– Странная девка, – зачем-то начала я читать коммент вслух. – Она пародирует кавказский акцент, или реально оттуда? А волосы почему не чёрные, покрасила? Короче, стрёмная, и макияжи – отстой. И вообще… – тут губы мои задрожали, дочитывать сил не хватило, и крышку ноута я захлопнула. Никак я не могу научиться реагировать на хейтеров без эмоций. Напишут, скажут мне гадость – и всё, настроение пропадает на весь день.
Может, макияж и правда отстойный получился? Наверное, стоит курс по визажу взять, и оборудование для съемки купить профессиональное.
– Доброе утро, – буркнула, войдя в кухню. Вздохнула, наклонилась, и поцеловала папу.
– Доброе. Что вздыхаешь?
– Пап, у меня сильный акцент?
– По-азербайджански ты говоришь отлично, без акцента.
– Я про русский, пап.
– Ай, глупости не спрашивай, – отмахнулся папа, его айфон завибрировал, и он, встав из-за стола, принял звонок: – У аппарата.
– Только твой папа айфон аппаратом называет, – захихикала мама, войдя вместо папы на кухню. – Что ты про акцент спрашивала, Севаиль-ханым? Он есть, но не сильный, красивая у тебя речь. Если дразнят – значит, завидуют. Это изюминка твоя, поняла?
Я кивнула.
В детстве я сильно переживала из-за русых волос. Пока совсем ребёнком была, волосы не то что русые были, я почти блондинкой была, такое вот чудо природы при том что папа смуглявый и черноволосый. Половина родни в шутку говорили что меня в роддоме подменили. Я даже кремом для обуви как-то волосы вымазала, чтобы на папу стать похожей, комплексовала очень. А как выросла – поняла что глупо это, из-за цвета волос переживать, не синие же они у меня.
И вообще, пошёл этот Дмитрий2012 в задницу! Макияжи ему мои не нравятся… да и хорошо, что не нравятся! За одно этому хейтеру спасибо: я про Ветрова почти полчаса не думала.
– Самир, давай свой аппарат. Сел завтракать – так ешь, какой пример ребёнку подаёшь, – мама, едва папа вернулся, отняла у него айфон, а я, глядя на отца, головой покачала – мол, не виноватая я, и отцовским примером довольна. – Кстати, дорогой, у меня для тебя подарок.
– Какой? – насторожился папа.
– Мы давно не были в отпуске, и… вот, – мама с торжественным видом положила перед папой два листа формата А4, которые непонятно где прятала, руки у неё пустые были. – Представляешь, знаки судьбы получила: Интернет сам мне эти путёвки подсунул. Ну и Севиль тоже посоветовала съездить, отдохнуть от всего. Правда, замечательно? Вылет через неделю, как раз успеешь на работе договориться.
Папа бросил возмущенный взгляд не на маму, а на меня. И я снова головой помотала, открещиваясь от этой инициативы.
– Я не могу сейчас. После Нового Года, возможно, получится вырваться дней на пять, но сейчас…
– Получится сейчас, – отрезала мама. – Деньги обратно не вернуть. Мы летим на три недели.
– Но…
– Иначе, клянусь, я с тобой разведусь! – мама вздернула подбородок, поднялась со стула, и оставила нас с папой наедине.
Обиделась. Мама всегда, обижаясь, про развод заговаривает.
– Может, ты с мамой полетишь? Я договорюсь, на учёбу это не повлияет, помогу нагнать остальных. Лети с мамой, хорошо?
– Думаешь, маму такая замена устроит?
Папа горестно вздохнул.
– Через неделю, получается… и летим на три недели, зачем так долго? И как ты одна здесь жить будешь? К бабушке с дедушкой переедешь… но до университета от них далеко… ой, дочка, ну твоя мама и учудила. Вот что делать?
И только тут я обрадовалась! Это же, получается, я одна поживу! Целых три недели! Одна!
Свобода, неужели!
Я с воодушевлением принялась что-то втолковывать отцу, сама не вслушиваясь в свою речь, до того зажглась. Меня одну до четырнадцати лет не оставляли: всегда под присмотром родителей, брата, сестры, деды с бабой, других родственников была. В четырнадцать впервые одна на три часа осталась – папа с мамой в гости пошли без меня, а я себя героиней «Один дома» чувствовала. И эти несчастные три часа наедине с самой собой – максимум, который мне был позволен вплоть до восемнадцати лет, когда меня отпустили на посвящение в студенты до позднего вечера. Чтобы вместе со всеми ехать в снятый коттедж – об этом и речи быть не могло, но вечер я отгуляла.
А тут три недели! Смогу ходить по квартире в белье, песни распевать, просыпаться буду когда захочу, ложиться спать – тоже. И музыку буду громко слушать! Нет, ОЧЕНЬ ГРОМКО!
– Деньги на дорогу есть? – спросил повеселевший от моих утешений папа.
– Меня Эльнур отвезёт. Он подъехал уже.
– Привет ему, – выкрикнул папа, и вроде что-то еще добавил, но я, схватив сумочку, уже выбежала из дома, на крыльях неслась до машины жениха, и быстро запрыгнула внутрь.
Эльнур принял поцелуй в щеку, и недовольно головой покачал:
– Даже дверь не дала себе открыть. Севиль, неприлично так носиться, ты же не ребёнок.
– Бу-бу-бу, заводи, давай, – расхохоталась я. – Да, я уже не ребёнок, и у меня для тебя новость: папа с мамой через неделю улетают. Квартира в моём распоряжении останется. Когда мы уже сексом займёмся? Неприлично, знаешь ли, в двадцать лет, имея жениха, оставаться девственницей!
Женихом моим Эльнур считался с детства: наши дедушки еще в Баку дружили, затем отцы продолжили дружбу уже здесь, в Москве, и росли мы вместе. Лет, наверное, с четырех я Эльнура помню, и когда моих брата и сестры не было рядом, именно ему поручали приглядывать за мной, защищать, оберегать. Называли нас женихом и невестой, шутили, да мы и сами воспринимали слова взрослых как подтрунивание.
Изменилось всё, когда мне исполнилось четырнадцать. Эльнур стал смотреть на меня иначе, взгляд его из дружеского превратился в тягучий, обжигающий. Эльнур стал строже: если раньше он позволял себе поучать меня из-за заботы, то теперь – нет, для него я перестала быть навязанной обузой, став, как он признался, любимой девушкой.
Его признание я приняла как что-то неизбежное, само собой разумеющееся. С родителями Эльнур объяснился сам, попросив разрешения ухаживать за мной, и родители это разрешение дали легко. А в семнадцать лет я получила предложение и кольцо на палец. Думала, отец и дедушка обрадуются еще сильнее, но папа почему-то попросил не торопиться, хотя Эльнур ему как второй сын, я знаю.
Обещание я дала, да и сама хотела отучиться, хоть немного успеть пожить вольной жизнью, и уже потом чтобы свадьба, дети, быт… а Эльнур расстроился, что ждать придется.
– Севиль, – вздохнул он, выезжая с парковки.
– Что Севиль?
– Мне дико слышать от тебя такое предложение.
– Оно не первое, – буркнула я, и отвернулась от жениха.
– Я думал, в прошлый раз ты перепила.
– Я бокал вина выпила всего! – воскликнула, вспоминая как для храбрости выпила на своё девятнадцатилетие, которое мы праздновали в конном клубе. Старшие тоже контроль из рук выпустили, танцевать пошли, молодость свою вспоминали. И я решилась: Эльнур ведь жених, а не кто попало! Всё равно мне только с ним и суждено быть, так зачем ждать первой брачной ночи?
Да и тело начало требовать, особенно ночами, не во сне, а в том самом странном состоянии полудремы по телу волнами пробегала нега, заставляющая облизывать губы, выгибаться, вдыхать глубоко-глубоко, требуя покалывающим губам поцелуев, коже – прикосновений, и… чего-то большего – того, что только мужчина дать способен.
С Эльнуром мне всегда было приятно целоваться. Я любила ходить с ним под руку, жених у меня красивый, не стыдно за него: высокий, яркий, черноволосый, губы такие пухлые, что даже завидно! С ним можно, – подумала я, – только с ним! И с ним должно быть приятно, ведь как иначе?
И момент был удачный: праздник, никакого контроля от старших, вино, и Эльнур с таким восхищением смотрел, целовал бесконечно, а потом… оттолкнул! Как только я захотела дальше пойти – остановил меня!
Ох, как стыдно мне было. Но больше – обидно, вот только высказать ему обиду я не могла, стеснялась. А Эльнур на следующий день вёл себя так, словно ничего не случилось: также сопровождал на праздники, водил на свидания, целовал, просил ускорить свадьбу.
– Я и тогда хотела, и сейчас хочу, – заявила я упрямо. – А ты не хочешь, вижу. Я что, страшная?
– Севиль, не разочаровывай меня.
– Чем? Предложением заняться сексом? А что, от другой получаешь, потому от меня не надо?
– Ты себя как девка ведёшь сейчас – тем и разочаровываешь, – процедил он, прибавив скорость, превышая на разрешенные двадцать километров. – С больной головы на здоровую не перекладывай, от другой я получаю? А может ты сама вместо учёбы от однокурсников получаешь то, что от мужа положено получать?
– Ты больной? – крикнула я.
Не сидел бы за рулём – пощечину бы влепила.
– Я? Нет, не больной. Я, как раз, здоровый. И хочу невинную невесту.
– Так убедился бы, что я невинная! – мятежно заявила я, хотя уже ничего не хочу от этого козлины.
– Севиль, давай уже свадьбу дождёмся. Раз так хочешь – это повод не ждать до диплома, можем за пару месяцев всё организовать, и по правилам поступим. Иначе я не смогу в глаза твоему отцу смотреть, понимаешь ты это?
– Не понимаю, – дернула плечом.
Обида еще сильнее, чем в мой прошлый день рождения. Тогда было мало слов, больше действий, и из-за этого всё воспринималось не так болезненно. А сейчас мне прямым текстом парень сказал: хочешь секса – становись женой. Маньячкой озабоченной себя чувствую, хотя просто хотела взрослой стать, наконец.
Есть ли, интересно, еще одна такая неудачница на нашей планете, которая жениху себя предлагает, а он из раза в раз отказывает? Видимо, одна я такая.
– Севиль… – Эльнур открыл дверь, помог мне выйти, и потянулся за поцелуем, но я увернулась, не хочу сейчас его прикосновений, я себя сейчас не девушкой чувствую, а бесполым созданием, нежеланной. – Севиль!
– Пока.
– Вечером…
– Планы изменились, вечером я занята, – буркнула, не глядя на него.
Разумеется, я прощу Эльнура. Сумею проглотить обиду. Слишком долго мы вместе, и Эльнур – правильный он, меня хочет уважать, потому так и ведёт себя. Я всё понимаю, да, но может… чёрт бы с этим уважением? Мне бы любви!
– Севилька, ну что, зачёт получила? – прыснула Стася.
Вот сучка!
Я вздёрнула бровь, и прошла мимо них с Тоней. Никогда я не расскажу им, что повелась на враньё, и грудь хотела показать Ветрову… ой, ну зачем я вспомнила еще и про этот позор?! Что я вообще за человек такой пропащий: жених не хочет, Ветров сам на моей блузке пуговицы застегивал, лишь бы не видеть… может, этот хейтер Дмитрий2012 был прав, и я попросту стрёмная? Рост, вроде, средний, метр шестьдесят шесть – не много и не мало. Грудь – троечка полновесная, талия – тонкая, бедра могли быть и полнее, но и восемьдесят шесть сантиметров объёма – это не так уж мало. А вот лицо странное, наверное: русые волосы, и при этом чёрные глаза, еще и нос с небольшой горбинкой…
Мне всегда говорили, что я очень красивая, но может, это не так, и я страшненькая?
– Эй, пс-с-с, Севилька, следующая пара – теория разрушения у Ветрова, – шепнула Стася.
– Еще раз покажешь ему сиськи? Это он видел в прошлой серии, показывай что-то новое.
– Подумаю над твоим советом.
– Думать, кстати, полезно, – ответила я в полный голос, звонок прозвенел, мы все поднялись, и принялись собирать конспекты по сумкам.
Следующая пара – у Ветрова. Я увижу его после моего эпичного выдворения с кафедры. А может, не ходить? Может же у приличной девушки живот заболеть?
Нет, – отрезала я мысленно. – Я пойду, и сделаю вид, что ничего не было. И вообще, сделаю так как девчонки посоветовали – буду демонстрировать свою обиду. Почему я одна должна из-за того недоразумения страдать? Будем страдать вместе: я – от стыда, а Ветров пусть свою вину почувствует за весь мужской род, да!
Из воинственных мыслей меня выдернул звонок от мамы.
– Алло.
– Доченька, тут Эльнур к нам приехал, – мама сразу перешла к делу. – С Самиром разговаривает, – на этих словах я испугалась. – Представляешь, беспокоится, что ты одна будешь жить, пока мы в путешествии будем.
– Эльнур что, хочет, чтобы я у него пожила? С его семьей? – спросила неверяще, неужели Эльнур передумал, и хочет от меня того, чего уже я сама не хочу.
А что: если Эльнур попросит папу, чтобы я пожила в его семье эти три недели – папа поймёт, чем дело кончится: рано или поздно мы окажемся наедине, и… ясно что будет. Эльнур решил быть настолько правильным, чтобы отцу дать понять, что мы решили сексом заняться? Папа у меня вполне прогрессивный, но всё равно это слишком, я бы не хотела, чтобы он был в курсе.
– Нет. Севиль, Эльнур сейчас Самира просит, чтобы ты эти недели с бабушкой и дедушкой жила под присмотром. Говорит, что нехорошо тебя одну оставлять.
– Что?
Вот ведь предатель!
Нет, он серьёзно? Решил меня к ба и деду сбагрить, а то вдруг придет в гости, а я накинусь, и начну насиловать. Эльнур такой меня считает?
– Мама, скажи папе, чтобы он не слушал Эльнура!
– То есть, вы не договаривались об этом? Просто твой папа сам хочет, чтобы ты под присмотром жила. А я наоборот. Тебе пора учиться самостоятельности.
– Мы с Эльнуром не договаривались, мам, – пропыхтела я возмущенно.
Как же я зла на него сейчас! Да Эльнуру я не то что сейчас, я ему и в брачную ночь не отдамся. Год буду из себя недотрогу строить, отомщу ему за контрол-фрик.
– Хорошо, я потому и позвонила. Тогда сейчас вернусь к Эльнуру и Самиру, и попытаюсь тебя отстоять.
– Мам, спасибо. Ты давай там, покажи этим мужикам!
– Хорошо, – рассмеялась мама.
Люблю её! А Эльнуру надо было несмотря на дорогу пощёчину влепить.
На пару к Ветрову я вошла с опозданием, и злющая как тысяча чертей. Зато смущение куда-то подевалось. Я сейчас в принципе против всего мужского рода настроена.
– Извините, – сказала холодно, и пошла мимо Корнея Андреевича, который, кажется, удивился моему поведению. В упор уставился… на мою грудь.
Я устроилась за партой, поправила блузку под мужским взглядом, и… вспомнила свою цель. Подарила Корнею Андреевичу оскорбленный взгляд, он даже брови поднял, лоб наморщив… ха! Так тебя! Лучшая защита – нападение. Еще сам за мной будешь бегать, и уговаривать зачёт поставить, а я – носом стану воротить. Но, скорее всего, не стану.
Половину пары я строила коварные планы о том, как вызвать в Ветрове еще большее чувство вины, чем то, которое уже должно было проклюнуться в нём из-за моего вида. А на второй половине пары я опомнилась, и попыталась понять предмет. Тщетно. Ладно, дома почитаю пособие, и всё-всё пойму.
– Какой же он секси, – услышала я шепот Стаси за моей спиной, и вздохнув, не смогла не согласиться.
Немолодой, но – да, секси.
Звонок прозвенел избавлением. Я встала, быстро собрала вещи в сумочку, планируя одарить Ветрова еще парочкой оскорбленных взглядов, но увидела как его уже окружили трое одногруппников, и неразлучницы Стася и Тоня, глуповато хихикающие.
