Александр Витальевич Лоза "Терновый венец офицера русского флота"

Когда я прочитал фамилию Колбасьев на обнаруженной мною в фондах ЦВММ фотографии, я еще раз перелистал книгу «Арсен Люпен», изданную Фондом «Отечество» в 2006 году, и на странице 362 увидел фрагмент этой же фотографии, на которой был сфотографирован мичман Б. Садовинский, и, где в указанном ряду, стоит юный Сергей Колбасьев. Так вот, Садовинский был и на этом фрагменте фото в книге, которая простояла у меня на домашней книжной полке три года. Удивительно! Я имел фотографию своего героя, но не знал об этом, и только благодаря вмешательству судьбы, все, в очередной раз, переплелось и связалось.

Может быть в том, что юный кадет Сергей Колбасьев стал писателем-маринистом, есть заслуга и его корпусного офицера-воспитателя, мичмана Бруно Адольфовича Садовинского.

Кстати, на этой же фотографии в одном ряду с мичманом Б.А.Садовинским сидит командир 4 роты капитан 1 ранга Н.И.Берлинский, явившийся прототипом командира роты в повести С.А.Колбасьева

«Арсен Люпен» и имевший в ней прозвище «Ветчина».

Как я уже упоминал, в советское время о жизни, учебе, службе кадет и гардемарин Морского его императорского высочества наследника цесаревича корпуса, можно было узнать лишь из отрывочных упоминаний, вошедших в произведения писателей-маринистов, которые сами учились в корпусе или выпустились из него перед революцией, приняли эту самую революцию, став в советское время известными писателями, и смогли издавать свои произведения.

Таких людей было всего несколько в советской литературе и, один из них, Сергей Адамович Колбасьев. Судьбу книг С.А.Колбасьева и его личную судьбу, по словам его дочери Галины Колбасьевой, «не назовешь счастливой». «Долгие годы имя и книги моего отца – писала она – были под запретом». Но, несмотря на это, на книгах С.А.Колбасьева было воспитано несколько поколений советских военных моряков. И вот, что удивительно, чем больше, в зрелом возрасте, перечитывал я морские произведения С.А.Колбасьева, тем явственнее проявлялось то, что хотя он и добросовестно служил в Рабоче-Крестьянском Красном флоте, душа Сергея Адамовича, навсегда осталась, там, в той России – России до октябрьского переворота.

Хочется верить, что именно в годы учебы в Морском Корпусе, в душу Сергея Колбасьева, в его любовь к морю, к флоту, к России, вложил частичку своей души и своей любви к флоту, его офицер-воспитатель, талантливый и творческий офицер, мичман Бруно Станислав Адольфович Садовинский. И опять судеб морских таинственная вязь переплела судьбы нескольких поколений офицеров флота: мичман императорского флота Б.Садовинский воспитывал кадета С.Колбасьева, впоследствии ставшего командиром Красного флота и писателем-маринистом; морские произведения С.Колбасьева воспитывали в лучших традициях российского флота меня и многих других курсантов, ставших офицерами Военно-Морского флота СССР и вот, я, спустя 90 лет, расплетаю и восстанавливаю из небытия жизненный путь и судьбу лейтенанта императорского флота Б.А.Садовинского.

И еще одна необычная ниточка сплетения морских судеб протянулась от этой фотографии, из прошлого в современность: дедушка хранительницы фотофондов ЦВММ, коренной петербурженки Ларисы Ивановны Березницкой, которая помогла мне отыскать фотографию мичмана Садовинского, в прошлом был офицером флота и преподавал в 1914—1915 годы в Морском Корпусе кадету Б.Садовинскому. Как переплетаются человеческие судьбы!

Но вернемся в 1916 год.

Стоя на мостике идущего полным ходом, миноносца, мичман Садовинский вспоминал Ирину, и сердце его переполнялось радостью и восторгом. Как чудесно жить! Наверное, в этом и есть счастье.

Мостик миноносца «Разящий» жил своей, только ему понятной жизнью: от сигнальщиков шли доклады, давались команды в машину, увеличить или уменьшить число оборотов винта, звучали звонки машинного телеграфа, рулевой репетовал курсы и перекладывал штурвал – миноносец выполнял боевую задачу в Финских шхерах.

Ирина не выходила у Бруно из головы. Какая она красивая! Темно-зеленые глаза глубоки и полны очарования. Ее притягивающая и обвораживающая улыбка, пахнувшие свежестью моря волосы великолепны! Он вспоминал, как они танцевали в Морском собрании. Теплота ее рук, запах духов до сих пор кружили ему голову. Воспоминания Бруно, о своих симпатиях по Петербургу, милых институтских барышнях, с появлением Ирины, сразу как-то потускнели и ушли в прошлое. В его душе переплеталась радость своей любви к Ирине, и теплилась надежда, что и он нравится Ирине.

В вахтенном журнале «Разящего рукой мичмана Б.Садовинского записано:

22 июля, пятница. Из Гельсингфорса в Ревель. 1:30. Развели пары в котле № 3.

13:30. Развели пары в котле № 2.

14:15. Снялись с якоря и пошли в Ревель.

17:15. Вошли в гавань и стали на якорь и швартовы. 18:00. Прекратили пары в котле № 3.

22 июля мичмана Садовинского вызвал к себе командир эсминца.

Бруно Адольфович, – произнес он – командование 9-го дивизиона приняло решение о переводе вас с моего корабля на эскадренный миноносец «Расторопный». Приказ уже подписан. Прошу вас сдать дела и обязанности мичману Ляпидевскому.

Есть! – ответил Садовинский.

Завтра будем в Рогокюле – продолжил командир – там, и перейдете на «Расторопный».

Кадровые перемещения на Минной дивизии были делом обычным. Офицеров переводили с корабля на корабль, исходя из многих причин, в том числе, и из соображений продвижения по службе и из требований плавательного ценза…

В эти дни мичман Б.Садовинский сделал последние записи в вахтенном журнале эсминца «Разящий»:

июля, суббота. Из Ревеля в Рогокюль 4:00. Развели пары в котле № 4.

9:20. Снялись со швартовых и пошли в море – в Рогокюль.

15:30. Вошли в гавань и стали на швартовы к эск. миноносцу «Расторопный».

17:00. Прекратили пары в котле № 3.

Котел под парами № 2.

июля, воскресенье. Рогокюль (Моонзунд). 8:00. Вступили в дежурство по гавани.

18:10. Начали погрузку угля.

20:40. Окончили погрузку угля, приняли 59 тонн кардифского угля, грузили 30 чел. Котел под парами № 1, 2.

В 7 ч 30 мин 25 июля 1916 года мичман Б.Садовинский, попрощавшись с офицерами и пожав руку мичману Ляпидевскому, дежурившему, как и в первый день прибытия Бруно на «Разящий», отдав честь Андреевскому флагу, развивавшемуся на корме, сошел по сходне с миноносца. В этот день в вахтенном журнале миноносца «Разящий» мичман В.Ляпидевский сделал следующую запись:

июля, понедельник. Рогокюль (Моонзунд).

8:10. Снялись со швартовов и пошли в Моонзунд. 8:45. Расстреляли плавающий буек.

9:30. Стали на якорь у землечерпательного каравана. 10:00. Развели пары в котле № 1.

Сего числа выбыл с миноносца, по приказу Начальника 9 дивизиона, вахтенный начальник мичман Б.А.Садовинский на эск. миноносец «Расторопный».

Точное время убытия мичмана Б.Садовинского с «Разящего», и его прибытие на эсминец «Расторопный», мне удалось установить путем сравнения записей, за этот день, в вахтенных журналах обоих кораблей. 24 июня, в конце суток, вахтенный журнал «Разящего» подписал мичман Б.Садовинский. 25 июня в вахтенном журнале «Разящего», записано: «8:10. Снялись со швартовов и пошли в Моонзунд» и подпись – мичман Ляпидевский. В тот же день в вахтенном журнале «Расторопного» записано: «8:10. “Разящий” ушел в море».

Учитывая, что распорядок дня экипажей обоих миноносцев был одинаков – побудка 6 ч 30 мин, завтрак 7 ч, утренняя приборка 7 ч 30 мин и т.д., мичман Б.Садовинский после завтрака, в период утренней приборки, перешел на «Расторопный», стоявший на швартовых рядом с «Разящим». И далее, в журнале «Расторопного» записано: «Сего числа прибыл с э.м. “Разящий” один офицер» и подпись – подпоручик Исаев. «Правила ведения вахтенного журнала для миноносцев и малых судов» того времени, неукоснительно требовали, в случае прибытия на корабль нового офицера, фиксировать его звание, имя, отчество, фамилию и наименование корабля, с которого прибыл офицер. Подпоручик по адмиралтейству Н.Н.Исаев, в этот день сделал запись с нарушением требований по ведению вахтенного журнала и не указал фамилию прибывшего на корабль офицера. Лишь через четверо суток, 29 июня в вахтенном журнале эсминца «Расторопный» появляется запись за подписью мичмана Б.Садовинского.

Борт эскадренного миноносца «Расторопный»:

25 июля, понедельник, Рогокюль (Моонзунд) 7:30. Рапорт. Команду развели мыть краску.

8.10. «Разящий» ушел в море.

8:30. «Донской Казак» ушел в море. 10:00. Окончили мыть краску.

10:29. Снялись со швартовых.

11:00. Разошлись контркурсами с «Охотником» и «Генералом Конд ратенко».

12:57. Ошвартовались к «Сильному» на рейде Куйвасто.

15:37. «Стерегущий» под брейд-вымпелом начальника 6-го дивизиона и «Украйна» ушли к Финскому заливу.

20:30. «Донской Казак» пришел от Финского залива. 20:50. Снялись со швартовых.

20:53. Стали на якорь на рейде Куйвасто. Канату 20 сажень левого.

Под парами котел № 2.

Сего числа прибыл с миноносца «Разыщий» один офицер.

Подпоручик Исаев

Эскадренный миноносец «Расторопный» типа «Деятельный», на палубу которого ступил 25 июля 1916 года, для дальнейшего прохождения службы, мичман Бруно Садовинский, по традиции при постройке получил свое имя в память доблестного миноносца «Расторопный» типа «Сокол», отличившегося в Русско-японскую войну 1904—1905 годов при обороне Порт-Артура. Миноносец «Расторопный» под командованием лейтенанта П.М.Плена, по решению совета флагманов, был послан из Порт-Артура в Чифу, с донесением командованию о положении крепости. В ночь со 2 на 3 ноября 1904 года миноносец, прорвал японскую блокаду и прибыл в Чифу, выполнив задачу. Но выход из гавани Чифу оказался заблокирован двумя японскими крейсерами и отрядом японских. Чтобы корабль не попал к врагу, лейтенант П.М.Плен приказал взорвать миноносец. Были открыты кингстоны и одновременно произведены пять взрывов. «Расторопный» затонул, но не сдался японцам.

С прибытием на эскадренный миноносец «Расторопный» мичман Б.А.Садовинский, сам того не подозревая, начинал новую, полную тяжелых и трагических событий, часть своей жизни и службы. Но он этого тогда не знал и не чувствовал.

Эскадренный миноносец «Расторопный», как и «Разящий», находился в 9-м дивизионе эскадренных миноносцев, под брейд-вымпелом начальника дивизиона капитана 1 ранга А.А.Ружека.

Офицеры миноносца приветливо и дружно встретили мичмана Садовинского. За те четыре месяца, что Садовинский служил в 9-м дивизионе, он познакомился и подружился со многими офицерами, остальных же знал в лицо или по имени-отчеству.

К слову сказать, обращение в чинах между флотскими офицерами презиралось. На русских военных кораблях издавно было принято обращаться к сослуживцам по имени-отчеству. Еще служа на «Разящем», Бруно был знаком со всеми офицерами «Расторопного», через мичмана В.Ляпидевского, который до этого служил на «Расторопном».

Боевая обстановка требовала быстрого вхождения вновь прибывшего офицера в повседневную и боевую деятельность корабля. «Расторопный» находился в дежурстве по рейду в передовой базе флота Куйвасто. Утро 27 июля 1916 года выдалось ветренным. В навигационном журнале «Расторопного» указывалось – ветер NW, очень свежо. В этот день мичман Б.А.Садовинский заступил вахтенным офицером «Расторопного», и сделал следующую запись в вахтенном журнале миноносца:

29 июля, пятница. От знака Кумора. 8:15. Началось семафорное учение.

8:30. Окончилось семафорное учение. Начались артиллерийские занятия.

8:50. Окончились артиллерийские занятия. 9:00. Команду развели по работам.

9:45. Э.м. «Сильный» прошел от Рогокюля в Куйваст.

9:55. Э.м. «Громящий» под брейд-вымпелом нач. дивизиона пришел из Рогокюля и ошвартовался к правому борту.

10:05. Э.м. «Сибирский Стрелок» под флагом начальника Минной дивизии прошел из Рогокюля в Сохно.

13:30. Брейд-вымпел с «Громящего» перенесли на «Расторопный».

13:58. Снялись с якоря и пошли в Куйваст. 15:27. Стали на бочку на рейде Куйвасто.

17:17. 2-я группа 5-го дивизиона пришла из Рижского залива.

17:20. Э.м. «Сильный» поднял дежурный флаг. Э.м. «Разящий» снялся со швартовых.

17:45. Транспорт «Орлица» и э.м. «Разящий» ушли в Рижский залив. 21:35. Транспорт «Орлица» и э.м. «Разящий» пришли из Рижского залива.

Котел под парами № 3.

Накануне командир миноносца капитан 2 ранга В.В.Селитренников, опытнейший офицер и прекрасный специалист, аттестовал мичмана Б.Садовинского на знание обязанностей вахтенного офицера, и допустил его к самостоятельному несению вахты на ходу.

Передав 30 июля дежурство по рейду миноносцу «Сильный», «Расторопный» подошел к транспорту «Печера» для приемки боезапаса; приняли 14 практических 75-мм снарядов.

В 17 ч 30 мин верхняя вахта наблюдала, как с авиатранспорта «Орлица» поднялся одномоторный биплан, с двумя поплавками на концах нижних крыльев. Мотор на гидроплане был установлен позади открытой кабины летчика на трубчатой ферме, и оснащен толкающим винтом. Аэроплан, сделав несколько кругов и набрав высоту, полетел в сторону Рижского залива. Через час гидроплан опустился на воду рядом с авиатранспортом и был поднят на его борт

В воскресенье, 31 июля в 7 ч 45 мин «Расторопный» снялся со швартовых и пошел в Гельсингфорс. На переходе разошлись контр-курсами с эскадренным миноносцем «Стерегущий» и канонерской лодкой

«Хивинец». В 16 ч 38 мин стали на якорь в Гельсингфорсе, пришвартовавшись к бонам в Нора-Хамин.

Придя в Гельсингфорс, экипаж занялся приведением миноносца в порядок. С утра следующего дня боцманская команда и выделенные от других команд матросы, мыли и пемзовали надводный борт корабля. Эта работа продолжалась два дня и в среду, 3 августа, приступили к окраске миноносца.

Закончили окраску борта 4 сентября, за отлично выполненную работу командир поощрил боцманскую команду, внеочередным увольнением на берег. Последующие два дня занимались пополнением запасов, погрузкой угля с подошедшей к борту миноносца баржи, приняв 40 т кардиффа.

С утра 7 августа, в воскресенье, в 10 ч команду «Расторопного» уволили в город в церковь. Русский православный храм, Успенский собор, возвышающийся над Южной бухтой, был построен на пожертвования православных людей и флотских экипажей, и служил главным храмом Российского императорского флота в Гельсингфорсе.

Русская православная церковь с давних времен, почитала ратное дело истинно священным. Для русских моряков защита Отечества и своего народа всегда были делом святым и богоугодным. На миноносцах, кораблях небольших, священников не полагалось, поэтому матросы любили посещать этот храм. В военное лихолетье, когда каждый выход в море мог стать последним, они, невольно, все чаще обращались к Богу, чтобы помолиться за себя, за родных, исповедовшись в своих, в общем-то не таки уж тяжких, корабельных грехах, чтобы, если доведется, принять последний бой с чистой душой.

Кроме того, храм этот был для матросов, частичкой России, в чуждой им Финляндии. Гельсингфорс, находясь в каких-то десяти часах езды от столицы Российской империи, являлся, по сути, иностранным городом. Даже время в нем отличалось от петербургского на 20 мин. Финляндское княжество всегда жило наособицу от остальной России. Почтовые марки, деньги – все здесь было свое, особое.

До сих пор, в Успенском соборе, в этом самом большом православном соборе Западной Европы, возвышающемся своей кирпичной громадой над бухтой, в его великолепном иконостасе вкраплены иконы, с бронзовыми табличками: «Сия икона сооружена усердием экипажа крейсера…». Я сам читал эти надписи и любовался этими иконами, бывая в Хельсинки, и посещая Успенский собор. И каждый раз поражался красоте, богатству и величию его внутреннего убранства, заполненного иконами, крестами и алтарями. Затейливо украшенные арки собора контрастируют с колоннами из черного мрамора, создавая неповторимый облик и дух храма. Это чудо было построено в 1868 году, по проекту русского архитектора А.М.Горностаева.

По укоренившейся традиции, русские моряки перед боем, молитвенно просили помощи у своего заступника – Николая Чудотворца. Так было при Гангуте, Чесме, Наварине и Синопе, так было и в эту Великую войну. Перед лицом смертельной опасности человек всегда обращается к Богу, ища помощи и защиты, спасения и надежды. Еще в 1720 году Петровский Морской устав определил главное призвание священников на флоте – укреплять в моряках нравственное начало, веру в добро, и небесное покровительство, в бою, словом Божьим, помогать морякам преодолевать страх, и добиваться победы.

Ставя свечу к образу Николая Чудотворца – заступника всех плавающих, за упокой душ матросов и офицеров Российского императорского флота, я невольно, вспоминал Николо-Богоявленский кафедральный Морской собор в Санкт-Петербурге, где на мраморных досках золотом высечены имена кораблей и фамилии матросов и офицеров русского и советского флотов, погибших в войнах за Отечество. Доски эти осенены, склоненным Андреевским флагом, и опять судьба, закручивая свои узоры, перемещает время, людей, события, и мне кажется, я вижу этих матросов и офицеров 1916 года, и слышу команду: «На молитву! Головные уборы – долой! Боже милостивый…»

В 12 ч команда из церкви возвратилась. Через 30 мин дежуривший по кораблю в этот день подпоручик по Адмиралтейству Н.Н.Исаев, построив команду, осмотрев ее и выдал увольнительные жетоны (бирки). Мичман Садовинский специально договорился с подпоручиком Николаем Исаевым о заступлении того на дежурство, в этот день – у Бруно сегодня была назначена встреча с Ириной. Но служба есть служба и, как ни старался мичман, на свидание он опоздал. Ирина уже ждала его у фонтана с морской нимфой – Амандой. Струи воды переливались в лучах солнца и, в отблесках водяных брызг, Ирина казалась ослепительной.

Бруно подошел быстрым шагом, придерживая левой рукой кортик, протянул ей букетик, купленных по дороге цветов, и начал извиняться, но Ирина опередила его:

Не трудитесь, я пришла раньше. Ах какие чудные цветы! Благодарю! Погуляем в парке?

Они пошли по главной аллее Эспланады. Лучи заходящего солнца ласкали листву раскидистых кленов и лип. Навстречу им шел мичман об руку с девушкой. Он посмотрел на Садовинского, улыбнулся и козырнул. Ирина заметила их безмолвный обмен взглядами:

Знакомый?

Да, офицер с «Грозящего», мой товарищ по корпусу.

А-а, – протянула она. – Давайте присядем Бруно, – Ирина указала на ближайшую скамейку.

Они сели. Бруно молчал. Ирина бережно перебирала цветы.

Бруно, расскажите что-нибудь о себе, – проговорила она и посмотрела на него.

Например? – сделал серьезное лицо Бруно.

Ну, о своей семье, о том, как пришли на флот, где служили.

Родом я из небольшого украинского городка Славута, в Волынской губернии. До поступления в Сумской кадетский корпус, мы жили вместе с мамой и двумя младшими братьями. Потом учеба в Морском корпусе. Выпустился я в 1915 году, дальше служба в Морском корпусе и на Минной дивизии, на эскадренном миноносце «Разящий», а сейчас – на «Расторопном».

Бруно умолк.

А ваши родители Ирина?

Отец – офицер-артиллерист, воевал в Порт-Артуре. Мы с мамой жили тогда в Петербурге, а с началом этой войны – в Гельсингфорсе. Он служит в крепости Свеаборг. Я единственная в семье.

Разговор оборвался. Пауза затягивалась.

Идемте к заливу, – предложила Ирина. Они вышли на Рыночную площадь, прошли вдоль набережной, и остановились в месте, где гранит заканчивался, и начинался дикий скалистый берег. Они спустились к воде. Ирина стояла лицом к морю, легкий бриз теребил ее волосы и Бруно залюбовался ею. Ирина повернулась и посмотрела на него. Он почувствовал теплоту в ее глазах, и на душе стало радостно от этой теплоты.

И все же, Бруно, почему вы подошли ко мне в Морском собрании? – улыбаясь, спросила она.