– Сечешь в железяках, значит?
– Секу, – не стала возражать Ломка.
– И никто не заметил, как ты летаешь?
– А кто тут заметит? – она забросила ноги на стол – будь у неё вместо апельсинового сока стакан с виски – вылитый молодой ковбой. – Пустыня. Никаких камер слежения и спутники её не мониторят. До стратосферы поднималась легко, даже в космос пару раз выныривала. Но осторожно. Не моя стихия.
– Дела… любишь скорость?
– Люблю.
– А чего не пошла в коммерческую компанию? Вот уж где бы налеталась, да еще и зарплату получала бы. На любом торговце хорошего механика с руками оторвут. Возьмут и подростка.
– Не люблю космос. Там не летают, а плавают, – отмахнулась Ломка. – Какое удовольствие висеть в невесомости, или даже двигаться, но по пустоте? Для драйва нужна атмосфера, сопротивление, терние, если ты понимаешь, о чем я.
– Как скажешь. Мне нравится космос.
– А что тогда делаешь на свалке?
– Выперли. Освободили насиженное место высокородному ублюдку. Когда вся их братия подалась на войну.
– Бывает. В игры играешь? Могу подключить к одной. Космоса там нет, но пилотирование интересное.
– Нет, спасибо. Военные не используют нейроконнекторы.
– Почему? – удивилась она. – Это сократило бы время реакции.
– Это опасно. Если у тебя вживленные электроды, то один взрыв высокочастотной электромагнитной боеголовки сможет испарить всю жидкость в твоих мозгах, а если электроды накладные, то импульс просто вскипятит её. Тем более, что на корабле и без того полно электрических установок, приборов. Там и при нормальном полете всё искрит и гудит от напряжения. А во время боя творится сущее светопреставление. Ну, теоретически. В настоящем-то бою бывать не пришлось. Но даже на учениях выходит красиво. По системам корабля блуждают токи, скачет напряжение, гуляют разряды, пробивается изоляция, происходят каскадные отказы, вспышки. И если у тебя в голове пучок электродов… туда рано или поздно обязательно перебросит мостик. Даже экранирование не всегда спасает.
– Что же вы на педали давите? – с каким-то презрением спросила девица.
– Управляем с помощью кнопок, джойстиков, голосовых команд. И, поверь, это вовсе не выглядит спокойным висением в пустоте. По той же причине на ботах и шаттлах стоит резервная система на химических лазерах и гидравлических приводах.
– А я-то всё время думала, к чему таки сложности в управлении. Но да, это даже прикольно.
Она вздохнула, но продолжать разговор о военных системах, на что в тайне рассчитывал Ивор, не захотела.
– Можно играть на приставке, – сказала она, возвращаясь к играм.
– Скучно. Давай лучше сыграем в кубб во дворе.
– Пфф. Это игра для стариканов.
Они помолчали еще немного поедая рацион из ланч-боксов.
– Метазавр, – вспомнил Ивор, дожевав кусочек осетрины.
Ломка вздрогнула.
– Так и есть, – он улыбнулся. – Твоего брата зовут Метазавр. Я вспомнил, как однажды в баре он хвастал сестричкой, которая может поднять в воздух хоть стиральную машину. Ему никто не поверил.
– Шаришь, – с уважением кивнула Ломка.
– У вас та еще семейка, я смотрю.
– Вся семейка я и брат, – она задумалась. – На самом деле его зовут Алекс.
– А тебя?
– А меня Ломка.
– Живешь здесь в сторожке?
– Жила. Но не с дядькой под крышей. Есть и другие места в запасе.
– Я не кусаюсь.
– Когда нечего кусать, то никто не кусается.
Она бросила пустой ланч-бокс в утилизатор и ушла.
Глава пятая. Плохие новости
Обязанности местоблюстителя, которые возложили на Фроди, включали в себя присутствие на заседаниях Сената два раза в неделю. Правительствующий Сенат выполнял на Барти функции сразу всех ветвей власти. Он одновременно являлся правительством, законодательным органом и высшим судом. И при этом полностью подчинялся королю. Функции Сената сводились только к черновой работе, ибо без монаршей воли высший орган королевства Райдо не мог принять даже самого простого решения. Теоретически сенаторы могли разработать закон без ведома короля, но практически это не имело смысла, потому что монарх обладал правом вето (которое Сенат преодолеть не мог). Поэтому сперва с королем договаривались приватно или через его советников, или через членов семьи, и только после одобрения идеи в целом, брались за написание закона. Исполнительные функции осуществляли похожим способом. В Сенат по должности входили министры, отвечающие за ту или иную сферу. Они не собирались отдельно, как правительство, а решали все вопросы вместе с другими сенаторами. В любом случае голос короля был решающим. Окончательный вердикт в судебных тяжбах также оставался за ним.
Возможно, такая административная система не сработала бы в густонаселенном мире, но Барти был невелик, казна наполнялась фактически из единственного источника, контролируемого королевской семьей, а потому и сенаторов и министров можно было назвать приказчиками королевского бизнеса.
Однако Фроди королем не был. А без личного участия монарха занятий для Сената почти не осталось. Министры продолжали работать в рамках утвержденных бюджетов, сенаторы разрабатывали уже согласованные законы, но никаких новых решений принять не могли ни те, ни другие. Поэтому заседания превратились в совершенно пустые разговоры о том, и об этом, с обилием незначительных деталей, а принц, не привыкший к такому, явно скучал. Маскариль же казалось, слушал внимательно даже самые бессмысленные и затянутые доклады.
В этот день заседали в сокращённом составе, поскольку вопрос касался дел ещё менее важных, чем обычно. Большинство сенаторов разъехалось по имениям и городским квартирам, но принца закон обязывал присутствовать. Что он и делал.
С пространным докладом о состоянии дамб и водохранилищ выступил министр водных ресурсов Дино. Он явно готовил речь ещё до похода, когда шла подковёрная борьба министерств за бюджетные деньги. Поход же обещал проделать в бюджете настолько большую дыру, что новые водохранилища в королевстве не придется строить еще много лет.
– Небольшая дамба и ирригация полупустыни в нижнем течении Аквилона позволит со временем организовать около сотни новых имений, – выложил последний козырь докладчик. – По расчетам экспертов мы сможем понизить засоленность почвы до приемлемых значений в течение восьми сезонов…
***
После заседания они с Маскарилем отправились в Миладу, чтобы продолжить свой марафон по злачным местам. Отправились пешком, нацепив для сохранения тайны парики с накладными усами и мешковатую одежду в стиле неосвингюгенда, течения популярного в Миладе.
– Король позволил тебе посещать кабаки и это, если подумать, большая удача, – заметил шут.
– Не знаю, сколько бы я выдержал без вечерней выпивки, – пожаловался принц. – Они оставили мне в помощь только бабку Далию. А ей уже сто лет, как ни крути, и она ни черта не смыслит в управлении государством. Или, как я теперь подозреваю, делает вид, что не смыслит. Сенат это какое-то собрание дегенератов. Неужели кому-то может доставлять удовольствие вчитываться в параграфы, спорить из-за определений? Эти черви сожрут меня, если дело с походом на головорезов затянется.
Они перешли по мосту в Миладу и направились прогулочным шагом по главной набережной, носящей имя королевы Сигрид. Ближайшая к реке застройка Милады имитировала архитектуру Средиземноморья – небольшие белые домики с разноцветными черепичными крышами, раскиданные по террасам, спускам, холмам. На первой линии, однако, доминировали трёх-четырёхэтаждные дома с бутиками, салонами, ресторанами и барами в цоколях и подвалах.
– Слишком пафосно, не находишь? – заметил Маскариль. – Вон та улочка потише с кабаками поменьше, давай завернём туда.
Они поднялись по кривой, как бог сколиоза, лестнице (улочка так и называлась Бует Трапп) и остановились под дверями небольшого заведения с парой танцовщиц на вывеске и стилизованной надписью «Одесса».
– Что мы делаем здесь, Маскариль? – вопросил принц.
Разумеется, под «здесь» принц подразумевал не кафе-шантан. И не улочку. И не город. И скорее всего не планету Барти и даже не всю Северную Дугу, именуемую так же Кудряшкой, где расположились союзные королевства.
Шут, однако, умел читать подтекст.
– Мы живем на закате золотого века, мой друг. И возможно станем свидетелями его упадка. Золотой век превратится в свинцовый. Такая вот обратная трансмутация.
Он открыл дверь и они вошли. Внутри царил сумрак, сцена оказалась пуста. Кажется они пришли слишком рано. Посетителей почти не было, а потому хозяин полностью сосредоточился на двух новых клиентах. Хотя они и выглядели невзрачно.
– Есть ли у вас кабинет, любезный? – спросил Маскариль.
– Разумеется.
Хозяин показал пальцем на арку, занавешенную серой декоративной тканью, похожей на обычную мешковину.
– Принеси нам вина, добрый человек, – попросил принц, направляясь к арке. – Красное из Центральной долины Верхней Ауры вполне подойдет.
В кабинете оказалось довольно уютно. Хотя здесь не нашлось ни подушек, ни топчанов, ни помоста, застеленного ковром, но и обычные кресла оказались довольно удобны и позволили телу расслабиться.
– Ты сказал золотого века? – продолжил разговор Фроди. – Спасибо, добрый человек.
Хозяин разлил рубиновое вино по серебряным кубкам и, оставив кувшин, удалился.
– Золотого в смысле свободы, – пояснил Маскариль, покачивая кубок и давая вину подышать. – В наше время каждый волен выбрать ту общественную модель, что ему по душе. Захочет, отправится к анархистам на Утопию-6, захочет – к белым нацистам на Валькирию или к черным расистам на Дессалин. Каждый волен маршировать с маоистами на Наксалбари, постигать нирвану на Тушита или питаться из общего котла на Соледад. А если найдёт достаточно денег может заделаться бароном или рыцарем в каком-нибудь из монархических миров, вроде нашего.
– Но при этом ты упомянул закат, – припомнил Фроди. – Мне не нравится это слово. В твоих устах оно явно означает не красоту заходящего солнца в пыльной атмосфере Барти.
– Не красоту, – согласился Маскариль, сделав первый глоток. – Это метафора, иносказание.
– Спасибо за пояснение.
– Все к тому идет, мой принц, – сказал Маскариль. – Ойкумена застоялась, как вода на болоте. Существующий миропорядок – мина замедленного действия. Миграция, переселение на другие планеты, снимала социальное и политическое напряжение старых миров, но зато консервировала противоречия. Они накапливались. И вот, чапараль нашей цивилизации пересох, пропитался маслом, как французские блинчики, и теперь для вселенского пожара достаточно малейшей искры.
– Я было начал загибать пальцы, подсчитывая твои метафоры, но быстро сбился со счета, – пожаловался Фроди. – А под свинцом ты надо думать, подразумевал пули?
– Насилие вообще, – уточнил Маскариль. – Короли-основатели прикупили планеты Северной дуги сто тридцать лет назад. И уже тогда экспансия человечества выдыхалась. За это время в нашей части исследованной галактики не появилось ни одной новой колонии. Ни одной! Разумеется, я имею в виду миры с годной для дыхания атмосферой.
Принц попробовал вино и остался доволен.
– Неплохо для такого странного места, – сказал он. – Но я тебя перебил, продолжай.
– Легко, – Маскариль уже осушил кубок и добавил вина из бутылки. – Пока продолжалась экспансия любые противоречия снимались просто сбросом недовольных людей или социальных групп на новые проекты. Концепция последнего фронтира, скажу я тебе, отличный клапан для сброса давления. Ещё некоторое время продолжалась миграция в уже освоенные миры. Но и она прекратилась. А за время социального бездействия у человечества выработалась атрофия. И теперь, когда надо бы встряхнуть общество, встряхивать его некому. А значит всё кончится или угасанием или внезапной бойней по какому-нибудь вздорному поводу.
– Надеюсь, я к тому времени сторчусь, – сказал принц.
– Медицина не позволит тебе сторчаться, – хмыкнул шут. – А искру к зарослям пересохшего чапараля рано или поздно кто-то да поднесёт.
– Пусть тогда это произойдет поздно. И вообще прекрати терзать душу. Чем мы займемся сегодня?
– Можем посмотреть новые фанси? Знакомый торговец с Надаля привез несколько занимательных экземпляров.
– Ты водишь дружбу с торговцами?
– Ревнуешь? – усмехнулся Маскариль. – Нет. Но этот человек знает, что мне нужно, в отличие от сотрудников обезличенных стандартных каналов поставок.
– Можем сыграть во что-нибудь? – зевнув, предложил принц. – Я не высыпаюсь из-за чёртова Сената.
– Тогда лучше в настольную. От нейроконектора у меня уже трещит голова.
– Прими таблетку. Они спасают не только от похмелья, как ты, наверное, думаешь.
– Говоря, что болит голова, я выразился образно. Мне надоело приходить в чувство после окончания игры, это гораздо хуже похмелья. Никакая таблетка не поможет возрадоваться серой реальности, которая нас окружает.
– Серой реальности? Ты богат, знатен и водишь дружбу с принцем. И вообще, что за ворчание? Это моя привилегия ворчать. А ты должен развлекать меня.
– Поедем завтра на охоту? – предложил шут.
– Ты же не любишь убивать бедных животных ради развлечения. Всё время пеняешь моему брату.
– Я и не собираюсь никого убивать, но полет над саванной на бреющем полете бодрит. Особенно если убрать ветровое стекло.
– Боюсь, мне теперь не позволят летать над саванной на бреющем. – Фроди вздохнул. —Этот Лойтхард настоящая заноза в заднице во всем что касается безопасности.
– Ты сам выбрал его.
В этот момент занавесь из мешковины отошла в сторону и в кабинет, лёгок на помине, заглянул барон Лойтхард. Вот и не верь после этого в народные приметы.
– Вы должны это видеть, ваше высочество, – сказал барон с необычным волнением в голосе.
– Как вы нас нашли, чёрт возьми? – возмутился принц.
– Это моя работа, – пожал тот плечами.
– Полагаю, искать барону не пришлось, потому что он и не думал выпускать нас из виду, – заметил Маскариль.
Барон бросил на шута злобный взгляд, но смолчал.
– Советую включить проекцию, ваше высочество, – сказал он.
– Что такое, барон? – принц некоторое время словно выбирал реакцию между удивлением и возмущением, но так и не выбрал.
