Юрий Цветков "Записки молодого человека. Повесть и сборник коротких рассказов"

Книга написана в жанре классической русской психологической прозы. Основное внимание автор уделяет внутреннему миру ее героев. В коротких рассказах содержатся точные и лаконичные картинки и сюжеты о людях самых разных характеров и судеб. В повести описывается становление личности молодого человека, которое происходит в процессе мучительного порой самоанализа героя.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 14.10.2023


Мы купались в реке возле здания института, и наш однокурсник утонул на наших глазах. Мы ныряли за ним, но не нашли его в мутной воде. Потом приехали водолазы и тоже ничего не нашли.

Его мать потом все сидела на берегу и ждала. На третий день тело всплыло, и мать побежала за людьми. Люди достали сына, и мать оплакала и похоронила его.

Дурак

– И все-таки он дурак, – внимательно выслушав доклад выступавшего, сказал он сидевшему рядом приятелю – в продолжение какого-то их давнего спора.

– Зато, смотри, как молодо выглядит для своих лет – не желая возобновлять этот спор, пытался отшутиться приятель.

– А дураки всегда молодо выглядят…

Приятель промолчал.

Швейцария

Этот дикий совершенно случай произошел с нашим коллегой по московской юридической фирме, которая была филиалом известной швейцарской юридической фирмы.

Коллега этот много лет был на хорошем счету и потому со временем заслуженно получил приглашение переехать на работу в головной офис в Швейцарию. Переехал он с семьей – женой и сыном-подростком. И все было хорошо, но сын там увлекся наркотиками, и сколько родители его не лечили – ничего не помогало. Все было бесполезно.

Вокруг них была уютная и спокойная Швейцария – соседи на всей улице при встрече здороваются, птички поют, солнышко светит, хорошая работа и денег много, а «по жизни» парень был разрушен, просто руки плетьми повисали. И впали они с женой в сильнейшую депрессию.

По работе он часто ездил в Москву, и жена скоро поняла, что у него там кто-то есть. Да он особо и не скрывал. Выяснилось, что московская подруга его забеременела и родила ему еще одного сына. Шли чередой семейные скандалы. А когда он, не таясь и не скрывая уже своей радости, собирался в Москву на первую годовщину дня рождения своего нового сына, жена в порыве ярости нанесла ему на кухне семнадцать ударов в грудь кухонным ножом.

Он умер, а жену его обалдевшие швейцарцы посадили за убийство в тюрьму.

Мы и сами ходили по офису, не в силах постичь случившееся. Мы даже не обсуждали это между собой, но с течением времени стали понимать, что и новую подругу то он завел не потому, что был женолюбив, а в попытке найти какой-нибудь выход из своего тупика. И жена-то истыкала его ножом не из ревности к другой женщине, а потому, что понимала, что сейчас он уйдет и оставит ей одной эту безысходную жизнь с сыном-наркоманом.

Вопрос

Время от времени я захаживал к своему приятелю к нему домой, где они жили с женой вдвоем, потому что детей у них не было. Как-то раз после обычных разговоров за столом жена его, улучив момент, подошла ко мне на кухне и спросила:

– Скажи, а ты не знаешь, что у него в голове? Он всегда молчит, что-то себе думает, а мне не говорит…

Птичка

Я посеял у себя во дворе газон и, закончив работу, собирал инструменты. В этот момент прилетела, наблюдавшая за мной издали, трясогузка и стала клевать посеянные семена. Я умилился птичке божьей и не посмел ей ничего возразить.

Она же, клюнув несколько раз, вспорхнула и улетела прочь. А через минуту – это оказался, видимо, самец – он прилетел назад со своей бабой. Показал ей накрытую для нее поляну и они стали споро клевать уже вдвоем, не обращая на меня никакого внимания.

Пришлось прогнать их.

Вот так всегда, – подумалось мне почему-то.

Дед

Лежал я как-то несколько дней в больнице по поводу небольшой операции. И вот на второй день кладут к нам в палату на освободившуюся койку старичка, у которого дома случился приступ почечной колики и в болях вышел наружу камень. Дед вызвал на дом неотложку, и та привезла его на всякий случай в больницу под наблюдение врачей.

Сначала он лежал на койке, рассказывал в деталях, как ему было больно, но теперь полегчало, доставал из кармана, разворачивал и показывал всем по очереди завернутый в бумажку вышедший из почек розоватый камешек, говорил, что боится повторного приступа и просился у докторов на обследование. Ему пообещали, и он целый день потом ходил по больнице, возвращался в палату, сидел на своей койке и без умолку разговаривал с нами. Говорил все больше о том, что жена его померла два года назад, а теперь он, как перст один, и спрашивал всех, нет ли у кого в семье свободной бабушки, потому что очень уж тяжко жить одному. Все пожимали плечами – ни у кого свободной бабушки не было.

Но на другой день вышел в свою смену врач, который опознал его и сказал, что дед этот уже не первый раз тут болтается с одним и тем же камешком, который, скорее всего, был и не не его даже, а его умершей жены. Что самого его уже несколько раз досконально обследовали и ничего не нашли. А сюда он прорывается со скорой и с жалобами на почечные колики, а на самом деле – чтобы побыть сколько удастся среди людей и передохнуть от тоски и одиночества в своей квартире.

После этого деда стали выгонять из больницы, а он сопротивлялся, не хотел уходить и прятался в туалете. Но в обед не выдержал, заскочил в палату поесть – тут его и отловили. Доесть обед дали, но после с шутками и прибаутками вывели его – почти что под руки – из палаты и даже для верности отвезли на дежурной машине домой.

Все в палате смеялись потом, обсуждая деда. А мне было совсем не смешно. Много лет прошло с тех пор, а этот дед все никак не идет из моей головы.

«Не приведи, Господи,» – думаю я каждый раз, вспоминая его.

Любка

Хорошая девка Любка – может, и не красавица, но покладистая, надежная и работящая – не то чтобы крепкая, а жилистая такая скорее. Сначала все было, как у людей – вышла замуж, родила двоих ребятишек: сына и дочку. Потом муж стал пить и драться – пришлось выгнать, слава Богу, хоть жить ей было где с детьми – старенький деревянный домик на окраине городка остался от матери.

А потом и началось: на железнодорожном переезде погибла под колесами поезда дочка. Оплакав первое свое горе, Любка вышла с сыном второй раз замуж. Новый муж тоже пил, но был тихий и не дрался, хотя и работал всегда в пол силы – потому что был сердечником. Любка родила от него сынишку, и они с мужем стали потихоньку строить новый дом вместо совсем развалившегося старого. Через несколько лет новый сруб уже стоял с почти полностью покрытой рубероидом крышей, когда муж вдруг пропал, неизвестно почему и не известно, куда. Через три дня он всплыл в небольшом пруду на соседней улице, куда ходил за водой для полива огорода. Медики сказали, что у него, видимо, случился сердечный приступ, когда он зачерпывал ведро – упал в воду и утонул – потому еще, что был нетрезвым. Дом был не достроен – в нем был только черновой пол и не было совсем потолка. Жить в нем было нельзя, Любка с двумя детьми зимовала в хлеву вместе с козами, кроликами и курами, которые их кормили и грели вместе с круглой железной печкой-времянкой. Когда старшего сына уже можно было оставить одного, Любка устроилась сторожем на спасательную станцию, куда ездила зимой и летом на велосипеде ночевать с младшим сыном, который из-за недостатка внимания долго толком не мог говорить. Переночевав на работе, Любка на велосипеде гнала с ребенком на раме домой, бросалась кормить старшего, поливать и полоть огород, доить коз, собирать яйца и продавать молоко и яйца соседям.

Она не пала духом и, как муравей, таская по одной доске, достраивала пол и потолок в доме. А потом, на скопленные не понятно как и еще взятые в долг гроши поставила котел и отопительные трубы (заместо батарей – чтоб дешевле). В доме уже худо-бедно можно было жить, но она так уже обвыклась и приспособилась жить в хлеву с животными и железной печуркой, что провела в нем и еще одну зиму. Наконец они переселились в дом и начали понемногу его обустраивать. Жизнь начала налаживаться. Младший пошел в школу и учился говорить. Любка устроилась мыть полы в доме престарелых в подмосковье (в своем городке работы больше не было), куда ездила на электричке – сутки через трое – по три часа в один конец, оставляя детей одних ухаживать за домашней скотиной. Старший поступил в техникум и стал ходить в спортивную секцию по вольной борьбе. Любка радовалась, но оказалось, что тренер готовил из них бойцов для банды рэкетиров. Когда сына послали на первое «боевое» задание, он отказался. Его избили так показательно жестоко, что лицо превратили в сплошное месиво. Он два месяца боялся выйти из дома и забросил техникум. Тут его забрали в армию. Любка опять обрадовалась, думала, что в армии из него сделают мужчину. Но он пришел в армию уже настолько сломанным духом, что это сразу почувствовали и над ним из-за этого так издевались, насиловали даже, что он пытался покончить с собой и попал в психушку, после чего его комиссовали. Но командир ей об этом не сказал и отказывался отпускать его домой, вымогая взятку.

После двух лет, проведенных сыном в психбольницах, ему дали, наконец, инвалидность. Любка собрала денег на какую-то посильную ей очередную взятку, и в техникуме его сначала восстановили, а через год – без занятий и экзаменов – выдали диплом. Но он сказал, что работать не может и сидел дома на мамкиных харчах, покупая себе на свою мизерную пенсию какие-то гостинцы. Любка долго еще за него боролась, но потом устала и махнула рукой – будь, что будет. Она оставила его в покое и сосредоточилась на младшем…

И даже в этом месте я не могу перевести дыхание: за что?! За какие такие страшные грехи предшествующих поколений в своем роду расплачивается Любка? Сколько было этих грехов? Почему все сошлось на ней? Никому не известно. И что будет дальше, тоже не известно. Я с ужасом жду, что с нею будет, и гадаю, что с нею может еще быть. Она же пока не сломлена, все стоически переносит и даже, как ни в чем ни бывало, улыбается. Но все-таки – что будет дальше? Сердце мое замирает от страха за нее…

Храни, Господи, Любку!

И прости нам всем грехи наши тяжкие на этом свете!

Обида

Через несколько домов от моего дома жила миниатюрная кошка-хромоножка – она всегда почти гуляла на улице, безбоязненно подходя к прохожим. Когда они подошла ко мне, я погладил ее и поговорил с ней. Она увязалась за мной, как собачонка, мы с ней погуляли немного вместе, а потом она вернулась к своему дому. Но после этого, едва завидев меня из далека, она со всех лап, не сводя с меня глаз, бежала, слегка прихрамывая, ко мне, и я, тронутый таким вниманием, делал несколько шагов ей навстречу чтобы поздороваться и погладить, даже если мне совсем не нужно было в ту сторону.

Как-то я встретил ее на нашей улице вместе с ее хозяйкой. Кошка при ней подошла ко мне и потерлась об мои ноги. Пришлось объяснять удивленной хозяйке, что мы с ее кошкой дружим и часто вместе здесь гуляем.

Хозяйка в ответ стала мне рассказывать, что кошка эта к ним прибилась не так давно, после того, как умер ее прежний хозяин – одинокий мужчина, который ходил к ним класть камин. Раньше у него была собака, которую он всегда брал с собой на работу. Когда эта собака умерла, он, может быть, предчувствуя свою скорую смерть, или почему-то еще не решился завести новую собаку, а завел кошку. Но по своей привычке к собакам, невольно воспитал ее во всем как собаку. И она тоже стала собачонкой бегать за ним на работу к его заказчикам. Камин был почти готов, когда мужчина умер. В поисках своего пропавшего хозяина кошка однажды привычной своей дорогой пришла к ним домой и там осталась.

Мы с ней продолжали дружить, но однажды мне сказали, что некоторые кошки на нашей улице чем-то болеют. Я на всякий случай перестал на время ее гладить и подходить к ней. Она сначала удивилась, но как-то быстро поняла, что я ее избегаю, тоже перестала ко мне подходить и не бежала уже как прежде навстречу, едва завидев меня из далека.

Но однажды она пришла вдруг на мой участок – чего никогда не бывало раньше – и легла в отдалении от меня под деревом. Она лежала и смотрела оттуда, не отрываясь, прямо на меня. Смущенный этим, я не выдержал и пытался даже заговорить с нею. Но она ни как не реагировала на мой голос, а потом и вовсе поднялась и ушла прочь.

Теперь я больше для нее не существую – она не узнает меня на улице и не обращает никакого внимания.

Такая обида озадачила меня. Размышляя над этим, я пришел к выводу, что она, скорее всего, обиделась не на меня, не на мое предательство нашей с ней дружбы, а на предательство своего пропавшего друга-хозяина, которого она во мне неожиданно нашла и так же неожиданно потеряла. А из-за меня она пережила эту потерю дважды.

Потеря

У товарища в автомобильной аварии погиб сын. Мы ему очень сочувствовали, но стали невольно избегать его.

Словно несчастье заразно.

Проблеск

– Иногда ты бываешь так нетерпима и так набрасываешься на меня по любому поводу, что я начинаю бояться, что у тебя есть любовник. А иногда ты бываешь так добра и внимательна ко мне, что я опять начинаю бояться, что у тебя есть любовник, – сказал муж.

– Что? Что? – заинтересовалась вдруг жена.

Он понял, что она, как обычно, пропускала его слова мимо ушей, и только уловив в этих словах что-то, что могло быть важно для нее, спохватилась и переспросила.

Муж все повторил. Она, внимательно выслушав, с деланной небрежностью проворчада что-то вроде: «Ну, что ж ты все боишься чего-то?..»

Было видно, однако, что она заложила услышанное себе за щеку, чтобы потом достать и помусолить это наедине.

Удача

В сентябре было пасмурно и все шли дожди. Но однажды утром после дождливой недели неожиданно вышло солнце, и мы все бросились в огород копать картошку. Работали, торопясь и боязливо поглядывая временами на небо – не пошел бы опять дождь. Но к вечеру, порядком устав, все благополучно закончили. Присев устало на лавку, мама, глядя на спокойно заходящее солнце, сказала:

– Вот какой день отстоял – как украли…

Соседка

При встрече на улице со своей пожилой соседкой я любезно спросил, как обычно, про ее здоровье. Она рассказала коротко про болезни, надеясь – ввиду наших хороших отношений – на мое сочувствие, и добавила в заключение:

– Теперь, наверно, будет все хуже и хуже…

«Эк, спохватилась» – подумал я, а вслух сказал первое, что пришло в голову:

– Ну, конечно – не бывает ведь в нашем возрасте так, чтоб было все лучше и лучше.

Она уже тронулась было идти, куда шла, но, пораженная моими словами, остановилась на секунду, и повторила самой себе:

– …Да, все хуже и хуже…, – и в задумчивости пошла дальше.

А дело было в том, что с полгода назад она схоронила своего деда, с которым прожила более пятидесяти лет. Жили они мирно, можно сказать, в любви и согласии, но у него был от природы более сильный характер, и невольно, сам того не замечая, он по мужски слегка придавливал ее с самых молодых лет, хотя и любил по-своему. После его смерти она, погоревала – погоревала о нем, но потом, как-то заметно со стороны, вдруг приосанилась – расправила плечи и подняла голову. Пришедшая нежданно-негаданно свобода понравилась ей, она в понемногу вошла во вкус и теперь прикидывала, сколько еще сможет так по-новому пожить.

Скука

– Ты что, проголодался? – спросили его.

– Нет, – ответил он, подумав, – я ем просто от скуки…

Голова

Теща моя, когда была чем-то недовольна, говорила своему сыну и его жене:

– У вас на двоих одна голова умная, да и та моя.

Излом

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом