– Бедненький! – всплеснула руками Салли. – Твоя мать что – сумасшедшая? Ей ведь такое счастье выпало – ребёнок! А она…
Несчастный рассказчик всхлипнул и продолжил:
– А какие-то люди, которые её знали, подобрали меня и потом отнесли к дедушке с бабушкой… ну, то есть, к её родителям. Сам-то я этого не помню, конечно. Вот они меня и вырастили.
– Не говори ерунды! – строго заметил менеджер. – Как это так – взяла и родила? Так не бывает.
– Так ведь это же ещё до закона о стерилизации было…
– А твой папа? – спросил Алекс. – Почему он тебя не забрал?
– Да нет у меня никакого папы!
– То есть как это – нет?
– Да вот так! Впрочем, где-то он есть, конечно… Он, наверное, и не знает, что я родился.
– Этого не может быть! – снова запальчиво заявил Ниразо. – Мы живём в совершенном, правильно устроенном мире. У всех детей всегда известны оба родителя!
– А почему тебя… это… оформить не смогли… как положено? – поинтересовался Макс
– Так ведь как же! – опять вскрикнул новенький. – Нужны были документы разные медицинские: где, чего, как… А ведь этого ничего нет! Дедушка потом везде ходил, пытался оформить, да только куда там… Там же везде роботы сидят – борьба с коррупцией, с непотизмом! Были бы живые люди – может, и удалось бы договориться…
– Возмутительно! – воскликнула Лита. – Ну и порядки на Луне!
– Что значит: «договориться»? Что значит: «договориться»? – ещё больше повысил голос менеджер и даже вскочил с кресла. – Любые действия должны совершаться в строгом соответствии с законом! Принятым Мировым Советом!
– Ага… Только Мировой Совет далеко сидит, – проворчал незарегистрированный селенит. – На Земле. Он многого, что у нас происходит, и не знает. Или знать не хочет…
– Так ты всё это время и прожил у дедушки с бабушкой? – спросил Алекс. – А интернат как же? Ты в интернате что, не учился?
– Нет, конечно. Меня дедушка всему научил.
– А твой дедушка был кто – выдающийся педагог? – насмешливо спросил Тим Том. – Я, например, тоже на домашнем обучении находился, без всякого интерната. Потому, что у моих родителей есть лицензия на детское воспитание.
– Нашёл, чем гордиться. Да твои родители себе любую лицензию оформят! – махнула на него рукой Лита. – А тут… Как же ты жил вообще? Ведь человеку надо есть что-нибудь, одеваться…
– Так ведь дедушка работал. Айтишником. Он и продукты покупал, и одежду.
– Ты говорил, что у тебя ещё бабушка была.
– Бабушка умерла, давно ещё. Я её и не помню почти. Она селенологом была, по всей Луне ездила в командировки, ну и это… неисправность скафандра.
– А мама?
– А мамаша заявлялась иногда… пьяная… когда одна, когда с дружками какими-то. Еду забирала, вещи. Ей же социальной нормы не хватало…
– Ничего себе! Да как же твой дедушка ей позволял?
– Дедушка её жалел. Она ведь у них здесь, в Пространстве родилась, на Луне, а сами они с Земли. Они её поздно родили, радовались очень.… Дедушка говорил: она хорошая, добрая, просто у неё пониженная социальная ответственность.
Все опять замолчали, осмысливая услышанное.
– Ну, а потом что случилось? – нарушил молчание капитан. – Дедушка твой умер?
– Ну да… – у нелегального жителя Луны вдруг потекли слёзы, он вытер их ладонью и продолжил. – Он ведь уже в возрасте был… В последнее время болел, не вставал, а я по его карточке продукты брал – он мне сказал код. А потом… потом…
Он разрыдался, и все принялись его утешать.
– Я пришёл с работы, – рассказчик справился с волнением, – а его уже увезли… на утилизацию. А мамаша хотела у меня карточку отобрать, деньги…
– Деньги? Что же это за деньги такие, которые можно отобрать?
– Ну, пилюли эти… пищевые. Они у нас вместо денег.
– Где это – у вас?
– На тридцать четвёртом уровне. Вы что, думаете, я один такой? И Штырь тоже, и Джон Тумблер, и Тусилка… Мы все работали у Байбена – он-то нормальный, зарегистрированный. Он нам всякое барахло электронное приносил, мы чинили, а он за это пилюлями расплачивался.
– Да-а… Прикольно…
– Ничего себе!
– И ты решил улететь на Каллисто?
– Ну да. А что мне было делать? Мамаша и её дружки всё равно бы меня нашли. А там, на Каллисто, говорят, свобода, регистрации не нужно…
– Кто же это тебе сказал? У нас сейчас не дикие времена, а Эпоха Глобального Сплочения! Везде правила для жизни одинаковые. По утверждённым на Земле стандартам.
– Байбен сказал. Надо, говорит, добраться до Каллисто, а оттуда на Массаракш…
– Куда? – и все сидящие за столом переглянулись, услышав незнакомое слово.
– Да знаешь ли ты… – нахмурил брови капитан, но, видимо, спохватился. – Ладно. Пора заниматься делами. В общем так, дорогой Зай… цин… ген… сон. Будем считать тебя седьмым практикантом.
– Это не предусмотрено никакими инструкциями! – тут же яростно возразил менеджер. – Надо сообщить об этой ситуации на Землю, дождаться ответственного решения…
– Сообщим, сообщим, конечно. Твоим наставником на корабле, как я сказал, будет Миэль Стар. Куда она – туда же и ты, кроме туалета и душа, естественно. И спальной ячейки… Великие Странники! Куда же мы тебя поселим?
– В шлюз! – попытался сострить Алекс.
– Тогда уж в первый отсек, – поправила его Лита. – Там хоть туалет есть, напротив шлюза.
– Пусть живёт в трюме, – предложила Нэя. – Ой, нет, а вдруг будет вспышка на Солнце…
– А в кают-компании ему угол отгородить нельзя? – заозирался Тим Том.
– Не говори чепухи! – одёрнула его Милли.
И все замолчали, не зная, что ещё предложить.
– Это… Томограф… – пробасил Макс.
– Точно! Лоток томографа! – радостно поддержала медика Салли. – Он же широкий, длинный, может, как операционный стол, использоваться. И даже, как гидромат при перегрузках…
– Ну, значит, так и решим, – подытожил капитан. – Будешь спать в томографе. Если он вдруг понадобится – постель твою уберём. Всё.
Все нехотя стали подниматься с кресел и расходиться из кают-компании. Отношение к пришельцу после его столь душераздирающих откровений заметно изменилось.
– Я это… томограф сейчас приготовлю, – и Макс похлопал нелегального пассажира по плечу татуированной лапищей, от чего тот испуганно отшатнулся.
– Не переживай, миленький, не расстраивайся, – приобняла нового практиканта Салли. – Хорошо? Ребята у нас добрые, дружные, тебе с ними понравится…
– Ух! Попадись мне твоя мамаша! – и Лита сделала руками характерный жест откручивания чьей-то головы. Нэя к ней присоединилась, старательно покивав.
– И откуда только такие, с позволения сказать, родители берутся? – заметила она.
– У меня один чемодан освободился, так что тебе отдам. Под вещи, – великодушно сообщил новенькому Тим Том. А Алекс молча положил перед ним ещё один термопакет с овсянкой. Тот смущённо потупился, но удержаться не смог и принялся наворачивать со скрытой жадностью.
– Слушай, – обратилась Милли к новичку, – А как тебя звали там, на Луне, эти… коллеги твои… Штыри всякие?
– Как, как… – отозвался тот, шамкая набитым ртом. – Так же, как и она, – и он кивнул на спину удаляющейся Нэи. – Зая…
Глава тринадцатая. Книги и подвиги
Активные обои в кают-компании во время обеда изображали достаточно пассивный рисунок – многочисленные полки со старинными бумажными книгами, громоздившиеся рядами от пола до потолка. Виртуальные тома отличались большим разнообразием – тут были и совсем древние фолианты в кожаных переплётах с металлическими застёжками, и стройные одноцветные ряды собраний сочинений каких-то классиков, и дешёвые издания конца бумажной эпохи в тонких ярких обложках. Картинка, впрочем, была не совсем статична – иногда по угрюмым книжным рядам пробегал широкий луч света, словно облако в несуществующем окне на короткое время пропускало сквозь себя лучи солнца.
– Как же всё-таки люди примитивно жили раньше, – заметила Милли. – Только представлю себе, что всё это настоящее… Такой большой объём материала, такой громадный вес, а информации – мизер! Сколько, к примеру, в одной такой штуке гигов хранится?
– Ну… примерно около мегабайта, – просветил несведущую практикантку Санчес.
– И всего-то? – изумилась Лита. – Значит, на всех этих полках – где-то один гигабайт? Каменный век!
– У моего дедушки тоже была одна такая книга, – поведал селенит Зая, стремительно поглощая свою порцию и кося левым глазом на обои. – Он её очень берёг. Они с бабушкой её ещё с Земли привезли, на память.
– А она… это… про что была? – поинтересовался доктор.
– Да не знаю я!
– Как это – не знаешь? – удивилась Нэя. – Ты что, домашний мальчик, так её и не прочитал?
– Так ведь она на старом языке была написана! Её теперь никто не прочитает, только если учёные какие-нибудь. Историки. Ну, или очень старые люди, которые ещё до войны жили. Как мой дедушка…
– А где она теперь? Разве ты её не сохранил? Она же, наверное, сейчас больших денег стоит, потому что антиквариат.
– Хотел… – Зая шмыгнул носом. – Только её сразу же мамаша утащила – понесла продавать. А в скупке у неё книгу отобрали… Так ей и надо!
Он снова уткнулся в тарелку, подбирая последние крошки.
– А почему… это… отобрали?
– Почему, почему… Пожароопасная вещь! Её только в спецфутляре можно носить.
– Да, бумажные книги хорошо горят, – подтвердил второй пилот. – Помню, давно ещё, когда я учился в интернате, у нас в подвале ремонт делали. Открыли какую-то запертую комнату, а там – бумажные книги. Видимо, их раньше туда свалили, когда библиотеку оцифровывали. Утилизатор у нас тогда был неисправен, поэтому директор интерната приказал их быстренько сжечь на бетонной площадке – побоялся штрафа за хранение горючих материалов. Только его всё равно потом наказали – лишили годовых бонусов.
– За что это?
– Как – за что? За нарушение экологии. Дыма было много, когда книги горели.
– Разве можно жечь книги? – буркнул капитан Джи Лин. – Раньше этим занимались… весьма нехорошие, скажем так, люди.
– Конечно, лучше в утилизатор, – уверенно заявил Тим Том. – Всё равно вся информация в Сети есть. А бумагу хранить опасно.
– Не программируйте больше эти обои, – попросил Алекс. – Лучше что-нибудь весёленькое, позитивное. А то тут чувствуешь себя, как в каком-то склепе. Мы же всё-таки современные, цивилизованные люди!
И до конца обеда больше никто не проронил ни слова.
В шахте вместо тусклых дежурных светильников было включено полноценное освещение, и первым по трапу стал неторопливо подниматься капитан. Милли легонько подтолкнула своего подопечного, и тот с видимым усилием полез следом, тяжело подтягиваясь и еле переставляя ноги. Ему, привыкшему к слабой лунной гравитации, даже ходить внизу по отсекам было весьма утомительно. Хорошо, что капитан Джи Лин тоже плохо переносил земную тяжесть, а то на корабле был бы включен ещё один генератор.
– Может, останешься, Седьмой? – спросил Джи Лин, оглянувшись вниз и оценив потуги новичка. – Это занятие, как я вижу, не для тебя.
– Нет-нет, что вы, – забормотал тот. – Я посмотреть хочу. Мне интересно.
Капитан нахмурил брови, покачал головой и продолжил подъём по трапу. Он с самого начала за неимением имени стал называть новенького этим числительным и упорно игнорировал, в отличие от практикантов, его лунную кличку.
Милли выдержала положенную дистанцию в две ступеньки и стала подниматься следом.
– Это только поначалу тебе тяжело, – приободрила она нового члена экипажа. – Центробежная сила будет уменьшаться с каждым метром.
– Да-да, я знаю…
Лита и Нэя стояли на кольцевом полике возле люка и ждали своей очереди. Сегодня по плану намечалось очередное занятие по изучению силовой установки, которое проводил сам капитан, и новенький, оказавшийся весьма любознательным человеком, тоже напросился с пилотами в противоположный конец корабля. До этого он с интересом осмотрел скафандры в первом отсеке, побывал на экскурсии в рубке и даже с нескрываемым восторгом посидел в настоящем противоперегрузочном кресле пилота.
– Какой же ты слабенький, Зая! – не удержавшись, заметила Милли. – Ты там у себя спортом хоть каким-нибудь занимался? У вас на Луне, например, в селенобол любят играть. Или аквапарк…
– Так как мне заниматься? – печально вздохнул Зая. – Меня же никуда не пускали.
– Ах да, я всё время забываю…
Экскурсант беспомощно задёргался – его карабин упёрся в очередную стойку бокового поручня, и Милли пришла к нему на помощь. Когда корабль находится в режиме искусственной гравитации, подниматься в шахте по правилам следует только в страховочных беседках. Даже при пониженной силе тяжести мало радости навернуться с тридцатиметровой высоты.
– Ничего, новичок, мы тебя натренируем, – пообещала снизу Лита. – У нас в физотсеке есть много чего интересного.
– Особенно наш доктор! – подхватила Нэя. – Часами можно на его морду любоваться. А если с него ещё штаны снять – у-у… А ты, Зая, любишь накожную живопись?
