Александр Тимофеевич Филичкин "Фантастика. Рассказы книга 1"

Фантастика. Рассказы книга 1
Александр Тимофеевич Филичкин

В данную книгу вошли фантастические повести и рассказы, написанные автором в течение 2014-го – 2022-го года

Александр Филичкин

Фантастика. Рассказы книга 1

Индуктор 2

Окончание фантастического рассказа «Индуктор».

Смотри книгу «Рассказы, изданные на бумаге. Фантастика»

Раздавленный услышанной новостью, я повернулся и, не различая дороги, побрёл незнамо куда. Я бесцельно шатался по городу очень много часов. Наконец, ощутил, что валюсь с ног от усталости.

Ближе к раннему вечеру, я смирился с ужасной утратой, и уныло потопал домой. Переходя автотрассу, я едва сам не попал под внушительный джип, несущийся с удивительной скоростью.

В самый последний момент я отпрыгнул на тротуар и проводил рассеянным взглядом «чёрный гроб на колёсах». За рулем дорогущей машины сидел мордатый бритоголовый бандюк, из новых хозяев России.

Не помня себя от расстройства, я «на автомате» добрался до своей пятиэтажной «хрушёвки», вошёл в квартиру и поплёлся на кухню. К моему облегчению жены дома не было. Так что, мне никто не мешал помянуть не состоявшегося молодого соавтора.

Достав из настенного шкафчика бутылку «столичной», я плеснул себе полстакана сорокоградусной водки, влил в горло горький напиток и закусил ломтём колбасы, отрезанным от батона, который лежал в холодильнике. Чуть прожевав приличный кусок, я его проглотил, и с мрачной решимостью повторил процедуру.

К моему сожалению, принятый внутрь алкоголь не принес облегчения. В глубинах души стало значительно пакостней. Одолели мрачные мысли о моей невезучести. В кои-то веки, появилась возможность написать, что-то стоящее. Создать приличную вещь, что не забудут, едва дочитав до конца. Выдать роман, который издательство выпустит несколько раз, а очень возможно, киношники перенесут текст на экран. И вот, когда я в своих мыслях уже начал творить очередную «нетленку», все неожиданно рухнуло. Индуктор погиб!

Убрав колбасу и бутылку на прежнее место, я заплетавшимся шагом прошёл в свою «рабочую» комнату. Попав в «кабинет», я шагнул к небольшому дивану и ничком упал на него. Мой измученный разум стал погружаться в глубины тяжёлого сна. В тот же момент, я услышал, что в наружной двери поворачивается металлический ключ. Я поднялся на ноги и потащился в прихожую.

Когда я добрался туда, жена уже захлопнула дверь и поставила на пол сумку, набитую всякой едой. Лера устало сидела на пуфике и снимала с ног босоножки. Она посмотрела на расстроенную физиономию мужа, потянула воздух чувствительным носом и строго спросила: – Чего ты сегодня смурной?

Не отвечая, я поднял с пола объёмный баул и понёс его в кухню. Водрузив поклажу на стул, я стал выгружать все продукты. Жена отправилась в спальню, переоделась в розовое домашнее платье и присоединилась ко мне.

Несмотря на пары алкоголя, витавшие в тесном пространстве, Лера решила, не выяснять причину загула супруга. Она шагнула к столу и начала мне помогать. То есть, молча брала со столешницы пакеты с едой и складывала их в холодильник.

Тут я не выдержал. Меня словно прорвало, и я постарался всё объяснить: – В понедельник я напечатал столько листов, сколько никогда не написал в течение дня. Когда я закончил и посмотрел на часы и нумерацию «Ворда», то своим глазам не поверил. За шесть часов я настрочил восемнадцать страниц. И текст был куда интересней и динамичней чем раньше.

Невольно напрягшись, я вспомнил то состояние, в котором тогда пребывал. Я осознал свои ощущения и неожиданно понял, что имел в виду Маяковский, когда говорил: – «рука потянулась к перу, перо устремилось к бумаге».

В течение дня, мысли выстраивались в моей голове, словно вагоны в хорошо сформированном поезде. Слова лились на бумагу бурным потоком, как вода из открытого крана. Я едва успевал переносить на бумагу тот текст, что возникал в голове.

Во вторник стало чуть хуже. Я написал всего лишь пятнадцать страниц. И всё равно это было волшебное ощущение всевластия над словом. В среду, я уже начал слегка тормозить. Однако, учитывая мою обычную норму, я написал очень много. К концу дня у меня было готово двенадцать страниц. В четверг, всё как отрезало. Весь день я вымучивал каждую строчку, как будто впервые сел за компьютер.

Так я весь день и лепил слово к слову, и старался создать предложения, которые подходили друг к другу. Из фраз я собирал скромный абзац, чтобы с новой строки начать ту же борьбу с неподатливым текстом. За восемь часов такого труда я накропал лишь четыре страницы и, к концу рабочего дня, ощущал себя выжатым, словно лимон.

– По-моему ты всегда так писал. Три-четыре страницы, самое многое – пять. – удивилась жена: – Чем ты сейчас не доволен, в чём, собственно, дело?

– В том, что я, наконец, осознал, что же такое радость писательства. Это когда сочиняешь легко и свободно, словно кто-то висит у тебя за спиной и диктует на ухо интереснейший текст.

– Ты имеешь в виду музу с арфой в руках? – бросила Лера с сарказмом.

– Может и с арфой. Некогда было тогда глянуть назад. – буркнул я раздражаясь: – В последнее время, я в самом деле писал понемногу, но это было не так тяжёло, как лет десять назад. Сейчас я вернулся к тому, с чего начинал. Это так трудно, словно ты шпалы ворочаешь.

– Ты же сам вспоминал Маяковского, – задумчиво сказала жена: – а он что-то там говорил про тонны словесной руды, которые нужно ему извести, чтобы найти нужное слово. Чем же ты лучше большого поэта? Пять страниц в день, умножить на триста рабочих дней года, получается полторы тысячи штук. Это два, а то и три полновесных романа. Все они сразу уходят в печать. Чего ещё тебе нужно?

– Но другие же пишут по роману за месяц. – возмущенно выкрикнул я.

– Так, что же им не писать, когда муза висит за плечом и диктует им в ухо. А ты все свои книги сам сочиняешь! Своим трудом создаешь, как, например, Маяковский.

– Поэтому их так неохотно печатают, а потом, очень плохо раскупают читатели, – вымолвил я, с сожаленьем : – Нет в них той лёгкости, которую в тексты вдыхает приличная муза.

– Ну, один раз она к тебе приходила, придет ещё множество раз. – успокоила мужа супруга.

– Не придёт! – с горечью выдавил я.

– Почему?

– Она недавно погибла! – я описал Лере мою встречу в парке и пересказал наш разговор с пацаном. Жена, молча, внимала рассказу и продолжала заниматься другими делами. Выслушав повествование мужа, она строго спросила: – Ты совершенно уверен, что всё дело в умершем мальчике?

– Уверен! – сказал я обречённо и сообщил, что с четверга больше не видел ярких и будоражащих снов. Мне грезилась лишь мешанина разрозненных образов. В них сразу угадывались мои бытовые проблемы и впечатления прошедшего дня. А тех необычных видений, что удивительным образом превращались в сюжеты для книг, к сожалению не было.

Я рассказал Лере о поисках мальчика в парке, о том, что узнал от рыжего шпаненка на скейте, о гибели мальчика и его погребении.

– Значит этот пацан, – сделал я естественный вывод: – он был индуктором для моего сочинительства, а теперь, с его преждевременной смертью, все сразу закончилось. В голове удивительно пусто. Я даже не знаю, как закончить историю, над которой работал последние дни. Теперь, мне придётся, забросить почти готовый рассказ и заняться чем-то другим. – я печально вздохнул и умолк.

Как в подтверждение моих горьких слов, я вспомнил беседу с мальчишкой. Он говорил, что также бесследно пропали видения в больнице. Значит, его «чудесная муза», то бишь, индуктор, находился где-то поблизости. Очень возможно, просто лежал в соседней палате. Потом он уехал домой. Ну, а пацан перестал видеть во сне чудесные сказки.

– Хотя нет, – оборвал я свои вялые мысли: – ведь он говорил, что его яркие грёзы внезапно исчезли одной тёмной ночью. Значит, индуктор мальчишки просто умер тогда. Так же как мой! – подытожил я свои рассуждения.

Жена взяла пачку пельменей, положила его в морозилку и машинально посмотрела на улицу. Она замерла на мгновение и тихо сказала: – Во дворе стоит какой-то мальчишка со скейтом и смотрит на наше окно. Я бросился к Лере, встал рядом с ней и глянул на площадку внизу.

Задрав голову вверх, на асфальте, стоял тот самый пацан. Рядом лежал до нельзя ободранный скейт. Мальчишка заметил меня, широко улыбнулся и помахал мне рукой.

Я тут же расплылся в дурацкой ухмылке, бодро кивнул и помчался в прихожую. Я так торопился, что переобуваться не стал, и выскочил из нашей квартиры, как был. А был я в домашних изодранных тапочках, растянутой майке и старых трениках с пузырями на обеих коленках. Рискуя переломать себе ноги, я стремглав скатился по лестнице, и выскочил из подъезда наружу.

Мальчик сидел на бордюре и терпеливо ждал моего появления. Я бежал, не обращая внимания на старушек, сидевших возле подъезда. Теряя просторные тапочки, я побежал к моему дорогому индуктору.

Заметив меня, мальчик поднялся на ноги. Теперь он стоял, переминаясь с одной ноги на другую, и не совершенно знал, как реагировать на мое появление. Я подскочил к пацанёнку, схватил его за щуплые плечи и тихо выдохнул: – Ты?

Тут я услышал, как за спиной зашушукались наши старушки. Пацан открыл было рот, чтобы ответить, но я его тут же прервал: – Пойдём сейчас к нам. Жена вернулась с работы, сейчас она нас покормит, и ты все расскажешь.

Я повернулся к окнам квартиры и разглядел за стеклом лицо удивленной супруги. Я помахал ей рукой и устремился к подъезду. Мальчик двигался рядом, держа скейт под мышкой.

Проходя мимо лавочки со старожилами наших окрестностей, я положил руку пацану на плечо, угодливо улыбнулся и елейно сказал: – Племяш мой. Давно обещал в гости зайти.

Старушки придирчиво оглядели необычную пару и сурово поджали тонкие губы. О чем они думали, я, конечно, не знаю. Однако выражения сморщенных лиц не сулили для нас чего-то хорошего.

Мы быстро поднялись по лестнице и вошли в открытую дверь нашей квартиры. Жена встретила нас в тесной прихожей. Не зная, что и сказать я пробормотал: – Познакомьтесь. – и неуверенно повёл правой рукой. Мальчик спокойно представился: – Глеб.

– Тетя Лена. – буднично сказала жена и добавила: – Мойте руки и проходите в гостиную. Через десять минут будем ужинать. – Она развернулась и скрылась на кухне. Судя по шуму, который послышался минуту спустя, она была не очень довольна явившимся гостем. Оно и понятно, припёрся точнёхонько к семейному ужину.

Глеб положил скейт на пол, и мы прошли ванную. Я вспомнил, что не представился и сказал: – Зови меня дядей Витей. А то эти противные старушки такого себе напридумают, что потом век не отмажешься. – Глеб кивнул, открыл воду и начал мыть руки.

– А мне сказали, что ты погиб. Машина тебя сбила. – начал я разговор.

– Кто сказал? – удивлённо вытаращился мальчишка.

– Пацан в парке. Рыжий такой, шкет. На зеленом скейте.

– Ах, этот. – презрительно махнул рукой соавтор: – Вечно он всё, с чем-то путает. – Глеб помрачнел и добавил: – Это Кольку с улицы Волгина сбили. Прямо во дворе его дома. Какой-то бритый урод летел на чёрном джипе. Даже не остановился потом. Умчался, как ни в чём не бывало.

– А где же ты был? – Задал я главный вопрос: – Я тебя сегодня искал. Последние дни я совсем перестал видеть интересные сны.

– Во вторник бабушка у меня заболела. С каждым днём ей становилось всё хуже и хуже. В четверг утром я вызвал скорую. Её отвезли в областную больницу и положили там в коридоре. Ухаживать, кроме меня, ней за некому. Поэтому все эти дни я был рядом с ней.

Сегодня ей полегчало. Она начала подниматься с постели и меня отослали домой. К назначенной встрече, я опоздал и в парк уже не пошёл. Сразу помчался домой. Сделал уборку в квартире. Постирал всё белье, а к вечеру, когда освободился от дел, пришел к вашему дому.

– Откуда ты знаешь, где я живу?

– У меня приятель обитает поблизости. Я несколько раз видел вас здесь и понял, что мы, наверное, сможем стать с вами соавторами. Просто вы всегда были так заняты мыслями, что я не решался к вам подойти.

– Не удивительно, что я был очень занят. Каждый раз, при твоем приближении на меня обрушивался бурный поток свежих идей. Вот я и старался, как следует их все запомнить.

– У меня тоже было много сюжетов, но я не знал, что с ними делать. Вот и старался, как можно быстрее забыть.

Я слушал слова пацана и ощущал, как в моей голове зашевелились интересные мысли по поводу последней истории, отложенной, сегодня с утра. Сам собою возник чёткий план завершающих глав, и появилось желание, метнуться к столу и сесть за клавиатуру.

С трудом пересилив себя, я остался на месте и продолжал слушать мальчишку. Тем не менее, вторым планом я продолжил обдумывать текст. Глеб закончил мыть руки, вытер их полотенцем и вопросительно взглянул на меня.

Мы прошли с ним в дальнюю комнату. Ночью она служила нам с Лерой супружеской спальней, а днем выступала в качестве моего кабинета. Я торопливо включил настольный компьютер. Глеб с интересом смотрел за моими нервозными действиями.

Я открыл файл с написанным за прошедшие дни и стал читать его в слух. Глеб внимательно слушал и, время от времени, вставлял замечания. Сначала я просто их слушал и запоминал все поправки, но это продолжалось недолго.

Вскоре я схватил ручку с бумагой и начал записывать каждое слово. Жена несколько раз очень тихо, буквально на цыпочках, подходила к дверям. Она слушала наши бурные споры, но войти, не решилась.

Через час я закончил первую читку и аккуратно сложил все листки, исписанные поправками мальчика. Я выключил свой компьютер, и облегчённо вздохнув, мы двинулись в кухню.

Жена успела нам приготовить сногсшибательный ужин. К этому времени, её отношение к Глебу весьма изменилось. Она вела себя с ним словно радушная тетушка, что угощала племянника, заглянувшего в гости.

После плотного ужина я проводил Глеба домой. Мы поднялся на пятый этаж, и там по-взрослому попрощались за руку. Я подождал, пока за ним закроется хлипкая дверь, и только затем вернулся к себе.

После этого дня, всё у меня пошло так, как я хотел. Я стал работать, как профессиональный писатель. То есть, с девяти до шестнадцати, с часовым перерывом для обеда и отдыха.

Приём, за шесть часов умудрялся печатать по восемнадцать – двадцать страниц плотного текста. Самое странное, что я не уставал от такого труда. Писал очень легко, весело и с наслаждением. Потом, приходил мой соавтор, и я читал Глебу сочинённое за день. Он делал поправки и вставки. Иногда это было несколько слов, чаще всего, большие отрывки.

Время от времени он меня останавливал и говорил: – После абзаца нужно бы вставить … – и погрузившись внутрь себя взглядом, монотонным речитативом диктовал пару страниц. Я едва успевал это записывать.

Первые дни я пытался с ним спорить. Однако скоро я понял, что все замечания улучшают наш текст и делают это удивительно сильно. К вечеру мы заканчивали такую работу и двигались в кухню. Жена подавала нам ужин.

Кроме –того, она собирала мальчику что-то с собой, чтобы он мог угостить свою старую бабушку. Я провожал молодого соавтора до дверей его старой квартиры. Я очень боялся лишиться индуктора из-за какой-то нелепой случайности, вроде пьяного лихача за рулём или обкурившегося наркомана и пьяницы.

Общими силами приличный рассказ, превратился в роман, который мы завершили за месяц. Плод наших совместных трудов я разослал по редакциям и принялся за новую тему.