Александр Витальевич Лоза "Терновый венец офицера русского флота"

Начистоту? – Бруно тоже улыбнулся.

Желательно – Ирина стала серьезной.

Вы мне понравились, Ирина, – он немного покраснел и, овладев собой, заговорил увереннее.– Вы очень красивы. К тому же, тогда, в ресторане, когда я впервые увидел вас, я ощутил непонятную душевную связь между нами.

Его откровенность смутила Ирину, она опустила глаза.

Во-от вы какой, господин мичман, – растягивая первое слово, проговорила Ирина. Она отвернулась и поглядела на залив.

Увлеклись мы. Не желаете пройтись по берегу?

Они пустились на прогулку по прибрежной тропинке. Места были дивные. Суровая природа финского побережья, гладь залива, цепочка островов вдали и среди них, наиболее крупный, остров – крепость Свеаборг. Солнце садилось в воду залива, окрашивая все вокруг волшебными красными отблесками. Бруно машинально посмотрел на часы. Ирина спохватилась:

Ой, солнце садится! Пора возвращаться.

На корабль Бруно вернулся в одно время с возвращающимися из увольнения на берег матросами.

В понедельник 8 августа, в 5 ч 30 мин на миноносце развели пары в котле № 3; котел № 1 уже был под парами. В 10 ч 10 мин снялись с якоря и швартов, и пошли в море, в Куйвасто. На переходе, около 12 ч, надвинулся туман, о чем была сделана запись подпоручиком Н.Исаевым в навигационном журнале миноносца. «Расторопный» сбавил ход, были выставлены дополнительные сигнальщики и миноносец медленно продолжал движение по счислению. Часа через полтора посвежело, и туман рассеялся, дали полный ход. Вечером, в 18 ч 44 мин «Расторопный» встал на якорь в Куйвасто.

9 августа заступили в дежурство и стали у зюйдовой вешки у маяка Патерпостер. Мичман Б.Садовинский сменил на вахте подпоручика Н.Исаева и вел наблюдение за рейдом и фарватером

В 8 ч 25 мин миноносец «Туркменец Ставропольский» пришел на смену «Расторопному». Сменившись с дежурства у маяка Патерпостер, эскадренный миноносец «Расторопный» ошвартовался в Куйвасто. Здесь офицеры «Расторопного» узнали подробности трагедии разыгравшейся 8—9 августа в Рижском заливе у мыса Церель.

Утром 8 августа эскадренные миноносцы 5-го дивизиона под командованием капитана 1 ранга П.М.Плена – «Москвитянин», «Доброволец», «Финн», «Эмир Бухарский» и «Амурец» – готовясь к очередной ночной операции, обследовали прибрежные воды. Днем начальник дивизиона на «Сибирском Стрелке» ходил к мысу Церель.

Днем у острова Або, на случай серьезной артиллерийской поддержки, встал на якорь крейсер «Диана», после чего в море вышли миноносцы «Доброволец», «Поражающий» и, «Финн», за ними пошли буксиры «Черноморец № 1» и «Артиллерист» ведя на буксирах по четыре баржи, предназначенных для затопления на фарватере: их сопровождали «Москвитянин» и «Эмир Бухарский». В 21 ч 08 минут с кораблей увидели условный огонь с миноносца «Доброволец», уже занявшего свое место (широта 75о 50’, долгота 22о18’ 30’’) в качестве маяка, указывающего направление затопления барж. Караван начал ложиться на заданный курс, когда П.М.Плен, опасаясь за успешность работы на явно усилившемся волнении и непогоде, принял решение отложить затопление барж до следующей ночи и вернуться в Аренсбург. В это время на месте, где стоял «Доброволец», блеснула яркая вспышка, и условный огонь с миноносца погас. Посланный к месту нахождения «Добровольца» эскадренный миноносец «Москвитянин», прибыв туда через 12 мин, в 22 ч, миноносца на поверхности не обнаружил, а на воде держалась часть экипажа погибшего миноносца. Рядом плавали лицом вниз, с раскинутыми руками, погибшие при взрыве моряки, да обломки разбитой корабельной шлюпки и снастей.

С «Москвитянина» полетели за борт пробковые жилеты, спасательные круги, койки. Людей подбирали из воды, с борта миноносца, со спущенных на воду вельбота и шлюпки-четверки. Спасение людей закончилось в 7 ч 15 мин 9 августа. Удалось спасти старшего офицера

«Добровольца» старшего лейтенанта С.А.Чирикова, инженер-механика старшего лейтенанта И.И.Заполенко, врача, надворного советника Липкина и 46 нижних чинов. Погибло более половины экипажа

«Добровольца» – корабль после взрыва продержался на плаву не более 7 мин. Вместе со своим кораблем погиб и командир миноносца, капитан 2 ранга П.А.Вирениус. Один из лучших офицеров Балтийского флота, бывший флагманский артиллерист штаба начальника эскадры Балтийского моря, он совсем недавно принял командование своим первым и ставшим для него последним кораблем. Вместе с кораблем и командиром погибли два офицера и 34 матроса.

Первоначально командование Минной дивизии взрыв «Добровольца» отнесло к случайному срабатыванию мины, сорвавшейся с минрепа и всплывшей, как это бывает, в ветреную погоду, при сильном волнении, но дальше произошла еще одна трагедия.

Эскадренный миноносец «Донской Казак» в ту ночь, стоял на якоре у южной кромки нашего минного заграждения. В тумане, с него обнаружили к юго-востоку неясные низкие силуэты, которые миноносец немедленно обстрелял. Когда туман рассеялся, ничего подозрительного на горизонте уже не было. Утром, снявшись с дозора, «Донской Казак» подошел к месту гибели «Добровольца», в 40—45 кб от берега, занятого немцами. Здесь подобрали тела пяти погибших моряков, которые кораблю поручили доставить в Рогекюль.

Едва «Донской Казак» тронулся с места, как под его кормой последовал взрыв. Вначале, всем на мостике показалось, что произошел толчок, какой бывает, при перескакивании корабля через подводную гряду. Но миноносец, потеряв ход, начал крениться на левый борт. Взрывом мины оторвало кормовую оконечность вплоть до офицерского отсека. 40-мм зенитное орудие Виккерса выбросило за борт, левый вал перебило, а правый вал оказался согнутым под углом около 10о.

Однако, переборка офицерского отсека уцелела и распространение воды, усилиями экипажа, приостановилось. При взрыве было ранено 10 человек экипажа. Оказавшийся недалеко от места взрыва, миноносец «Забайкалец» подошел к борту «Донского Казака» и, чтобы поддержать миноносец на плаву, подал швартовы. С миноносца

«Стерегущий» также завели буксирный трос. С помощью двух миноносцев «Донской Казак» удалось довести до Вердера, откуда буксир

«Артиллерист» вместе с эскадренным миноносцем «Стерегущий» привели поврежденный миноносец в Куйвасто, и далее – в Ревель.

После этих трагических событий, командование флота приняло решение в дозоры вместе с миноносцами посылать и тральщики.

В четверг, 11 августа, на «Расторопный» поступило распоряжение конвоировать 7-й дивизион тральщиков к мысу Церель. По данным разведки, германские мелкосидящие моторные катера-заградители могли выставить там мины, поэтому требовалось протралить опасный район. В 8 ч 30 мин снялись с якоря, и пошли сопровождать тральщики.

Конвоирование обошлось без происшествий, и в 14 ч 54 мин миноносец лег на обратный курс.

12 и 13 августа эскадренный миноносец «Расторопный» находился в передовой базе Куйвасто. Ночью 13 августа вахтенные наблюдали необычное, для этого времени атмосферное явление: в 1ч 33 мин небо озарилось северным сиянием. Сияние длилось недолго, но его было очень хорошо видно. Об этом явлении сделана соответствующая запись в навигационном журнале «Расторопного».

В воскресенье, 14 августа, при переходе в Рогекюль, с утра нашел густой туман. К 6 ч 45 мин туман рассеялся. К полудню миноносец ошвартовался у стенки в гавани Рогекюль.

В этот день, в Рогекюле состоялись похороны погибших, в недавних трагических событиях на эскадренном миноносце «Доброволец», нижних чинов. Для участия в траурной церемонии от экипажа миноносца «Расторопный» было выслано 10 человек. В 14 ч 40 мин матросы построились в полной форме, с винтовками, старшим назначили мичмана С.Д.Клиентовского и с ним мичмана Б.А.Садовинского.

Вернувшись в 18 ч с похорон, Бруно Садовинский еще долго находился в угнетенном состоянии. Его учили воевать с врагом, но его никогда не учили переносить смерть и гибель матросов и офицеров – своих товарищей по оружию. И от этого потери, даже если это потери другого экипажа, а не твоего корабля, не становились менее болезненными. Стоя в строю под Андреевским флагом, над могилой погибших моряков, мичман Садовинский не давал себе никаких клятв, он только крепче сжимал скулы и стискивал кулаки. Придет срок – они посчитаются с проклятыми немаками за все!

Война! Фронт, растянувшийся от Балтийского моря до Черного, полыхал артиллерийским и минометным огнем, задыхался германскими газами и сгибался под ливнем германских пуль. Газета «Русский инвалид» в № 211 за 8 августа 1916 года, в военном обзоре Штаба Верховного главнокомандующего о положении на Северном, Западном, Юго-Западном фронтах, писала следующее: «За последнее время на правом фланге наших позиций (боевые линии Рижского района) наши части продвинулись с боем несколько вперед, где и закрепились. Противник долго обстреливал нас артиллерийским огнем, выпустив массу тяжелых снарядов, частью с удушливыми газами, но старания противника были безуспешны и окопы остались за нами. Обе стороны находятся в чрезвычайно сближенном расстоянии, и противник поддерживает артиллерийский и даже минометный огонь. Работы, которые противник возводит на Рижском фронте, свидетельствуют об оборонительной тенденции германцев, которые, будучи озабочены тяжелым для них Юго-Западным фронтом, стараются обезопасить себя с этой стороны от всяких случайностей. Возможно, что опыт Брусиловского удара германцами учтен весьма тщательно и, в виду обнаружившихся некоторых недостатков австро-венгерских позиций, они стремятся устранить таковые на своих Рижских и других позициях.

Германцы с новой интенсивностью принялись в последнее время за увеличение технической и химической силы сопротивления своих армий. Почти 50 % германских войск вооружены уже автоматическими ружьями, имеющими возможность выпускать до 25 выстрелов подряд со скоростью пулемета. Вообще новый нажим на техническую и химическую сторону борьбы снова всплывает на поверхность текущих военных событий. На Юго-Западном фронте противник весьма упорно удерживается в Ковельском районе, подтягивая сюда все, что можно свободного, возложив главную надежду в оборонительной силе Северного и Западного фронтов на крайнее развитие указанных технических средств борьбы».

Далее «Русский инвалид» приводит телеграммы с других фронтов:

«Французский фронт. Гавр, 5-го августа. Бельгийское официальное сообщение: “На бельгийском фронте – полное спокойствие”.

Париж, 5-го августа. Агенство Гаваса сообщает: “В течение всего вчерашнего дня мы укрепляли и переустраивали позиции захваченные нами к северу и югу от Соммы. Ни ночью, ни днем неприятель не проявлял попыток нам противодействовать”.

Лондон, 6-го августа. Официально сообщается: “В полдень 5-го августа наши аэропланы произвели успешную атаку на склады боевых припасов противника у Лихтервельде”.

Париж, 6-го августа. “Генерал Жилинский посетил русский участок на французском фронте и передал георгиевские кресты и медали офицерам и солдатам, особенно отличившимся в последних боях”.

Итальянский фронт. Рим, 6-го августа. Сообщение итальянской Главной квартиры: “На всем фронте происходили артиллерийские бои; наша артиллерия проявляла особенно энергичную деятельность в верхней части долины Феллы, где ее огнем было повреждено железнодорожное полотно”.

Балканский фронт. Солун, 5-го августа. “Вчера неприятельские аэропланы бомбардировали Верткоп, при чем несколько греков были убиты и ранены”».

Клубок всех событий на фронте в конце лета—начале осени 1916 года, завязывался вокруг Румынии, которая 27 августа объявила войну Австро-Венгрии. Русские войска, с трудом преодолевая укрепленные горные позиции австрийцев, с потерями продвигались в Карпатах.

Румынское наступление и его провал всей тяжестью легли на Россию и заставили ее оттянуть большую часть своих сил на второстепенное направление. В очередной раз русские солдаты своей кровью оплачивали политические маневры стран Антанты.

Вахты сменялись вахтами. Переходы Куйвасто—Рогекюль, Роге-кюль—Ревель, Ревель—Лапвик, Лапвик—Рогекюль, чередовались, как в калейдоскопе. Боевая работа заслоняла собой все воспоминания мичмана Садовинского о береговых делах в Гельсингфорсе, и они уходили в память все глубже и глубже. Но одно чрезвычайное происшествие, случившееся 16 августа, на переходе «Расторопного» из Лапвика в Рогекюль, неожиданно, позволило мичману Садовинскому оставаться в Гельсингфорсе в течение последующих 16 дней, и вновь видеть Ирину.

В 10 ч 25 мин миноносец «Расторопный», на пути из Лапвика в Рогекюль разошелся контр-курсами со сторожевым судном «Ворон». В 12 ч вахтенный офицер доложил командиру, находящемуся на мостике, что наступает время прохождения поворотного буя с Растхольмского створа на Хестхальский створ Нукке—Вормского фарватера. Что произошло дальшее, какие решения принимал командир миноносца, особенности метеоусловий – ветер, видимость, волнение, как маневрировал встречный угольный транспорт, теперь уже сложно установить, но в вахтенном журнале «Расторопного» 16 августа 1916 года, сделана следующая лаконичная запись:

12:02. У поворотного буя с Растхольмского створа на Хестхальский створ Нукке—Вормского фарватера – столкнулись с угольным транспортом «Мыслете».

Столкновение не имело серьезных последствий, через полтора часа миноносец «Расторопный» вошел в гавань Рогекюль и ошвартовался к эскадренному миноносцу «Деятельный».

И еще, этот день запомнился мичману Б.Садовинскому тем, что, как было записано в вахтенном журнале:

Сего числа, прибыл на миноносец из штаба Командующего Флотом мичман Михаил Михайлович Воронин.

За время службы на «Расторопном» они крепко сдружатся.

Накануне командир запросил разрешение командования Минной дивизии на переход в Гельсингфорс, для постановки миноносца на заводской слип, с целью осмотра подводной части корпуса после столкновения с угольным транспортом. 17 августа разрешение было получено, и эсминец «Расторопный» в 12 ч 22 мин ошвартовался у пристани судоремонтного завода «Усберг» в Гельсингфорсе.

На следующий день, после того как сторожевое судно «Кондор» освободило судоподъемную тележку, миноносец отошел от пристани и в 11ч 30 мин начал входить на тележку. В 15 ч 15 мин корабль вошел на тележку, и завод приступил к ремонтным работам, которые предполагалось закончить до 1 сентября.

На период ремонта миноносца, мичману Б.А.Садовинскому был предоставлен отпуск сроком на 10 суток, с 22 по 31 августа включительно. Он получил распоряжение передать, по приезду в Петроград, пакет с бумагами «под шпиц» Адмиралтейства, а все оставшееся время было в его полном распоряжении.

Позвонив по телефону Ирине и рассказав ей о неожиданно полученном отпуске, Бруно с удивлением и радостью для себя, услышал в ответ:

– Я так рада, Бруно! Мы вместе поедем в Петроград. Целыми днями будем вместе. Будем гулять по берегам Невы и Стрелке Васильевского острова.

Документального подтверждения предоставления отпуска Б.А.Садовинскому и его поездке в Петроград, в конце августа 1916 года, в документах Минной дивизии, находящихся в РГАВМФ мной не обнаружено, но факты говорят о следующем: в течение января—марта 1916 года в Морском корпусе ему отпуск не предоставлялся. С прибытием в апреле на Минную дивизию, на миноносец «Разящий», и до конца июля, когда он был назначен на эсминец «Расторопный», в отпуске Садовинский не был. Об этом свидетельствуют регулярные подписи мичмана в вахтенном журнале «Разящего». С начала августа и по 21 августа включительно, мичман Б.Садовинский регулярно расписывается в вахтенном журнале «Расторопного». Затем подписи отсутствуют, и с 1 сентября, регулярные подписи мичмана Б.Садовинского возобновляются.

В ежедневном рапорте вахтенного офицера командиру миноносца, в пункте «Число больных офицеров» за период с 22 по 31 августа стоят нули, значит, мичман Б.Садовинский отсутствовать по болезни в этот период не мог. Командировки флотских офицеров в Петроград практиковались, но срок их не превышал 3—5 суток. Отсутствие на корабле мичмана Садовинского в течение 10 суток совпадает с длительностью предоставления отпуска флотским офицерам в военное время. Отдыхать в Гельсингфорсе, конечно можно было остаться, но отсутствие своего жилья, и достаточно однообразные развлечения молодых флотских офицеров в гарнизоне, делали поездку для отдыха в Петроград предпочтительнее.

Пульмановский вагон мягко нес их мимо больших и маленьких озер, мимо густых лесных массивов и небольших опушек. Вдали мелькали опрятные финские хутора, и аккуратно обработанные поля. Бруно и Ирина болтали о чем-то незначительном и, как дети, радовались путешествию. Петроград встретил мокрыми от дождя мостовыми, свежим ветром и усеянным обрывками облаков небом. От вокзала они взяли извозчика. Исаакиевский собор поблескивал мокрым от недавнего дождя куполом, шпиль Адмиралтейства вонзался в небо острой золотой иглой. На первый взгляд казалось, что все – как всегда.

Но война наложила свой отпечаток на город, не только сменивший имя, и сбросивший вниз тевтонских рыцарей с их конями со здания бывшего германского посольства. В Петрограде уже не было того бесшабашного, довоенного столичного веселья. В городе не много было семей, где бы не оплакивали погибшего сына, отца, брата. На Невском проспекте то тут, то там мелькали солдатские фронтовые шинели, проезжали не шикарные авто, а крытые брезентом военные грузовики, и афишные тумбы пестрели не афишами театральных премьер, а призывами помощи фронту, раненным и увечным. Но Петроград по прежнему оставался столицей империи, а Нева – душой города. Ее водная гладь оживляла гранитные набережные, наполняла воздух и душу свежестью. Бруно и Ирина остановились на Стрелке Васильевского острова. Необъятная ширь Невы в этом месте поражала и радовала глаз одновременно. Железная воля императора Петра воздвигнувшего этот город, воплощенная в металл пушек Петропавловской крепости, в узор мостов и решеток набережных рек и каналов, в звон колоколов многочисленных храмов, предстала перед ними воплощенная в этом великолепном граде…

Это были самые чудесные и счастливые дни в жизни мичмана Бруно Садовинского. Что ждет их с Ириной впереди? Сильный человек, всегда надеется на лучшее.

1 сентября, сразу после прибытия из отпуска, мичман Б.А.Садовинский представился новому командиру «Расторопного» старшему лейтенанту А.И.Баласу. Капитан 2 ранга В.В.Селитренников покинул «Расторопный», и старший лейтенант Балас был назначен приказом начальника Минной дивизии № 787 временно командующим эсминцем с 27 августа 1916 года.

Офицеры, знавшие А.И.Баласа по эскадренному миноносцу «Сибирский стрелок», где он служил старшим офицером, отзывались о нем как о мужественном, хладнокровном и распорядительном командире. Да и орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» говорил сам за себя.

В этот же день мичман Б.Садовинский заступил дежурным по кораблю. Эскадренный миноносец «Расторопный» находился на швартовых у пристани завода «Усберг» в Гельсингфорсе. Приняв дежурство у мичмана М.М.Воронина, Садовинский отметил в вахтенном журнале:

число нетчиков – 0 чел.,

число больных офицеров – 0 чел., число больных нижних чинов – 2 чел.,

количество машинного масла – 76 пудов, количество угля – 91 тонна,

количество пресной воды – 200 ведер, температура в угольных ямах +10 С, температура в погребах + 10 С,

число арестованных нижних чинов – 0 чел., число строевых унтер-офицеров – 7 чел., число строевой команды – 21 чел.,

число машинной команды – 36 чел.

После завтрака команду развели по работам – мыли краску на бортах и надстройках миноносца. После обеда работы по мытью краски продолжили. В 16 ч 30 мин окончили все работы, а в 17 ч команду уволили на берег. Корабль затих. Только слабо гудела вентиляция, да посвистывали паропроводы – под парами находился котел № 4.

В опустевшей кают-компании Бруно Садовинский рассказывал своему другу мичману Михаилу Воронину впечатления о поездке в Петроград…

В пятницу, 2 сентября, эскадренный миноносец «Расторопный» перешел в Ревель. На Ревельском рейде в 17 ч начали работы по определению девиации, законченные в 17 ч 46 мин. После этого миноносец ошвартовался у стенки в Ревельской Южной гавани. Загребли жар в котле № 2, под парами котел № 4.

В субботу, 3 сентября, предстоял переход в Моонзунд, для охраны тральщиков.

Летом 1916 года германское флотское командование посылало в Северную Балтику только подводные лодки. Они вели разведку, нападали на тральщики, протраливающие фарватеры, атаковывали караваны землечерпалок, углубляющих фарватер, транспортные конвои и одиночные корабли. Германские субмарины действовали, в основном, у выступающих в море мысов и на подходах к берегу.

3 сентября одна из германских подводных лодок находилась на позиции в районе Оденсхольма. Ночью лодка, в надводном положении, заряжала аккумуляторные батареи. Зарядка шла медленно, керосиновые моторы Кертинга, не отличались надежностью. С рассветом, когда зарядка еще продолжалась, сигнальщик с мостика лодки доложил командиру о черном дыме на горизонте. Вот они – дымящие угольные котлы российских миноносцев!

На подводной лодке срочно прекратили зарядку аккумуляторных батарей, командир лодки скомандовал «Приготовиться к погружению!» Верхняя вахта быстро спрыгнула вниз. С лязгом захлопнулись люки. Море беззвучно сомкнулось над лодкой, оставив на поверхности лишь пузырящийся след.

Погружаться на перископную глубину – скомандовал командир. Подводная лодка двинулась по направлению облака дыма. Ее поднимало вверх и вниз на сильной зыби, чувствовавшейся и под водой, на глубине 6—7 м. В центральном отсеке подводной лодки было душно и влажно, пахло машинным маслом и сырой одеждой. Командир занял место у вертикальной трубы перископа. Перископ то поднимался, то опускался, так, чтобы показываться на поверхности только на короткий промежуток времени. Подводная лодка быстро шла на сближение с обнаруженным кораблем.

Командир, сдвинув фуражку, внимательно всматривался в перископ. Голова его совсем ушла в плечи, спина сгорбилась, словно он приготовился к прыжку. Наконец, он произнес:

Четырехтрубный угольный миноносец русских, идет переменными курсами.

Германская подводная лодка все ближе подходила к миноносцу, и все быстрее поднимался и опускался перископ, потому что иначе, лодку выдал бы его пенящийся след, хотя сильная зыбь и затрудняла обнаружение перископа на поверхности моря. Что бы с миноносца труднее было обнаружить перископ лодки, командир занял позицию для стрельбы со стороны левого борта миноносца, чтобы иметь восходящее солнце у себя за спиной, и наблюдателям с миноносца пришлось бы смотреть против солнца.

Приготовить носовые торпедные аппараты! – отрывисто приказал командир. После доклада о готовности, последовала команда

Первый носовой аппарат! Товсь!

Немедленно после выстрела погрузиться на 15 м и не вырываться на поверхность, – приказал командир боцману, стоящему у клапанов быстрого погружения. Это было связано с тем, что облегченная, после выстрела торпеды, подводная лодка могла выскочить на поверхность.

В центральном отсеке лодки было очень тесно от приборов и людей. Справа от командира стояли двое рулевых матросов, один управлял вертикальным рулем, второй – горизонтальными, слева – боцман у клапанов системы погружения и всплытия.

Последовала отрывистая команда:

–Поднять перископ! Первый аппарат – пли! Перископ вниз! Стоявший рядом с командиром офицер запустил секундомер.

Пошел отсчет секундам, после пуска торпеды. Секунды шли, но ничего не происходило. В отсеке лодки повисла напряженная тишина, только было слышно дыхание людей, мерное жужжание моторов, да звук капель конденсата, падающего где-то с подволока. Невероятно долго тянулось время, пока дойдет звук взрыва торпеды, принимая во внимание время на путь торпеды до цели и на возвращение звука. Но звука не было. Промах!

Привести лодку на перископную глубину, – крикнул командир и прильнул к окуляру перископа, пальцы его энергично завертели виньер настройки. Медленно текли минуты.

Второй носовой аппарат! Товсь! Второй аппарат – пли! Перископ вниз!

Лодка вздрогнула – это торпеда вышла из аппарата. Опять последовало долгое ожидание звука взрыва, но снова ничего. Стало ясно, что и вторая торпеда прошла мимо.

Погружаться на 30 м. Уходим! – приказал командир. – Счастье русских, что у нас батареи не полностью заряжены, процедил он сквозь зубы и, в полголоса, выругался.

3 сентября 1916 года в 5 ч на миноносце «Расторопный» сыграли побудку. Механики подняли пары в котле № 2.

В 5 ч 47 мин миноносец снялся со швартовых в Южной гавани Ревельского порта. Командир, получивший накануне приказание идти в Моонзунд на охрану от германских подводных лодок кораблей Дивизиона траления, протраливающих фарватеры, еще раз внимательно просмотрел карту № 1371.

Курс по носовому компасу 343, – скомандовал он рулевому.

Число оборотов машины 155 – приказал командир в машинное отделение через переговорную трубу. Спустя три минуты, в 5 ч 50 мин миноносец «Расторопный» лег на створ Котеринентальского маяка, и слегка переваливаясь на встречной волне, пошел средним ходом. Последовало приказание в машину увеличить число оборотов до 230.

«Расторопный» развил ход 17 уз. В 6 ч прозвучал сигнал: «Команде завтракать», в 6 ч 18 мин миноносец сбавил ход до малого. Через 2 мин легли на курс 305, и дали полный ход.

В 6 ч 38 мин командир заменил карту № 1371 на карту № 1552 и приказал лечь на курс 271, держа 230 оборотов машины. Спустя 10 мин показался маяк Н.Суроп. Дежурный по кораблю, подпоручик по адмиралтейству Н.Н.Исаев в 7 ч 30 мин доложил командиру ежедневный рапорт по личному составу и запасам миноносца по углю, маслу, пресной воде на текущие сутки.

В это время, тральщики 1-го и 2-го дивизионов, обследовав фарватер № 10а, переходили в Моонзунд, ожидая прибытия тральщиков 5-го дивизиона, который в составе тральщиков № 2, № 3, № 7 и № 11 вышел в 6 ч из Балтийского порта. У Грас-Грунда ими была замечена неприятельская подводная лодка, шедшая в надводном положении и погрузившаяся при появлении тральщиков, которые вследствие этого вернулись в Балтийский порт.

О появлении подводной лодки они сообщили на эскадренный миноносец «Расторопный», который встретился тральщикам на пути из Ревеля. По получении от тральщиков информации, о подводной лодке противника, в 7 ч 45 мин на миноносце сыграли боевую тревогу

Командование Минной дивизии, ввиду опасности атак германских подводных лодок, рекомендовало переходы кораблей осуществлять переменными курсами, которые позже получили название «противолодочный зигзаг».

Выписка из навигационного журнала эсминца «Расторопный»:

3 сентября 1916 года.