдете из-за стола, пока не съедите хотя бы по одному.
В универ ехали молча и мучительно, на каждой кочке рискуя вытолкнуть съеденный завтрак обратно. Первой и единственной парой была физика. В этот момент я ненавидела всех и вся: себя, за то, что поплелась на тусовку посреди недели; тех, кто поставил физику во вторник в 9 утра; тех, кто решил, что физика вообще нужна в медицинском.
Вика и Ромыч пришли на пару не в лучшем состоянии, чем мы. Ник и Лина не пришли вообще – так и не смогли проснуться. А Туре как назло вызвали решать задачу к доске. Честно признаться, это было жалкое зрелище: он забывал элементарные формулы, путался в словах, а дрожащую руку с мелом было видно невооружённым глазом даже с нашей предпоследней парты. В тот раз Туре пронесло – преподаватель физики оказался довольно лояльным, другой давно бы отправил его на место с двойкой или отработкой.
– Я до сих пор будто пьяный, – шепнул Туре, отмучившись.
– Ты не один, бро, – повернулся Ромыч, сидящий перед нами.
После пары мы все заказали такси, разъехались по домам и завалились спать.
– Вы о чем-нибудь кроме алкоголя и сигарет думаете вообще? – спросила я, но не в укор, а скорее задумавшись. – Вспомните лучше, как Туре устраивал Тайного Санту на первом курсе! Как сам упаковывал каждый подарок, чтобы они все были оформлены в одном стиле…
– Да, и в итоге сам остался без подарка, – Вика укоризненно посмотрела на Рому.
– Ну что ты опять на меня так смотришь? У меня денег тогда не было! На одних макаронах из «Пятерочки» жил.
Когда я случайно подслушала разговор Туре о том, что для него никто так ничего и не передал, то решила сама купить ему что-нибудь. Долго думать не пришлось: купила шахматы, в которые он давно мечтал научиться играть. Попросила Ромыча, чтобы подсунул ему в раздевалке на физкультуре. Тогда-то и узнала, что Ромыч и был его тайным Сантой.
– Сейчас это все равно уже неважно, – задумчиво протянул Ник.
– Прости, брат, – вздохнул Ромыч, глядя на фотографию в чёрной рамке, с которой ему улыбался счастливый Туре. – Я так и не успел исправиться.
Глава 6
ДАША
Неделя. Земля вращается, но на ней больше нет Туре.
Две недели. Все кажется таким обычным: мы просыпаемся по утрам, чистим зубы, спешим на автобус, приходим на пары, отвечаем на семинарах, валим тесты. А Туре нет. Жизнь просто выбрала его и нажала кнопку «удалить». И ничего больше не поменялось. Как странно это осознавать.
Три недели. Туре вычеркнули из группового списка. Больше никто из преподавателей не говорит: «Йохансон здесь?» – после Игнатьевой сразу называют Красильникова. Точно и не было никакого Йохансона между ними.
Месяц. Мы научились жить без Туре. Последовательность Игнатьева – Красильников больше не режет слух. Место рядом со мной прочно закрепилось за Викой, словно так было всегда. Туре превратился в «того-чьё-имя-нельзя-называть». Его больше не существовало, просто не существовало и все.
Эта потеря лишь укрепила нашу дружбу с Ромычем, Ником и Викой. Мы стали проводить время вместе все чаще: бывало, заваливались к ребятам в квартиру, иногда – ко мне домой. К Вике ходили реже – у них всегда дом полон народу. Такое бывает, когда живешь в многодетной семье. Среди троих сестёр и одного брата Вика была самой старшей. Брат же наоборот – самый мелкий, ему было всего два (представляю лицо Викиных родителей, когда им сказали, что у них наконец-то родится не девочка).
А вот что происходит между ней и Ником, Вика так и не говорила. Я часто видела, как подолгу Ник стал смотреть на подругу, какое тепло крылось в его глазах под маской крутости и вселенской важности. Но Вика «еще не разобралась в себе» – это был ее универсальный ответ, стоило мне только завести разговор на эту тему.
В один из дней я решила позвонить Роберту, нашему старому другу, но он не взял трубку. Его не было на похоронах Туре, и я не была уверена, знал ли он вообще, что Туре погиб или что собирался переехать в Швецию. Последнее время Туре мало рассказывал о друге. Я знала лишь, что он закончил колледж и уехал работать на крупном промышленном предприятии в родной городок. Расстояние часто отдаляет людей. Наверное, это случилось и с ними.
Время не стояло на месте. Бесспорный плюс начала каждого семестра – примерно две-три недели можно жить спокойно и не напрягаться. Пока не пройдут первые модули и не начнутся первые зачеты. Даже и не знаю, за что нам так досталось, но все зачеты магическим образом выпали на одну неделю.
Первой была патологическая анатомия, и все справились с ней более или менее успешно. Одной проблемой стало меньше. Правда, радоваться было рано – среди всех предметов третьего курса она была меньшим из зол. Куда более страшное испытание ждало в четверг – зачёт у Германа Андреевича. Я оказалась права – после смерти Туре и наших довольно тёплых посиделок с гитарой что-то действительно изменилось. Он стал нам чуточку ближе, даже Герасимом называть желание пропало. Но что на зачете пощады все равно ждать не стоит – это он дал понять сразу.
Я почти забросила другие предметы и сутки напролёт перелистывала книгу по оперативной хирургии. Учила везде: дома, в автобусе, на лекциях. Ударить лицом в грязь на зачете у Герасима – последнее, чего бы мне хотелось. К тому же, если я начну нести откровенный бред, он не согласится делать со мной научную работу. Герман Андреевич всегда выбирал сильнейших, поэтому пробиться в науку у него было нелегко. Но уж если он всё-таки выбрал тебя, вы пойдёте далеко. А пойти далеко было важно для меня как ничто другое – для повышенной стипендии и моих планов на будущее.
Этой ночью я не сомкнула глаз ни на минуту. Около четырёх утра, когда мозги уже превратились в бурлящую солянку, попробовала лечь спать на час, но ничего не вышло – заснуть так и не получилось. Нервная система была напряжена до предела. До корпуса я доплелась, точно зомби. И лишь в коридоре, когда все мы ждали своей очереди, до меня наконец дошло: первая пара человек уже сдаёт зачёт, пора бы ожить и начать волноваться. Мы с Викой заходили третьими, и пока что прогнозы не радовали. Первой из кабинета вылетела Лина, показывая закрывающейся двери средний палец. Не сдала. Вслед за ней вышла ее подруга. Ее лицо не выражало вообще никаких эмоций, но на вопрос «Ну как, сдала?» она лишь отрицательно покачала головой.
Следом за ними залетели и вылетели лишь через минут десять Рома с Ником. Ромыч исполнил примерно тот же жест, что и Лина, но задействовал обе руки.
– Драный козел, – выругался он, – решил весь курс топографической анатомии у меня спросить! Да он валит меня конкретно, валит, я вам отвечаю! Прикиньте, он спросил…
Дальнейшие тирады Ромыча я не слышала – мы с подругой зашли в кабинет.
Взгляд Германа Андреевича пронзал насквозь. Моя голова и без того не жёсткий диск с терабайтом памяти, под взглядом же преподавателя из неё и вовсе стирались последние килобайты знаний. Наверняка каждый знаком с состоянием «пришёл на зачёт и тут же все забыл». Это сейчас было точно про меня.
Не знаю, сколько минут прошло, прежде чем Герасим сказал:
– Луч света в темном царстве! Вам бы, Стригина, подучить еще. Впрочем ладно, на тройку вы все же наговорили. А Вы, Рыбникова, меня приятно удивили. Как приятно, когда старания дают плоды… Зовите следующих.
– С-спасибо, до свидания, – протараторила я, находясь где-то в другой вселенной. Снимала перчатки, брала вещи – все я это делала точно во сне. До сих пор не верила в свой успех.
– Дарья Александровна! – окликнул Герман Андреевич, когда я прикоснулась к ручке двери, чтобы выйти.
– Да?
– Подойдите ко мне перед следующим занятием. Думаю, вы созрели для участия в «Слёте молодых хирургов», обсудим это. Учтите, будет и конференция, и конкурс по практическим навыкам, так что подумайте пока о теме статьи.
Внутри все расцвело и засияло. Бессонная ночь и несколько дней упорной подготовки не прошли зря.
– Да, конечно, Герман Андреевич! Спасибо!
Но преподаватель уже что-то заполнял в своём небольшом ежедневнике-журнале и даже не взглянул в мою сторону.
Ромыч с Ником ждали нас в столовой.
– Ну, как? Сдали?
– Сдали! – хором провизжали мы.
– Красотки! Дайте пять!
– Вы прикиньте, Герасим похоже берет Дашку в свою команду к слету юных хирургов! – разболтала подруга, прежде чем я успела даже переварить эту информацию.
Ромыч присвистнул.
– Слушай, Даш, а ты не можешь ему…ну это…на этом вашем слёте между делом на ушко нашептать, чтоб он мне зачеты поставил. Я на ваши олимпиады и конкурсы не претендую, мне лишь бы зачёт получить.
– У кого ещё какие пожелания? – рассмеялась я.
– У меня пожелание только одно, – заявил Ник, – чтоб к концу нашей очереди не закончились слойки с вареной сгущёнкой.
Еще около часа мы провели в столовой. Обсуждали прошедшую неделю, строили планы на следующую, да и просто болтали. Конечно, парням еще предстоит пересдача, но на какое-то время все могли немного выдохнуть.
– Слушайте, пойдёмте уже, а то сейчас у пекусов пары закончатся, опять будем километровую очередь в гардероб стоять, – поторопила Вика.
Подруга была права. За месяц мы отметили одну вещь: почти в одно время с нами заканчивались пары у каких-то наглых первокурсников (именно их мы и называли «пекусами»), и в коридоре становилось просто не протолкнуться. Пересекаться с ними действительно не стоило.
– Заходите в гардероб, берите куртки сами, а то вы меня замучаете совсем! – скомандовала бабулечка-гардеробщица.
Мы забрали вещи и стали потихоньку одеваться. Свободное место на скамейке отвоевали, дальше можно было не торопиться.
Я искала в карманах перчатки, когда наткнулась на непонятно как там оказавшийся сложенный в несколько раз лист бумаги. Насколько мне помнится, из бумажной продукции в моих карманах всегда были лишь автобусные билетики.
Друзья что-то активно обсуждали, не обращая на меня внимания. Я посмотрела в их сторону и развернула листок. В следующую секунду волна холодного пота окатила тело с головы до ног. Мир вокруг пошатнулся, и я лишь чудом сумела устоять.
– Стойте! Нина…э…Николаевна, стойте!
– Чего тебе? – бабуля подняла голову, недовольная тем, что ее отвлекли от решения кроссвордов.
– Скажите, а во время занятий сюда кто-то заходил?
– Так сюда постоянно кто-то заходит. Мне что же теперь, всех запоминать?
– В мою куртку подложили записку! Ее не было, когда я только пришла!
– И что ж с того? Не украли же чего. Сами разбирайтесь в своих записках и делах амурных. Я вам не пункт передачи информации! – похоже, Нина Николаевна сегодня не в духе.
– Но вы же должны следить…
Я не успела договорить – меня окликнул Ромыч:
– Дашка, ты где там застряла? Пойдём уже!
