Я нахмурилась, а потом не выдержала, и расхохоталась. Как же мало мне надо, чтобы повеселеть! Как в детстве, когда я плакала или капризничала – у мамы на эти случаи всегда были с собой гематогенки. Один маленький батончик – и мои слезы высыхали. И через пятнадцать лет ничего не изменилось!
– Корней… – блин, забыла отчество добавить, – Ветрович… ой, Андреевич… блин, – спрятала я лицо в ладонях, и покачала головой от новой волны стыда за себя.
– Корней Ветрович тебя слушает, – в голосе Ветрова послышалась улыбка.
– Я хотела извиниться за свое поведение.
– В очередной раз.
– В очередной раз, – подтвердила я, отняв ладони от пунцового из-за смущения лица.
И залипла, глядя в глаза сидящего справа от меня мужчины. Ну какой же он красивый! Вернее, если разглядывать черты лица по отдельности – они далеки от идеала: нос крупноватый, с горбинкой, глаза глубоко посаженные, большие, но при этом чуть раскосые. Но лицо настолько гармоничное и красивое своей необычностью – ну правда, оймама, а не мужик!
Я смотрела на него, смотрела, и смотрела… А он смотрел на меня – уже без улыбки, в молчании. Долго. И от этого взгляда маятно, вот рту пересыхает, и пальцы рук в волнении переплетаются.
Я снова веду себя по-идиотски, так открыто пялясь.
– Ой, вы же из-за меня без обеда остались. Давайте я приготовлю? Вы сами, наверное, не умеете. А я могу!
– Я умею готовить, просто делаю это редко. Спасибо за предложение, Севиль, – Ветров отвел взгляд, – но ты не успеешь приготовить обед. Мне скоро в офис возвращаться. Так что мне хватит кофе и десерта, – он глазами указал на свою чашку.
И на меня посмотрел. А я – на него. Опять.
Блин, я сейчас кинусь его насиловать!
ААААА! Да что со мной?!
– А тот кораблик вы сами сделали? – я махнула в сторону недоделанного фрегата, заклиная себя перестать поедать Ветрова глазами.
– Да. В свободное время я так расслабляюсь. Детали не покупаю, сам их изготавливаю.
– А скейт – он ваш? – торопливо выпалила я, чтобы больше не допускать тишины между нами, а то точно нагрешу.
– Мой, – подтвердил Корней со смехом. – Как в девяностые мелким пацаном начал кататься – так и не могу прекратить.
– И катаетесь под музыку Тупака?
– Черт, теперь ты слишком много знаешь обо мне.
– Клянусь, я вас не выдам, – округлила я глаза, и рассмеялась, а Ветров поддержал мой смех своим.
Какие у него губы! Я снова не удержалась, посмотрела на его лицо, залипла, и мои губы начало покалывать от желания поцеловать Корнея. Встать бы, приблизиться к нему, молча забрать из его рук чашку с кофе, поставить её на журнальный столик. И на колени к Корнею сесть. Руками шею обвить и, наконец, поцеловать. И всё-всё позволить! Но… я не могу, а значит и мечтать о таком не стоит – только душу травить несбыточным.
Да и оттолкнет от меня.
Всё, хватит пялиться… Хватит, Севиль! Хва-тит!
– А это что? – я встала, подошла к телевизору, под которым на тумбе лежал пухлый альбом. – Это фотоальбом?
– Да, мама заезжала и привезла. Упрекает, что редко навещаю их, и решила что альбом мне на совесть будет давить, о родственниках напоминать.
– Можно? – я подняла его, но раскрывать без разрешения не рискнула.
Ветров кивнул и я, наконец, снова себя пересилила, и решила не на него пялиться, а в альбом. Открыла, и первая карточка…
– Это ваши родители?
– Да. Я мелким был, нашел фотографии, и ручкой начеркал на некоторых, на этой тоже, в углу, видишь? Очень уж хотел научиться писать, и чуть не испортил памятную фотографию.
На фотке и правда в углу несколько каракулей. Я украдкой погладила их сквозь пленку, улыбаясь.
Перевернула. Следующее фото – снова родители Ветрова: женщина с каре, в свободном платье, но небольшой животик виден. А рядом мужчина – отец Корнея: высокий, очень худой, даже нескладный, а на голове буйные кудри.
– Ваш папа сейчас тоже кудрявый?
– Он налысо бреется.
– Из-за залысин?
– Нет. Он седеть начал, и про себя говорил что становится похожим на пыльного пуделя. Красить волосы он отказался, и решил проблему кардинально – бритвой.
Я перелестнула страницу: там какие-то семейные посиделки на даче, дальше фото с семейных праздников, фото мамы Корнея уже с большим животом и фото с выписки, и…
И что-то не то. В голове крутится мысль, а поймать её не получается.
Фото, беременность… блин!
Я растерянно листала альбом дальше, уже не задавая никаких вопросов. Увидела много фотографий маленького Корнея: в ползунках, в ванночке, в манеже, с юлой и какими-то страшноватыми несовременными игрушками, но мысли уже не о том.
Что не так?
Альбом… Нет, с этими фото всё в порядке, но мамин альбом мне показался странным. Что-то в нем меня задело. И задело настолько сильно, что внутри всё зудит от желания понять – что именно. Ведь было что-то важное там! Неимоверно важное и цепляющее, что-то на поверхности, что-то… Что, блин?!
– Севиль?
Я закрыла альбом, положила его на то место, с которого брала, вернулась на диван, и допила остывший чай.
– Спасибо, что к себе привезли. Не знаю, что бы я делала, если бы вас не встретила. Но я уже в порядке. И я, наверное, пойду.
Мне срочно нужно домой! Срочно нужно найти тот альбом, чтобы… чтобы убедиться, что я чокнутая, или чтобы разгадать загадку? Неважно! Если не найду его, не рассмотрю – меня порвёт!
– Подожди, – Ветров взял печенье, запил его остатками кофе, и встал. – Я подвезу.
– Не стоит
– Я подвезу, – повторил он бескомпромиссно.
Пока мы обувались, спускались к машине, я не пялилась на Корнея, и не обижалась из-за того, что он снова смартфону своё внимание отдал. Я прокручивала в голове воспоминания: вот я держу в руках мамин альбом с милыми кадрами прошлого, но чем-то они мне не понравились – чем? И вот у меня в руках альбом семьи Ветровых – снимки похожие, и именно схожестью на наши фото они меня задели.
Я сейчас с ума сойду!
Я назвала Корнею домашний адрес, и всю дорогу мучила себя этой загадкой – почему-то она неимоверно важна для меня. А может, она важна лишь потому что позволила на себя внимание с Ветрова перетянуть, и не наделать глупостей.
– Севиль, всё в порядке? Ты снова… кхм… снова…
– Странная. Я всегда такая, – договорила я за него. – Но у меня всё в порядке. Просто вспомнила про мамину просьбу, дома нужно кое-что доделать. Спасибо что подвезли. И за всё остальное. Хорошего вам дня.
Ветров открыл мне дверь, помог выйти, и забытый пакет с косметикой протянул.
– Севиль, – окликнул он меня.
Я обернулась.
– Если будет нужна помощь, если обидят, или еще что – звони мне, – Корней несколько секунд смотрел на меня, и сел в свое авто, а я… я…
Я заново влюбилась!
– Ай, гад, – углядев подъезжающую машину Эльнура я прекратила мечтательно смотреть вслед Корнею, и припустила к дому. Разулась, пакет в комнату отнесла, и когда руки мыла, услышала звонок в дверь. Через глазок убедилась, что там Эльнур.
– Севиль, я тебя видел, открой, поговорить нужно!
– Мне взрослые не разрешают чужим дверь открывать, – пропищала я, и направилась в сторону папиного кабинета, слыша как Эльнур уже не звонит, а зло долбится в дверь.
Козлина!
В кабинете отца я забыла про Эльнура, и принялась искать альбом. Мама вроде на столе его оставляла, когда меня потащила косметику ей выбирать, так…
Так…
Так!
На столе я альбом не нашла, в столе – тоже. Может, в спальне родителей?
Переоделась, попила воды, и продолжила поиски. В секретере нашла другие альбомы, но того самого среди них не было. Обшарила гардеробную, папку с документами, шкафчик с бельём, всю спальню – альбома нет. Нет его и в коридоре, в спальнях брата и сестры – тоже. На балконе в старых чемоданах я тоже искала.
Перекусила, включила музыку, и под «Sweet dreams» на репите продолжила поиски. Мельком увидела, что на часах уже восемь вечера. Ничего себе!
Вернулась в кабинет папы, и со вздохом стала перебирать бесконечные книги, искать альбом за ними, на что у меня ушел еще час. Даже больше.
В девять тридцать вечера я со вздохом села в отцовское кресло.
– Ну и что мне в голову ударило? Нафига мне этот альбом с беременными фотками и мной? Я не самым красивым младенцем была, нечем там любоваться, – попыталась я воздействовать на себя вслух.
Вспомнила свою фотку из младенчества, и поморщилась. Разглядела я ее плохо, но мне и увиденного мельком хватило, чтобы сравнить себя и того же Ветрова-младенца на фото: он был пухлым, как и положено деткам, уютным, а я была какой-то… стрёмной, иного слова не подобрать.
Ерунда какая-то. Зря только время потратила. Вечно мне чушь какая-нибудь в голову приходит.
Лучше пойду распаковку косметики сниму, мне деньги за это заплатили, а я опять дурью маюсь.
Я встала с кресла, и поняла что есть только одно место, в которое я не заглядывала – сейф. Но это же идиотизм – альбом в сейфе прятать, да?
А с другой стороны, он либо в сейфе, либо мама альбом с собой в отпуск взяла. И оба варианта означают, что есть нечто в этом альбоме.
– Блин, – ругнулась, сдаваясь, и подошла к сейфу.
Код я не знаю, никогда не заглядывала в сейф. Но подобрать код оказалось плевым делом – дата свадьбы родителей, справилась я со второй попытки, первой попыткой был мамин день рождения.
Альбом оказался там.
Вынула его, задыхаясь от волнения, и открыла.
Те же фотки. Глубоко беременная мама, новогодняя обстановка, брат, сестра… дальше фото младенца – меня. Я листала альбом, возвращалась к первым фото с беременной мамой, потом к моим фоткам: мама в платье, осунувшаяся но счастливая со мной-младенцем на руках, потом уже папа со мной в том же антураже – на крыльце какого-то здания. Роддом?
– Что не так? Что? – чем дольше я любовалась фотками, тем больше чувствовала волнения и даже неприятия.
Страха.
Меня буквально трясло! Даже тошнить начало!
Ну вот что с этими фото не так? Почему я задыхаюсь? Да, я была некрасивым младенцем, разнесчастным, худым, но и мама на выписке худая. Она болела? И я тоже? Потому этот альбом и прятали от меня? Потому мама так испугалась, обнаружив, как я эти фото рассматривала?
И тут я поняла…
Дрожащими пальцами перевернула альбомные страницы.
Мама с животом, новогодняя ёлка, все счастливы…
Лето. Выписка. Мама со мной на руках…
– Нет, – просипела я, снова и снова разглядывая фотографии: счастливую маму, осунувшуюся, беременную, и уже со мной… новый год… лето…
Это невозможно!
Но это так!
Я побежала за телефоном, и набрала номер той, которая врать не умеет.
– Сдурела в такое время звонить? – недовольно буркнула Айша в трубку и зевнула. – У меня восьмичасовая съёмка была, и завтра снова в четыре утра вставать.
– Я приемная? Айша, я родителям неродная? – горло перехватывало судорогами, вопрос я практически прокричала.
– Севиль, – в голосе сестры страх, и никакого сна. – Блин, Севиль…
– Я фото нашла. Мама в новогодние с приличным животом. А я родилась… Айша, я подсчитала! Не сходится, – расплакалась я. – Я приемная, да?
– Милая, ну что ты!
– Мне… мне маме позвонить, или ты мне правду скажешь?
