– Он так сказал. – Казак помолчал некоторое время, а потом продолжил. – Он попросил тебе кое-что передать.
– Ну что? Говори уже.
Казак прятал глаза.
– Этой ночью не стало твоего отца.
Казак поднял голову, чтобы посмотреть на друга. Алексей смотрел ему прямо в глаза, как будто ждал какого-то продолжения этой истории. Но это уже конец. На лице Алексея было такое выражение, как будто он пытался угадать, о чем Казак думает. Опущены брови. Поджаты губы. Недоверчивый взгляд, но глаза при этом затоплены не столько страхом, сколько тревогой. И вскоре Казак увидел, что у друга начался внезапный рвотный рефлекс. Алексей начал странно давиться, словно его душат. Казак крикнул в сторону солдат, чтобы они притащили лейтенанту стакан воды, а сам неуверенно положил руку на спину другу, не зная, что ему делать.
Алексей как-то стыдливо встал с кровати и вернулся к подоконнику, облокотившись на него, подперев самого себя. По окну бегали струйки дождя. Он прижался лбом к стеклу, взгромоздив своё бремя. От рвотного позыва стали пропускаться противные слюни на губы. Он каждый раз вытирал их рукой. Стал чувствоваться привкус противных пельменей. «Конечно, они ведь переварены. Иди, свари для всей оравы целую гору пельменей. Как же там хорошо. Я бы сейчас побегал под дождем. Хочу на пруд. К воде. Блин, что так в горле горчит. Что же мне делать? Я должен ехать, что ли? Что надо делать? Дождь усилился. Надо бы в чайную сходить. Здесь она получше будет. Надо ещё сигареты не забыть купить. Стоит всё хрен знает сколько».
Алексей не понимал, откуда у него этот ворох слов. В глазах стали процеживаться слёзы. И родились другие мысли. Он смотрел на текущие капли дождя по стеклу: «Ну давай, соединяйся с другой. Ну, чего ты? Давай. Вот уже больше стала. А по дороге есть ещё две. Сможешь взять?». Алексей сжал глаза и губы так сильно, что пытался их спрятать. У него затряслась спина, и позади себя он услышал командный голос Казака: «Воды лейтенанту, живо!». Солдаты снова с грохотом повыскакивали и закопошились. Казак подошёл к Алексею со стаканом. Он положил руку ему на спину.
– Попей, брат, полегчает.
– Блядь, да она горячая! – отхлебнул Алексей.
– Конечно, они же со столовки кипяток приносят. Это тебе не полк с кулером. – сказал Казак и похлопал его по плечу. – Прости, дружище, соболезную тебе. Знаю, что ты с отцом не очень-то и ладил, но ты ведь теперь совсем без родителей.
– Это да. – вытер глаза Алексей. – Ни матери, ни отца. – задумчиво проговорил он, не веря в эти слова. – Совсем один.
– Не один, не один. – подбадривая, стал говорить друг. – Одного мы тебя не оставим. На, держи. – Казак протянул ему прямоугольную бумажку размером с тетрадный лист.
– Это что?
– Твой отпуск. На сорок пять дней выбили. Там какие-то родственники объявились, хотят его похоронить где-то под Ростовом. Они его уже каким-то образом без тебя опознали. Я думал, что ты у него единственный остался.
– Я даже не знаю, куда ехать.
– У дежурного по части спроси. Это ему вчера факс пришёл. Там вся информация должна быть. Давай, провожу тебя. Закажем тебе такси.
Алексей собрал свою небольшую сумку. Переоделся в гражданскую одежду. У него всего лишь были джинсы с белой футболкой и кеды.
Друзья зашли в дежурную часть и забрали факс для Алексея. На КПП Слава заказал такси. Они вышли на дорогу и встали в сосновом коридоре, которому не было конца. Друзья закурили. Их мысли перебивало пение птиц.
Алексей прочитал факс, а потом дал бумагу другу.
– Оксана Стародубцева… получается, твоего отца всё же опознали, и они его уже увезли.
– Получается, что так.
– Поедешь туда?
– Не знаю. Посмотрим…
– Езжай. Как бы то ни было, но ты его сын. Ты должен там присутствовать, а потом сваливай.
– Да, наверное, ты прав…
– Что за Оксана Стародубцева? Это твоя бабка? – спросил Казак.
Алексей не хотел отвечать, но Казак продолжал вопросительно смотреть.
– Да. Ну что смотришь? Ты знаешь, у моего отца было всё непросто с самого детства. – Лёша посмотрел на верхушки сосен. – Я, когда собирался на эти сборы, поговорил с ним перед отъездом. Он мне кое-что рассказал.
– И что рассказал?
– Про своё детство, про свою семью. Про дом, в котором он жил. Про то, как с матерью моей познакомился. – снова посмотрев на Славу. – Они ведь из одного посёлка.
– Да, ты рассказывал.
– Ну вот.
– Но он про Оксану тебе не рассказывал?
– Да вот тогда и рассказал. Ни он, ни мать ничего раньше не говорили мне. Они от меня кое-что скрывали. Моя мама мне правды так и не сказала, а вот отец…
– Что за правда?
Было ещё рано. Солнце не выбралось из леса к небу. Оно пряталось где-то за верхушками сосен. Лучи шершаво пробивались через иглы. Казалось, что от солнца кроны сосен ещё больше краснели, словно наколенное железо. В этот момент приехало такси.
– Долгая история. Расскажу, как приеду.
Они оба обнялись.
– Напиши оттуда. Держи в курсе.
– Да, хорошо.
Глава 2
Алексей приехал в новую квартиру. Она находилась на Шаболовской, недалеко от войсковой части Алексея. Сам полк был на Большой Тульской. От дома до него можно было дойти пешком.
Квартиру его отец купил, когда Алексею было восемнадцать лет. Он был успешным архитектором в Москве. Мать Алексея умерла от тяжкого заболевания. Алексей не захотел оставаться с отцом, потому и ушёл в армию.
В старый дом он вернуться не мог. До своего восемнадцатилетия Алексей со своими родителями жил на окраине Москвы, в Раменках. Для родителей брак оказался тяжёлой ношей, которую пришлось нести и сыну по мере взросления. Отец у Алексея был не простым по своему характеру и опыту человеком. Когда мама умерла, Алексей в своём сердце стал винить в этом отца.
Если бы вы спросили у Алексея, что он считает своим домом, он бы ответил: армия. В новой квартире отца он появился несколько раз за пять лет, а в Раменках больше никогда. Она им не принадлежала. Её получил отец при очень странных обстоятельствах. Сейчас она вернулась прежнему собственнику, а сам Алексей поклялся себе больше никогда не появляться в том районе. Он думал, что стоит ему туда вернуться, как на него нахлынут все слова, которые отец сказал ему при последней их встрече. Он искренне, всем своим сердцем ненавидел это место. Остерегался его.
В новой квартире, которая теперь принадлежала только ему, он не стал долго задерживаться: на следующий день он собрал вещи и поехал в родной посёлок своих родителей, который назывался Каменка. Там и похоронили отца. Он не стал афишировать приезд своей родне, а тайно присутствовал на похоронах, не выдавая себя.
У могилы он только и думал о своём последнем разговоре с отцом. Всё вокруг напоминало об этом. Он оказался скандальным и был их прощанием друг с другом. Отец знал, что дни его жизни, украденные зависимостью, начинают заканчиваться. Он позвал своего сына домой, чтобы рассказать ему сокровенную тайну. Отец поведал ему о семье и войне, а также о последствиях, которые могли привести его сына в тупик. Правда, как и гнев, были очень характерны для всех Стародубцевых.
Алексей стоял у могилы своего отца, когда уже все разошлись. Рядом с его отцом было ещё одно захоронение, которое так же утопало в цветах. По слухам, оно принадлежало его погибшему брату. Он долго смотрел в глаза своего отца и пытался выпытать из них сходство с собой, но никак не получалось. Алексей не захотел оставаться в посёлке и вернулся в Москву.
Упав на отцову кровать, он пролежал до следующего утра и сам себя снова выгнал из квартиры. Он нигде не мог остановиться, осесть. Его потянуло прогуляться. С Шаболовки он дошёл до парка Горького и долго бродил то среди душистой сирени, то вдоль реки. Он пошёл в сторону музеона, уселся на ступеньки и стал наблюдать за прохожими. Когда надоело, он отправился дальше. Вернулся к реке и прошёл мимо исполинского памятника Петру. Его ноги беспрестанно попирали уставшие под его тяжестью корабли.
Он дошёл до Якиманки и поднялся на Патриарший мост. Дойдя до храма, он долго кружил вокруг него, рассматривая бронзовые горельефы. Большинство из статуй пытались своими ступнями поместиться и устоять на карнизах храма. Некоторые находили себе место в филенках дверей.
Алексея привлёк всего один горельеф, где стоял Христос. Держа в руке стяг, он победоносно шёл вперёд. Кажется, что он хочет спрыгнуть с этого карниза, но такое ощущение, что он пойдёт прямо по воздуху, как по Галилейскому морю. Лицо у него было слишком строгим и беспристрастным. Своей ногой он придавил большую змею, наступая ей на брюхо. Алексею казалось, что он её не замечает. Смотрят на неё лишь люди, которые столпились вокруг Христа, прижавшись к стене.
Оставив этих бронзовых людей, Алексей, поднимаясь по Гоголевскому бульвару, добрался до Тверской. Пройдя чуть дальше, он увидел, как растягивалась очередь. Он пошёл к её началу и дошёл до литературного института. Алексею захотелось себя выдать за абитуриента. Лишь бы оказаться внутри.
Алексей встал в очередь. На удивление, она очень быстро двигалась. Краем глаза он увидел, как поступающие показывали листок охраннику. Тот его рассматривал и пропускал. У Алексея ничего не было. Когда он подошёл к охраннику, они оба с ног до головы посмотрели друг на друга одутловатым взглядом.
– Листок. – потребовал он
– Слушайте, я его посеял, может, по паспорту пропустите.
– Листок. – продолжал на своём охранник.
– Ну я же сказал, я его потерял, возьмите паспорт. – Алексей заметил, что его голос звучал как-то по-детски и умоляюще, он даже не узнал свой тембр.
– Приказ никого не пропускать без экзаменационного листа. Давай, не задерживай очередь, следующий. – сказал охранник, но следующий не подошёл, так как Алексей странным и пренебрежительным смешком отреагировал на слово «приказ».
Алексей внезапно для посторонних глаз приосанился. Его голос снова воспрял духом, а глаза зажглись командирской задорностью.
– Слушай меня, товарищ охранник, что ты меня калишь своими приказами? Я с армии сюда приехал не для того, чтобы твоим приказам подчиняться. На тебе паспорт, – он ткнул им в грудь охраннику, и тот его взял, чтобы он не упал вниз, – эта книжка намного важнее твоего мятого листка. Запиши мои данные и дай пройти.
Охранник забежал в свою будку, чтобы переписать данные, но, раскрыв документ, увидел, что это военное удостоверение. Не зная, что писать, он молча вернул его Алексею.
Пока они спорили, Алексей и не заметил, как резко потемнело. Над головой сгустились тучи и стало мерно накрапывать. Дождь еле процеживался сквозь темно-синюю муть, ласково стуча по листкам деревьев. Он прошёл мимо желтого особняка с белыми пилястрами. Подошёл к памятнику, который стоял спиной к нему. Это оказался Герцен. Он задумчиво смотрел на маленький парк, что впереди его дома. Внутри двора никого не было. Алексей стоял один. Он повернулся к зданию, чтобы посмотреть на фронтон. В небольшом треугольнике спрятались музы с арфой от противного дождя. Вдруг щебетание листвы от капель усилилось. Поднялся шум, а вместе с ним полил ливень. Алексей забежал внутрь.
Старый запах. Пыльный. Подвальный. Сырой. Казалось, что он не спрятался от этого дождя. И пришёл в то место, где он царит всегда. А затем он увидел узкий коридор со вздутым линолеумом и обшарпанными дверями. Он прошёл вперёд и оказался у каменной лестницы.
Алексей взбежал по лестнице вверх. Оказалось, что все абитуриенты чего-то ожидали на втором этаже. Он собрал рукой всю влагу со своих волос и отбросил капли воды на пол. Путь вёл мимо множества горшков с цветами, но он так и не сдвинулся с места. Рядом сидела молодая девушка, которая смотрела на него и улыбалась какой-то тайной для него улыбкой. Он никогда не видел более разговорчивых глаз. Большие и круглые, они глядели на него своими морскими зрачками. Они были наполнены какой-то живительной энергией, влажностью, которая придавала блеск некой кокетливой поволокой, оттиском улыбки всего её духа в них.
Своим взглядом она исподлобья разговаривала с ним. Удивительно, что Алексей понимал этот язык, но не мог на нем изъясняться. Она приглашала его сесть рядом с ней, а он всё суетился вокруг. Девушка с невероятной силой юности буквально смеялась своими глазами.
У неё были каштановые волосы, которые отдавали серым оттенком. Кожа нежная, бежевая. Тонкие губы застыли в лёгкой улыбке. Вдруг она решила заговорить обычным человеческим языком:
– Ты не хочешь занять место рядом со мной?
– Что?
– Место рядом со мной. Там уже всё занято.
– А, так поэтому ты здесь сидишь?
– Ну да. – сказала она и снова посмотрела на него улыбающимися глазами. – Меня Аней зовут.
– Я Алексей.
Их разговор отвлёк юноша в соседней комнате, утопающий в фикусах и мокром солнечном свете. Он громко декламировал свои стихи, а вокруг него уселись девчонки и хлопали каждый раз, когда он затыкался. Алексей сразу обратил внимание на его странную трость с серебряным черепом на рукоятке. Из-за пазухи он достал маленькую бутылочку коньяка. Её он передавал дамам по кругу. Эта бутылка была неким обрядом инициации в их общину.
– Не хочешь к ним присоединиться? – кивнула Аня в их сторону.
– Нет, зачем?
– Привлечь к себе внимание дам. – сказала Аня и рассмеялась.
Алексей смотрел на неё и сам улыбался любому её слову. Милая хохотушка.
– Да куда уж мне. Я ему не соперник.
– Не пишешь стихи?
Алексей замялся, вспомнив, что он себя выдаёт за поступающего.
– Нет, я на прозу.
– А я на поэзию.
– Ну так это тебе к нему надо идти.
– Мне? Зачем? – весело воскликнула она.
– Привлечёшь внимание парня с тростью.
– Ну, я уже привлекла твоё внимание. – сказала она, улыбнулась и опустила глаза, после этого настало недолгое молчание.
– Я бы почитал тебе свои стихи, но я больше их не пишу, хотя когда-то писал, когда был юнее.
– Это сколько тебе было? – насторожилась Аня.
– Восемнадцать… – неуверенно ответил Алексей.
– А сейчас тебе сколько?
Тут Стародубцев понял, что сморозил чушь. Он придумывает свою легенду на ходу, и пора уже остановиться, иначе он не завоюет такую светлую девушку. Была ли цель её завоевать? Нет, это уже была не цель. Это была его необходимость. Всё его естество этого желало. Не потому, что он непременно хочет оказаться с ней в постели, а потому, что ему нужна была её жизнь. Ему хотелось, чтобы эти глаза продолжали на него смотреть, губы целовать, а голос кокетливо играться. Он желал с ней быть наедине и ни с кем больше не разделять их общество. Он был ведом неизвестной для него ещё силе. Она влекла и влюбила Стародубцева в Аню.
– Двадцать один. – процедил он свой возраст, заранее стыдясь своей глупости.
Она сразу же передразнила, услышав эти слова.
– О да, это было очень давно, когда ты был таким же глупым юнцом. Писал стихи, крал дамские сердца…
– Ладно-ладно, – покраснел Лёша, – я уже понял. – сказал он, и они оба засмеялись.
– Я бы почитала. – внезапно сказала она.
– Что?
– Твои стихи.
