…перед боем прячу за пазуху кусочек августа – того августа, в котором была Алина, в котором был Дом, и крепкие хрустящие Яблоки, того августа, в котором было будущее, которое не сбылось, но было. Бережно прячу за пазухой – прежде чем крепко сжимаю кошкодер, бросаюсь в бой. Кошкодер называют кацбальгером, вот кому надо, те пусть и называют, для меня он старый верный кошкодер, еще хорошо сказано – кошачья свалка, когда схлестываешься с врагом, быстро, стремительно, одним ударом сносишь голо… чер-рт, еле успеваю отразить атаку, а он силен, сволота эдакая, даже слишком силен, хотя, казалось бы, откуда взяться силе в этом полуистлевшем скелете, который непонятно как не рассыпается в прах…
Замечаю на его груди за пазухой что-то бережно спрятанное, по пожелтевшим кленам узнаю – август, какой-то особенный, дорогой ему август, наполненный какими-то мечтами, какими-то устрем… чер-р-рт, снова отражаю атаку, его кошкодер вонзается мне в плечо, приказываю себе не чувствовать боль, как будто это можно приказать…
Мой враг замирает, кажется, смотрит на август, спрятанный у меня на груди, – кошкодер у меня в руках рассекает воздух, с хрустом разрубает потемневший от времени позвоночник врага, не удерживаюсь, падаю, еще не верю себе, что, черт возьми, получилось…
Поднимаюсь, смотрю на то, что осталось от моего кошкодера, понимаю, что придется забрать себе меч поверженного противника. Уже хочу покинуть руины некогда величественного зала, приглядываюсь к кусочку августа в груде костей – что-то сжимается в сердце, бережно подбираю август, прячу к своему августу, тут же хлопаю себя по лбу, не надо было этого делать, сам не знаю, почему. Что-то происходит, заставляя меня сжаться от страха – кусочки августа срастаются, не сразу понимаю, что это был один и тот же август.
Осторожно спускаюсь по обломкам лестницы, граф уже спешит ко мне, не верит, что я жив…
– …вы… как вам удалось… невероятно… немыслимо… что… что вы просите в награду… что угодно…
Меня как будто молнией прошибает, когда вижу припрятанный в его медальоне кусочек августа…
– Это…
– Медальон? Да, сию минуту, только выложу…
– …нет. Это.
– Но это невозмож…
…не договаривает, падает, разрубленный пополам моим новым кошкодером, брызги крови застилают мне глаза. Осторожно вынимаю еще один кусочек августа, который уже тянется к остальным, и я понимаю, что должен найти их все…
…возрожденный август торжествующе оглядывается, ищет хоть кого-нибудь, еще не понимает, почему вокруг никого нет, только он один, почему все мертвы, только он окутывает опустевший мир, случайно натыкается на осколок ноября, в котором я и мой враг замираем, глядя на припрятанные друг у другом за пазухой кусочки августа…
Конец концов света
…тот, кто расселял гостей, видимо, плохо понимал нас – да мы и сами себя плохо понимали, честно говоря. Организатор (будем называть его так) решил, что лучше поселить вместе концы света из одного и того же мира: так в нашем крыле жил конец света, видевший остывающую магму земли, конец света, погубивший первые бактерии, конец света, погребавший старые, неуклюжие формы жизни, конец света, закрывший глаза последнему человеку, конец света, чья ржавчина обгладывала последние серверы, конец света, который грелся в лучах взорвавшегося солнца. Так получилось, что нам не о чем было говорить, и мы старались держаться себе подобных – я искал общества тех, кто видел гибель разумной жизни, и даже обрадовался, когда смерть какой-то далекой звезды предложила мне поменяться комнатами – там-то в её бывшей комнате я и обнаружил странный предмет, страшную находку, которая вскрыла жуткие тайны, и повлекла за собой смерти множества смертей…
Замок! Замок? Замок…
Два километра.
Шорох шин.
Замок.
Пять лет.
Замок! Замок!
Полтора километра.
Замок.
Пятнадцать лет.
Замок? За-а-амок.
Километр.
Замок.
Двадцать лет.
Замок? Гхм, Замок…
Пятьсот метров.
Замок.
Двадцать пять лет.
Наследство.
Сестра.
Авария.
Замок.
Двести метров.
Замок.
Племянник.
Обрыв.
Падение.
Замок.
Сто метров.
Замок?
Замок?
Взгляд с обрыва.
Замок…
Ночь, которой не может быть
Постулат первый: ночь все меняет.
Постулат второй: если ночь меняет все, то она меняет и саму себя тоже.
Постулат третий: если ночь меняет саму себя, то она перестает быть ночью.
Постулат четвертый: если ночь перестает быть ночью, она не может ничего поменять.
Постулат пятый: но тогда ночь не может изменить саму себя, и остается по-прежнему ночью.
Что возвращает нас к первому постулату…
…может быть, именно этот парадокс позволял ночи превращать безжизненные руины в шумящие города, а истлевшие остовы в спешащих прохожих. Мы не могли проверить этого – никто из нас никогда не видел ночи, планета навсегда повернула останки городов к палящему солнцу, а темной половине остался только безжизненный замерзший океан…
Ю и Сар
…рядом сидит мэнгу, надо убить мэнгу, и нельзя убивать мэнгу – он, тот, не велит, а кто он, кто тот – Йи так и не понимает: то ли сам великий Будда, то ли еще кто, перед кем сам великий Будда кажтся не более чем песчинкой на лапке муравья. Йи и мэнгу делят поровну нехитрый ужин, устраиваются на ночлег – завтра снова в путь в чужие земли. Медленно поднимаются две ю, две луны, мэнгу говорит – сар, какой сар, когда ю, ладно, пусть будет одна ю, вторая сар. Йи пытается понять, почему была одна луна, а теперь две – тот, великий, говорил что-то, что это другое небо, другая земля и другие луны, но почему все-таки две…
…мне досталась не самая плохая война – но явно недостаточная для того, чтобы оживить безжизненную планету, населить её городами. А что я хотел купить за те ничтожные крупицы, которые у меня были – я не мог позволит себе даже приличную войну с паровыми двигателями, не говоря уже о войнах, в которых было ядерное оружие, – на что я вообще рассчитывал, когда потащился с мечами и копьями оживлять планету, хотя, если посмотреть, смогли же они построить великую стену когда-то бесконечно давно…
– …этот-то? Про этого забудьте, нет его больше.
– Доигрался со своими щитами-стрелами на чужой земле? Правильно, чужие земли слабаков не любят…
– Да не в этом дело… чудовище-то надо на цепи держать, с которым на чужую землю идешь, а он не удержал…
– …первый раз слышу, чтобы чудовища на хозяев своих нападали!
– Да не так… тут другое…
…Йи больше не может сдерживать себя, вонзает клинок в грудь мэнгу, слышит, как бросаются к нему другие мэнгу, еще успевает увидеть две луны на залитом кровью небе…
…я слишком поздно понял, что не только не смогу остановить чудовище, которое по привычке набросилось само на себя – я даже не смогу вырваться от него, отделиться от него, разорвать связующую нас цепь, и чудовище, бесконечно убивающее само себя, уничтожит и меня тоже. Кто вообще придумал вызывать из небытия, из бесконечно далекого прошлого безумных тварей, бесконечно убивающих самих себя, и…
…он поднимается на три тонкие лапы, расправляет перепончатое крыло, смотрит в розоватое небо, на котором виднеется круг, окруженный мириадами мелких осколков. Он зовет свою подругу, чтобы показать ей долину по ту сторону холма, где они смогут пустить корни и вырастить продолжение себя самих. Он видит подругу – но что это, почему он должен убить её, почему мэнгу, мэнгу, мэнгу, не дать им перебраться через стену…
– …почему вы не даете нам быть?
Они снова приходят ко мне, мои пленители, их много, несть им числа, – миры, миры, миры. Какие-то трехногие в полупрозрачных мантиях, какие-то ползущие на кореньях, какие-то полупарящие-полуползущие в остроконечных серебристых колпаках.
– Почему вы не даете нам быть?
Я молчу, я не могу им объяснить, – они уходят ни с чем, они не видят мое чудовище у меня на цепи, или я у него на цепи, и никогда не увидят, и не поймут, почему я никому не позволю быть под розовым небом с луной и обломками луны, на веки вечные останусь здесь со своим чудовищем…
То, что…
…10
