Элеонора Акопова "Пандемия любви"

– Мои ребята распорядятся, – кивнул он парням, и они тотчас исчезли в глубине квартиры. Мы с Валюшей переглянулись. Через несколько секунд они вернулись с ведром, и, судя по их удовлетворённым лицам, мы догадались, что беглый осмотр квартиры прошёл успешно. Мужчины обменялись быстрыми взглядами, после чего Селивёрстов сказал:

– Спасибо, ребята, можете подождать меня в машине.

Молодцы молча кивнули, и мы услышали, как хлопнула входная дверь.

И тут я наконец впервые подняла глаза на нашего нового знакомого.

Если честно, здесь мне очень хочется поставить три точки. Но уж коль скоро я втянула вас в эту дурацкую историю, делать это было бы как-то невежливо. Поэтому придётся вкратце изложить свои ощущения, максимально обходя всякого рода сантименты. Уж больно я не люблю описывать разные лирические чувства. Да и не особо-то они мне свойственны. Видимо, поэтому я сначала и не разобралась в том, что со мной происходит.

А выглядело это так. Сначала что-то приключилось с гортанью. То ли сдавило, то ли свело, шут её знает. Потом подключился желудок. Он почему-то подпрыгнул вверх и, столкнувшись с сердцем, вызвал определённые неудобства с дыханием. Ну и прочая ерунда в таком духе. Щёки вроде как потеплели, а коленки сделались ужасно вялые, в общем, бред какой-то. Хуже того, меня охватило чувство, что этого мужчину я всю жизнь знаю, и без него теперь ну никак… Одним словом, кто это хоть раз испытал, тому долго объяснять не надо. Напасть да и только.

Но в тот момент я, конечно, растерялась. «Что это ещё, – думаю, – за чертовщина такая? В чём причина? Объективно – хорош, да, не спорю. Только в жизни такого не было, чтоб я с пол-оборота велась на красивых мужиков. Скорее, наоборот. За пять лет брака с оным у меня к ним стойкий иммунитет выработался. Что-то вроде прививки от оспы. Можно сказать, раз и навсегда. Выходит, дело не во внешности».

Исподтишка я принялась его разглядывать. Выглядит, надо признать, до безобразия респектабельно. На вид, пожалуй, лет тридцать пять-тридцать шесть. Высок, широкоплеч, густая светло-каштановая шевелюра, крупные черты лица, широкие, почти сросшиеся брови и глубоко посаженные тёмные глаза. Одна непослушная прядь то и дело падает на лоб, и время от времени он безуспешно пытается её откинуть. А этот властный квадратный подбородок с чуть отросшей с утра щетиной… Губы. Дьявольщина! Я была точно уверена, что знаю их вкус. Ну хватит!

Оказывается, всё это время Валька с ним разговаривала. Мне казалось, что пролетел час, но, взглянув украдкой на часы, я с облегчением обнаружила, что не прошло и двух минут. Не знаю, заметила ли Валька моё состояние (я искренне надеялась, что нет), но была очень рада, что она взяла инициативу в свои руки. Бог его знает, о чём они там говорили, я въехала только в конец фразы:

– …так что, Георгий Александрович, поймите нас, пожалуйста, правильно, но дело достаточно серьёзное… Одним словом, не найдётся ли у вас какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность?.. Надеюсь, это вас не обидит?

Селивёрстов немедленно расплылся в улыбке, а я опустила глаза.

– Какие могут быть обиды? Это совершенно естественно. Рад, что имею дело с серьёзными людьми.

Он полез в карман и через секунду протянул нам паспорт в дорогой кожаной обложке. Я не сдвинулась с места, а Валюша аккуратно раскрыла документ и углубилась в его изучение. Мы терпеливо ожидали конца экспертизы. Через минуту она, не говоря ни слова, протянула паспорт владельцу, встала, вышла из кухни, вернулась с бумажником и также молча положила его перед гостем. В фильмах в такие моменты обычно, как указывают в титрах для глухонемых, «звучит тревожная музыка».

Не знаю, что наш рассеянный знакомец ожидал там увидеть, но после осмотра своего временно утраченного имущества на его лице отразилось явное облегчение. Какое-то время он сидел молча, откинувшись на спинку. У меня даже сложилось впечатление, что он просто не знает, что сказать. Тем не менее, спустя минуту, он всё-таки произнёс:

– Возможно, не стоит этого говорить, потому что это может прозвучать не совсем вежливо, но, если честно, я сомневался до последней минуты…

– Не мудрено, – ляпнула я.

Селивёрстов поднял на меня глаза и улыбнулся.

– Всё это настолько удивительно, что я не нахожу подходящих слов, которые следует произносить в подобных ситуациях.

– Вполне достаточно просто сказать «спасибо», – мрачно изрекла я. – Мы всего лишь нашли кошелёк и вернули его вам, что, в общем-то, вполне закономерно, и удивления вызывать не должно. Однако я вас прекрасно понимаю. Остаётся только сожалеть, что мы живём в мире, где подобное поведение расценивается как противоестественное. И, полагаю, на этом диспут по данному вопросу будем считать закрытым. А уж коль скоро вы находитесь в моём доме, могу ли я предложить вам что-нибудь, господин Селивёрстов, чаю, к примеру?

– Просто Георгий, – немедленно отозвался гость. – А чаю с удовольствием, – добавил он с улыбкой и, вытащив из кармана пачку «Давыдофф», деликатно спросил: – Вы позволите?

Мы дружно закурили, что, к нашему немалому облегчению, несколько разрядило обстановку. Тем не менее, несмотря на это, все трое вели себя довольно скованно, и разговор за чаем как-то не клеился. Чувствовалось, что Георгий явно хочет что-то сказать, но, похоже, не знает, как к этому подступиться. Несколько раз я ловила на себе его выжидающий взгляд, но, заметив это, он снова с улыбкой поддерживал нейтральную беседу. Наконец, видимо, решившись и оборвав разговор едва ли не на полуслове, сказал:

– Надеюсь, вы не думаете, что я просто бессовестный чурбан? Я же прекрасно вижу, что столкнулся с исключительно порядочными людьми. Ведь, если честно, мало кто на вашем месте поступил бы подобным образом. Но поймите и меня, не могу же я, в самом деле, никак не проявить свою благодарность? У меня просто духу не хватает предложить вам денег, но я был бы счастлив, если б вы всё-таки согласились принять их. Ведь, в конце концов, испокон веков нашедшему полагалась награда… Повторяю, я с радостью…

Мои щёки немедленно залились густым румянцем.

– Послушайте, – прервала его я, – как вам не стыдно? Неужели вы всерьёз думаете, что я рассчитывала вытянуть из вас деньги?! Ведь, на самом деле, мне гораздо проще было бы вообще вам не звонить, но если уж я это сделала… Короче, давайте прекратим этот бессмысленный разговор.

Валька отчаянно ёрзала на стуле, время от времени делала мне страшные глаза и незаметно крутила пальцем у виска. Но я твёрдо решила не обращать на это внимание. Сердце колотилось как бешеное.

«Господи, как унизительно! Пусть поскорее убирается и не предлагает мне больше свои дурацкие деньги, я этого не выдержу!»

Скорее всего эти мысли ясно читались на моём лице, потому что Селивёрстов вдруг отступился.

– Вы знаете, – сказал он серьёзно, – а ведь я, пожалуй, ничего другого и не ожидал. Но предложить был обязан. С моей стороны было бы свинством не попытаться отблагодарить вас, поэтому и пошёл по самому лёгкому пути. Но вижу, что ошибся и попытаюсь исправиться. Придётся поискать другие способы выразить свою благодарность, и надеюсь, они окажутся более успешными. А теперь, – он поднялся со стула, – спасибо за чай. Я правда был очень рад познакомиться и непременно рассчитываю, что смогу оказаться вам в чём-нибудь полезен. Долг, знаете ли, платежом красен.

Селивёрстов поклонился и направился к выходу. На негнущихся ногах я потащилась следом. Вездесущая Валька на сей раз почему-то не сдвинулась с места.

В коридоре он взял мою руку и медленно поднёс к губам. Я со злостью почувствовала, как явственно усилилась слабость в ногах.

– Спасибо вам, – тихо произнёс он, – и извините меня. Я просто… в общем, извините ещё раз. Может быть, я всё-таки могу что-нибудь сделать для вас?

«Не уходи!» – промелькнула в голове идиотская мысль.

– Абсолютно ничего, – отозвалась я. – И забудем об этом.

Он снова легко прикоснулся губами к моей руке. Когда же кончится эта пытка?!

– Забыть об этом было бы полным свинством с моей стороны. Поэтому я не собираюсь этого делать. А пока до свидания… Марианна, – мягко добавил он после некоторой паузы и, на секунду задержав на мне взгляд, шагнул на лестницу.

– Господи, ну почему ты у меня такая непутёвая? – тут же набросилась Валька, едва за ним захлопнулась дверь. – И чего было отказываться? Сколько бы проблем сейчас долой!

Я потянулась к сигаретам, пытаясь хоть как-то унять бешено колотящееся сердце. Господи, слава богу, она ничего не заметила! Если уж даже Валька, которая знает меня как облупленную… Очевидно, по счастью, это не слишком бросалось в глаза.

– Знаю, Валюш, но не смогла я, попытайся понять. Не смогла и всё. И ничего с этим не поделаешь. Может, конечно, и надо было, только не захотела я. Слишком уж дорого он пах своим одеколоном…

– Да при чём здесь одеколон-то?!

– А не знаю. В конце концов, можешь считать это моей очередной причудой.

– Кто его знает, тебе, конечно, виднее, – вздохнула Валька, – ты у нас натура тонкая. Только я бы, что ни говори, не устояла. Это ведь такие деньжищи, с ума сойти можно! Тем более, что они уж у него всяко не последние, не оголодал бы.

– Возможно, именно поэтому я и отказалась.

– Странная логика, ей-богу. А если б последние были, ты бы согласилась, что ли?

– Да не в этом дело, как ты не понимаешь? Ну я же всё-таки женщина. И, вопреки всему, я об этом ещё не совсем забыла. Брать деньги у постороннего мужчины. Представь, что бы он обо мне подумал!

– Да ничего бы он не подумал! Эх, машину могла б отремонтировать, – мечтательно протянула Валька, закуривая сигарету и протягивая мне пачку.

– Не ной, Валюш, – махнула я рукой, – она всё равно уже ремонту не подлежит, мне так и сказали. Так что, как говорится, умерла так умерла. И не стоит больше к этому возвращаться. Придумаю что-нибудь.

– От твоих придумок меня аж дрожь пробирает. – Валюшка потянулась и звонко зевнула. – Давай, что ли, на ночь устраиваться, а то уж больно денёк выдался насыщенный, прямо с ног валюсь от обилия впечатлений…А мужик он ничего, достаются же кому-то такие красавчики.

– Кто? – вздрогнула я, собирая со стола чашки.

– Да Селивёрстов этот. И кольца обручального вроде на пальце нет.

– Ты точно переутомилась, радость моя, – неестественно бодро заявила я, – ложись-ка спать, к утру, может, в голове и прояснится.

– А что? Чем чёрт не шутит! Думаешь, я не видела, как он на тебя смотрел?

– Ну и как же? – деланно равнодушно поинтересовалась я, пытаясь дышать.

– А то ты не знаешь? Да как все мужики на тебя смотрят. Как кот на сметану. Неужели не заметила?

– Не заметила, – нахмурилась я. – Не говори глупостей. И вообще, перебор сметаны плохо сказывается на мужской психике. Валь, мне бы под носом у себя разобраться, а не ерундой голову забивать. Пошли спать, у меня у самой глаза слипаются.

К сожалению, глаза у меня отнюдь не слипались, а совсем даже наоборот, и всю ночь я ворочалась, ощущая противную дрожь и сосущую под ложечкой тоску.

«Я его больше никогда не увижу. Вот и хорошо. И прекрасно. И слава богу. Нашла время мечтать о каком-то холёном красавчике. Просто трюфель в золотой обёртке! А тебе, дуре, не хватало мозгами поехать на четвёртом десятке. Это всё от твоей глупой беспросветной жизни. Немедленно выкипи из головы дурь и больше никогда не вспоминай ни о чём подобном!»

Однако дурь из головы выкидываться совершенно не желала, едва я прикрывала глаза, мне виделся Селивёрстов, он небрежно обнимал за плечи умопомрачительную красотку, а та смеялась и грациозно клала головку ему на плечо.

* * *

Утро, как всегда, порадовало непередаваемой бодростью. Валька безмятежно дрыхла на диване, по-детски подперев кулаком щёку. В воздухе витал устойчивый аромат цветов, стоящих в ведре у самого кресла.

Я привычно потянулась под одеялом и села. Несмотря на то, что поспать удалось всего часа четыре, валяться почему-то больше не хотелось, и я отправилась в кухню варить кофе.

Сделать этого мне не пришлось, потому что Эльза, мирно проспавшая ночь на коврике у моей постели, стоило мне подняться, немедленно бросилась к двери и принялась выписывать круги по коридору, призывно крутя хвостом. К тому же выяснилось, что за ночь мы с Валькой благополучно добили последнюю пачку сигарет, так что деваться было некуда, и, прихватив ключи, я потащилась на улицу. До киоска надо было топать метров двести, и мы с Эльзой неторопливо зашагали по двору.

Погода, вопреки ожиданиям, стояла просто чудесная. Золотистые барашки облаков радостно клубились по ослепительно лазурному небу, умытая ночным дождём свежая листва слегка подрагивала, раздуваемая тёплым приветливым ветерком. Совершенно мультяшная картинка!

– Благодать-то какая, Лиззи! – восхитилась я, с наслаждением вдыхая напоённый утренней прохладой воздух. – Того гляди, ты меня ранней пташкой сделаешь!

Сзади раздалось неуверенное покашливание и, обернувшись, я увидела нашего соседа с третьего этажа дядю Жору, старика добрейшего, но по жизни допившегося до такой кондиции, что его прежний облик, увы, почти совершенно стёрся из моей памяти.

В старые времена в гражданской одежде я его никогда не видела, он всегда, по будням и праздникам, ходил в военной форме и не расставался с портфелем, в котором, правда, всегда что-то подозрительно булькало и звякало, и он временами по нему похлопывал рукой, удовлетворённо хмыкая.

Поболтать у подъезда дядя Жора любил, неизменно находясь в благостном расположении духа, обо всех отзывался одобрительно, за что пользовался всеобщим расположением. За исключением, пожалуй, только собственной жены. В отличие от него, она в благостном расположении духа пребывала крайне редко, а, заслышав вышеупомянутое бульканье и звяканье, и вовсе впадала в чёрную меланхолию, за что, в общем, осуждать её было как-то совестно. В конце концов она благополучно отбыла из нашего дома в неизвестном направлении с чемоданом и хмурым краснолицым прапорщиком, после чего дядя Жора запил окончательно и в форме появляться перестал.

– Ну что, коза, прогуливаешься?

– Прогуливаюсь, дядь Жор, с собачкой вот…

– А, ну-ну. Что ж, дело молодое… – понимающе кивнул старик, неловко похлопав себя по карману. На нём были мятые синие тренировочные штаны с пузырями на коленях и всё тот же китель, правда, уже изрядно затёртый и без погон.

– Ты это… как его… я, вишь, тут с утреца маюсь… у тебя червончика-то не будет? Мне б до пенсии… Отдам я, не сомневайся.

Он крякнул и досадливо сплюнул себе под ноги изжёванную «беломорину».

– Хорошо, дядь Жор. Я и не сомневаюсь.

Стараясь не смотреть на него, я порылась в кармане и протянула сложенную купюру.

– Ну спасибо, коза, выручила… Я что ж… твоё-то дело молодое… а я уж куда теперь…

И махнув рукой, он сутуло поплёлся по дорожке. Я вздохнула и двинулась к киоскам.

Купив сигареты, мы с Лизой полчаса побродили по окрестным дворам, одинаково радуясь прогулке, и наконец повернули к дому.

Войдя во двор, я заметила, как от нашего подъезда, лихо развернувшись, стремительно отъехала тёмно-синяя «ауди» с тонированными стёклами.

Первое, что я увидела, войдя в квартиру, была заспанная Валюшкина физиономия с круглыми от удивления глазами.

– Где тебя носит-то спозаранку?

– Ты что забыла, что я давеча в собаководы-любители записалась? Конец теперь золотой утренней дрёме. Да и сигареты кончились. Мы с тобой вчера три пачки уговорили на нервной почве.

– A-а. А я-то думаю, что это ты ни свет ни заря вскинулась? А тут к тебе, пока вы прогуливались, визитёры наведались.

– Какие ещё визитёры? – удивилась я.

– А ты не догадываешься? Двое из ларца, одинаковых с лица. Гостинчик такой миленький оставили, – хихикнув, Валька махнула рукой в сторону кухни. – Хочешь – мороженого, а хочешь – пирожного.

– Что ты несёшь? – поморщилась я.

– Пойди, посмотри в кухне. Я внутрь ещё заглянуть не успела, но на вид впечатляет. Похоже, прекрасный принц всерьёз озаботился твоим драгоценным здоровьем. Слушай, а может, он кустодиевские формы предпочитает и тебя нашёл чересчур худой? – продолжала веселиться Валька, настойчиво подталкивая меня к кухонной двери.

Моё глупое сердце совсем некстати начало исполнять «Полёт шмеля», причём, в явно непредусмотренном автором ритме, вследствие чего я застыла в дверном проёме, на всякий случай прислонившись к косяку.

На столе красовалась огромнейшая, наверное, в два моих обхвата, плетёная корзина. Она была доверху заполнена продуктами. На самой макушке грациозно пристроилась маленькая корзиночка с клубникой, а с боков свисали роскошные гроздья разноцветного винограда.

– Боже! – только и смогла выдохнуть я.

– А я тебе что говорю?! – торжествующе изрекла Валентина. – Одна вот незадача – холодильник менять придётся, в твой-то, поди, не влезет.

– Да-а, – протянула я и спросила как можно равнодушнее: – А двое из ларца – вчерашние, что ли?

– А ты думала! Смотри, тут карточка есть, – она протянула мне белый квадратик. – Читай!

На листке значилось: «Ещё раз благодарю Вас и желаю приятного завтрака. Георгий».

– Лаконично, но душевно, – мотнула головой Валя. – Только тут, похоже, на месяц завтраков, обедов и ужинов в наличии имеется, – и она принялась со знанием дела разбирать содержимое корзины, время от времени подавая реплики. Я стояла рядом, безучастно наблюдая за её действиями.

– Не иначе супермаркет ограбил. Налицо все атрибуты красивой жизни. Как ты относишься к лягушачьим лапкам?

– В жизни не пробовала! – содрогнулась я. – Наверное, ужасная гадость!

– Напрасно ты так думаешь, между прочим, очень вкусно. Мясо нежное, немного куриное напоминает. У нас в ресторане пользуется большой популярностью. Ба! Да тут одних колбас четыре сорта и ветчина. Надо же, даже банку икры положил. Вот это кавалер! И шампанское не забыл! А фруктов-то как в райском саду! – кудахтала Валька, всё глубже погружаясь в корзину. – Сыры, мясные полуфабрикаты, – восхищённо перечисляла она, выкладывая стопкой пластиковые коробочки, завёрнутые в прозрачную плёнку. – Чай, кофе, сладости. Смотри, даже запомнил, какие ты сигареты куришь! Просто невероятно! – Валя выложила на стол блок зелёных "More". – Да-а, это единственное, на что ты денег не жалеешь. Голодать будешь, а сигаретам своим не изменишь.

За время этой тирады я не произнесла ни звука. Почуяв вкусные запахи, Эльза возбуждённо вертелась вокруг Валюши, то и дело норовя сунуть нос в разложенные на столе свёртки. Я и сама почувствовала, как во рту непроизвольно начинает собираться слюна.