Дмитрий Ащеулов "Потоп"

– Нет, я мог бы предложить тарантулов или скорпионов, жаренных на ананасовом масле, но, как я понимаю, климат не тот.

Бальтазар Неверро поднялся.

– Да и вообще, друг мой, городишко у вас неважный. Я бы его разграбил, сжег, а жителей продал в рабство.

Словно иллюзионист, завершивший фокус, он щелкнул пальцами и беспрепятственно покинул помещение. Перед уходом он взял с собой из кабинета цветочный горшок, в котором до того момента в мире и благоденствии проживала фиалка. Через три дня милиционеры обнаружат горшок за зданием городского отдела милиции разбитым, а сам цветок мертвым.

Ночь стремительно настигала этот городишко, мчавшийся во Вселенной на окружности земного шара. Мегаполисы заливались океаном световых огней, вспыхивали разноцветным пожаром казино. Театры, центры развлечений манили к себе публику, бурлящие потоки автомобилей устремлялись в городские центры. А в городке, где происходили описываемые события в это время петухи прочищали горло на ночь, цепные псы заползали поглубже в будки, школьники дописывали домашние упражнения, домохозяйки устраивались у телевизоров в ожидании очередной дозы сериальных страстей. И лишь три единственных в городе фонаря загорались напротив местной мэрии, безуспешно пытаясь бороться с мраком ночи.

Он шел к Клаве – молодой женщине, с которой утром познакомился в библиотеке. Шел, сказано нами не совсем верно, скорее, Неверро крался темными, кривыми улицами, перешагивал через лужи и буераки, ожидая засады и нападения.

Он тихо постучал в окно, она выглянула из-за занавески и, увидев маленькое, птичье лицо с вихром светлых волос, доставшееся Бальтазару Неверро от Василия Крякина, счастливо улыбнулась. Она почему-то была уверена, что тот странный незнакомец, встреченный ею утром в библиотеке, обязательно придет к ней в этот вечер.

Мамы, о которой говорил Бальтазар Неверро, у Клавы не было, старушка умерла три года назад, но была десятилетняя дочь, которую Клавдия отправила к старшей сестре на эту ночь.

По-праздничному был накрыт стол: гордо и уверенно возвышалась над низкими фужерами, плоскими тарелочками бутылка шампанского, а рядом, как будто самый главный на этом вечере, занимал полстола торт. Бальтазар Неверро беспокойно оглядел комнату и сел за стол.

Клава суетилась, накладывая салаты, соленья, стараясь угодить и понравиться гостю.

– Устал я сегодня, – мрачно заметил Крякин, вспомнив события дня. – А они меня опять хотели в темницу бросить. Но я им так просто не дамся. А дума моя тяжкая, мне еще многое предстоит сделать. Хотя время сочтено, они уже охотятся за мной.

Хозяйка сидела на другом конце стола и широко раскрытыми глазами смотрела не этого несуразного человека, говорящего какие-то таинственные и бредовые вещи. Возможно, интерес к нему вызывала ее впечатлительность, да и в библиотекари-то она пошла, увлекшись красивыми романами и историями из книжек, от этого и в своей жизни ждала какой-нибудь увлекательной истории.

В самый разгар их ужина кто-то еще постучал с улицы в окно. Клава вздрогнула от неожиданности. В этот поздний час она уж никого и не ждала. Хозяйка отодвинула занавеску, вглядываясь в полумрак. С той стороны оконных рам стоял давний ее поклонник – психиатр Рогозин. Его натянутая улыбка, букет и торт говорили о том, что пришел он в очередной раз делать предложение руки и сердца.

Между тем сердце самой Клавы сжалось от боли в груди. В сложившейся ситуации ей было жаль этого доброго, интеллигентного, немного застенчивого и даже где-то старомодного человека. Быть может, эти качества Рогозина и не позволяли ей до сих пор дать своего согласия на брак с ним.

«Не выгонять же его? А может оно и к лучшему, может и перестанет он после этого ко мне свататься?» – тяжко вздохнула Клава и пошла отворять двери.

С холодным воздухом в дом пришел какой-то бодрый, ядреный дух. Оттаивая с ночного осеннего морозца и оттого весь окутанный паром, Рогозин снял пальто, шапку. Через дверной проем прихожей, сквозь запотевшие очки, увидел спину мужчины, сидящего за столом у любимой женщины.

Новый гость нервно сорвал очки, быстро протер линзы и вошел в комнату.

Бальтазар Неверро мрачно смотрел куда-то в пустоту и, кажется, даже не заметил появления нового человека.

– Познакомьтесь, это мой давний знакомый Рогозин. Психиатр, – немного нервничая, попыталась завязать общий разговор Клава.

– Психиатр?! – встрепенулся Бальтазар Неверро. – Психея – душа. Уж не по части ли вы инквизиции, милейший?

– Что-то вроде того, – усмехнувшись подобному обращению, ответил Рогозин. – Излечиваю людей от нездоровых фантазий, идей.

– Последний раз, когда я имел дело с вашим братом, еле удалось унести ноги.

– А я вижу, вы занятный собеседник, – присматриваясь внимательно к незнакомцу, заметил Рогозин.

– Не стану отрицать подобного факта. Человек я крайне неординарный. Всегда привлекал к своей персоне замечательных личностей, выдающихся людей, властью был в свое время обласкан. Но скажу честно, пользы от этого мало. Вот любил со мной беседовать Нерон. Хотя он был уже тогда конченый человек. Сколько раз я говорил ему: откажись от цветов. Но он был опьянен, обольщен ими. И, в конце концов, приказал меня бросить ко львам вместе с христианами. Да и сам потом плохо кончил, а все из-за них.

– Из-за кого? – не понял Рогозин.

– Да из-за них. Из-за цветов. Ни дня не мог обойтись без этих созданий: ходил в венке из роз, посыпал лепестками свое ложе, пол дворца, пиршественный стол, кабинет, колесницу. Во время поездок по городам империи заставлял заваливать себя цветами. И что в конце – они полностью лишили его разума, свели с ума. Вот потом многие говорили, что был он безумен, несмотря на свои способности. А это все из-за них, они своими мыслями, своим влиянием лишили его разума.

Во время этого монолога Рогозин, сложив руки на столе, внимательно, как это делал на своих приемах, смотрел на говорившего мужчину.

– Странный вы человек. Мне казалось, что я знаю всех подопечных нашего заведения в этом городе. Ан, нет.

– Я не принадлежу вашему городу, друг мой. Я принадлежу идее.

– Что же у вас за идея? – подивился психиатр.

– Я борюсь с цветами.

– С чем? – удивился Рогозин.

– С цветами, которые сопровождают нас всю жизнь. Праздники и трагедии, торжества или домашний покой, они рядом с нами – от шикарных букетов до скромных растений в горшках. Они приручили нас к себе, мы лелеем их, мы заботимся о них, не позволяем погибнуть в эволюционной борьбе видов. Рождается человек – женщине несут цветы. Умирает человек – цветочные венки, влюбляемся – опять букеты. Все самые сильные наши чувства контролируются этими растениями, и порой они даже поощряют нас на бурю чувств, эмоций, безумств.

– Так что же, вы действительно считаете, что с цветами необходимо бороться? – психиатр своим взглядом напоминал охотничью собаку, взявшую след.

– Вот именно, бороться. Сколько страданий принял я за свои идеи. Во времена французской революции меня гильотинировали. Два раза я попадал в руки Священной инквизиции. Первый раз они сожгли меня на главной площади Реймса. Второй раз, уже при герцоге Альбе, меня обвинили в колдовстве. Темнота и деревенские дурни вбили осиновый кол в сердце. Как сейчас помню, было это в деревушке на севере Фландрии. Диоклетиан приказал распять меня среди прочих непокорных христиан. Что такое история? Это – всего лишь новый вид казни. Как будут казнить и уничтожать себе подобных завтра – вот и весь вопрос развития прогресса.

– Какие страсти вы рассказываете. Пыль в глаза пустить хотите? – вызывающе спросил его Рогозин.

– Нет, что вы, просто говорю истину. Больше всего человеку не верят, когда он говорит истину. Поэтому процветают проповедники-авантюристы, правители-мошенники, а истинные пророки горели в кострах и умирали на крестах.

Отлучившаяся, чтобы наполнить водой вазу для букета, принесенного Рогозиным, Клавдия вернулась из кухни. Она поставила на стол цветы. При виде бутонов лицо Бальтазар Неверро перекосилось. Он резко схватил букет, вырвал его из вазы и стал терзать руками.

– Что-о-о?!– Рогозин резко поднялся так, что свалился стул. Психиатр весьма решительно настроился на схватку. Был он в полтора раза больше щуплого Крякина, и потому, по мнению Рогозина, в противостоянии с соперником смог бы одержать легкую победу.

– Прекратите, – видя назревающую драку, закричала Клава. – Прошу тебя, Вячеслав, уходи. Уходи.

– Ты, ты… этого хочешь? – медленно спросил Рогозин, и краска спала с его лица.

– Да-да, прошу тебя, оставь нас.

Рогозин попятился из комнаты, схватил в охапку шапку и пальто и вывалился из дверей в ночь. Домой он шел, не разбирая дороги, утопая ногами в опавшей листве. И когда поднялся на пригорок, засаженный редкими липами, посмотрел вниз, на улицу, на гаснущий свет в окнах дома Клавы, то тяжело выдохнул каленую боль своего сердца в звездное небо. При всем своем дипломированном знании человеческой души Рогозин так и не мог понять, почему женщины предпочитают выбирать проходимцев…

В пьянящем лунном сиропе, протекавшем сквозь занавески, в спальне таяла тьма. Клава лежала на впалой, поросшей мелкой шерстью, узкой груди этого непонятного человека. Чувствовала, как сильно бьется его сердце, сквозь полусомкнутые ресницы видела его глаза, горевшие желтым огнем. Она сама не могла поверить, что вот так просто оказалась в постели с первым встречным мужчиной. И как она на такое решилась? Все в ней было зыбко, сложно. Что теперь будет завтра и как в дальнейшем сложатся их отношения? – этого всего она не знала, да и думать об этом ей совсем не хотелось. Некстати совсем вспомнился Рогозин и вся та дурацкая стычка между мужчинами.

– Зачем ты говорил ему такую ерунду? Как ребенок, – укоризненно произнесла она.

– Какую ерунду, – отрываясь от своих мыслей, спросил он.

– Ну, про казни, Диоклетиана….

– Это правда, – твердо возразил он.

– Так не бывает, ты что, думаешь, я дурочка, – Клава даже не знала, обижаться ей или сердиться.

– Все это было в моей жизни. Каждый раз я перерождаюсь в одном из моих потомков. В том, у кого течет моя кровь, просыпается моя душа, чтобы исполнить предназначенное. Возможно, когда-то давно существовали две космические империи, – вдохновенно заговорил Василий Крякин. – Между ними велась война, кровопролитные сражения длились на протяжении нескольких миллионов лет. Все силы, мысли, старания двух цивилизаций были направлены только на уничтожение друг друга. Они бились в космосе, на планетах, астероидах, казалось, их взаимной ненависти было тесно во всем пространстве Вселенной. Они научились видоизменять свою первоначальную телесную оболочку под те условия планет, которые им приходилось заселять. И вот в последней схватке одна из цивилизаций, предчувствуя свою гибель в этой беспощадной войне, отправила на астероидах в космос биологическую формулу. Так, чтобы эта форма жизни, словно зерно, попадая вместе с астероидами на различные планеты, смогла дать новую жизнь и продолжение погибающей цивилизации. Их противники по тому же принципу создали другую биологическую формулу, чтобы уничтожить своих противников. Через какое-то время первая из империй погибла, города на ее планетах были сожжены. Все скульптуры, картины, произведения искусств расщеплены на атомы и молекулы, а сами планеты разнесены на осколки, так, чтобы о них не осталось никакой памяти. Победившую же сторону, истощенную долгой войной и неимоверными усилиями, так же ждало угасание и вырождение. Но эти отправленные в глубины космоса формы жизни сошлись здесь на этой планете, чтобы продолжить неоконченную войну погибших миллиарды лет назад империй.

–Попав на эту планету, – продолжал он, – мы ассимилировались в крови у человека, а наши враги оказались видом цветочных растений. И наша война продолжилась снова. Когда мы попали на эту планету, тут уже были племена и народности, которые поклонялись растениям и деревьям, несшим генетическую память враждебной для нас цивилизации. Представители этой флоры влияли на сознание своих адептов, раскрывая им посредством телепатии некоторые тайны обработки металлов, военного искусства, строительства крепостей, магии. И племена эти возвысились над всеми остальными соседями. Они вели постоянные войны, порабощали побежденных и приносили на цветочные алтари человеческие жертвы.

Посвященные, как называем себя мы, объединили племена, еще не порабощенные щупальцами наших врагов, и начали войны с поклоняющимися цветам и деревьям. Спасаясь от нашего преследования, цветы мимикрировали под местные виды растений, создавая некую корневую систему, передавая через своеобразную коммуникацию информацию, оплетая этой злобной корневой системой планету. Но и нам было тяжко, многие из посвященных погибали, а знание могло возрождаться только в наших потомках. Вот так сражались мы друг с другом на протяжении веков. Постепенно наши враги стали вырождаться, не совсем та среда, в которой предполагалось изначально им прорасти, изменения климатических условий, необходимость смешиваться с другими растениями – вследствие всего этого они утеряли свои телепатические возможности с необходимой силой влиять на людской род. И вот теперь эта почти что извечная война должна закончиться. Нас осталось только двое: я и мой враг.

Перед началом второй мировой войны английской экспедицией ботаников и зоологов в Амазонии было обнаружено доселе неизвестное растение. Но корабль, везший экспедицию и добытые экземпляры флоры и фауны, был перехвачен фашистами, участники экспедиции расстреляны, а странный цветок передан эзотерикам Третьего рейха, которые определили его странные магические свойства. Но после победы в 1945 над фашистской Германией в качестве военного трофея неизвестное ранее редкое растение было определено в один из ботанических садов Советского Союза. Именно его я и должен найти.

Мы чувствуем друг друга через тысячи километров. Я думаю, мой враг уже знает, что мое сознание проснулось в одном из моих потомков. Через растения и деревья информация передается быстро, и мой враг, еще имея сильные телепатические способности, может подстроить для меня смертельную ловушку. Время ограничено, охота началась, каждая секунда дорога.

– Мне кажется, я читала о чем-то подобном в одном фантастическом романе в нашей библиотеке, – тихо произнесла Клава после того, как Крякин замолчал.

– Нет, это правда. Это не может быть неправдой, это моя жизнь. Ты слышишь! – закричал Крякин, больно схватив женщину за обнаженные плечи…

Рано утром он тихо, не будя Клаву, вышел из ее дома и отправился первым же рейсом автобуса до железнодорожного вокзала, купил билеты и покинул город.

ИСТОРИЯ II

(документальная)

Из милицейских сводок: Разыскивается Крякин Василий Никифорович 19… года рождения. Обвиняется в мошенничестве. Представляется иностранным именем Бальтазар Неверро. Неравнодушен к женскому полу и цветам. Внимание! Обладает методом гипноза и особым внушением на окружающих.

Из объяснительной докладной старшего оперуполномоченного РОВД М. Макарова, задержавшего гражданина Корякина за нападение на торговцев цветами:

На улице Гашека по адресу, указанному нам задержанным гражданином Василием Крякиным, мы никого не обнаружили. Вообще этого дома в нашем городе нет. Как я мог поверить задержанному Крякину, не могу понять сам. Это было как наваждение. Утверждаю, что я стал жертвой гипноза. Когда мы вернулись, младший сержант Мухин, которому доверили закончить допрос гражданина Крякина, сидел в кабинете один и никак не мог вспомнить, куда делся мужчина, задержанный за нападения на продавцов, торгующих цветами.

Из объяснительной младшего оперуполномоченного Мухина:

Я ничего не помню. У меня имелась деликатная проблема. Воспользовавшись рецептом, данным мне находящемся ныне в розыске гражданином Крякиным, я получил пищевое отравление лягушачьими головами и оказался в больнице. Каким образом задержанному гражданину Крякину удалось покинуть кабинет, не могу понять. Утверждаю, что я стал жертвой непонятного гипнотического воздействия, прошу направить меня для выяснения всех обстоятельств дела на психологическое обследование.

Зинаида Крякина в заявлении в Бердянский РОВД:

О том, где находится сейчас мой муж, не знаю. Никаких связей с ним не поддерживаю и прошу органы правопорядка установить его место нахождения для взыскания с него алиментов на сына нашего несовершеннолетнего Крякина Юрия Васильевича. В настоящий момент я подала на развод и потому прошу взыскать так же сумму денег в количестве совместно накопленных двадцати пяти тысяч рублей, которые он самовольно без согласования со мной растратил.

Из объяснительной для милиции Вячеслава Рогозина, доктора-психиатра Бердянской областной психиатрической больницы:

Мужчина показался мне невротически возбужденным и неадекватным. Из-за определенных условий, при которых состоялась наша беседа, я не смог повлиять на изоляцию данного гражданина от общества. Думаю, что по всем симптоматичным признакам у гражданина Крякина развивается мания навязчивой идеи.

Клавдия Смирнова, сотрудница библиотеки:

Утром я проснулась и обнаружила пропажу денег, двух золотых колец и трех цветочных горшков. В краже вещей я подозреваю некоего гражданина, представившегося мне под именем Бальтазар Неверро, но на него я не в обиде. Ровно через девять месяцев после встречи с этим человеком у меня родился мальчик. Сейчас ему три года, он обладает поразительными способностями, говорит на шести языках, прекрасно рисует, предсказывает будущее и излечивает от тяжелых недугов.

Вот, в общем-то, и все, что нам известно о Бальтазаре Неверро. Последний раз его видели в ростовском ботаническом саду. Он бежал по аллее, как всегда, он был в черном берете и длинном, темного цвета макинтоше, за ним с воплями и матом гнались работники дендрария, где он уничтожил редкий цветочный куст малоизученного растения из Латинской Америки. С этого самого времени следы нашего героя в Истории теряются.

КОНЕЦ

ПОТОП

Я буду изливать дождь на землю сорок дней и сорок ночей;

и истреблю все существующее,

что Я создал, с лица земли.

БЫТИЕ 7,4

Лил дождь. Он лил уже несколько месяцев подряд. Вспухшая жирная земля не впитывала в себя небесную воду и, пузырясь, покрывалась многочисленными лужами.

Лил дождь. Нудный, серый, однообразный дождь. Вокруг все притихло. Не пели птицы, не шумел ветер, не гуляли по улицам люди. Мокрые собаки с тоскливыми глазами хмуро притаились в будках. Казалось, что в мире нет уже больше солнца и тепла, а есть только дождь и свинцовое серое небо.

– Что это за безобразие, а, бабка? – стоя под навесом сельпо, сказал Митька.

– Известное дело, касатик, потоп, – тяжело вздохнула бабка, глядя в угрюмое небо.

– Да, прямо, потоп! – не придавая значения словам бабки Анисьи, согласился Митька.