После обеда в усадебном доме всегда подавали чай со свежеиспеченным хлебом, вареньем и медом. По вечерам здесь звучала музыка, хозяева и гости играли в игры, лакомились сладостями, пили глинтвейн и вели долгие разговоры, сидя в глубоких уютных креслах. Хелен никогда не жила за пределами Гэмпшира, для нее привычным ландшафтом были реки и луга, залитые солнцем.
Жизнь в центре Лондона протекала совсем иначе.
Окинув взглядом окружавшую ее холодную стерильную обстановку, Хелен представила этот дом как чистый холст, ожидающий, когда его заполнят красками. Ее взгляд скользнул вдоль ряда высоких сверкающих окон, доходивших до самого потолка, и она не вполне уверенно проговорила:
– Очень мило…
– Этому дому не хватает уюта, – откровенно признался Риз. – Бо?льшую часть времени я провожу в магазине, поэтому вся надежда на тебя.
Он повел ее по длинному коридору, в конце которого начиналась анфилада комнат. Они прошли через пустой холл в большую квадратную спальню с высокими потолками и кремовыми стенами. Пульс Хелен участился, и она почувствовала легкое головокружение. Спальня, в отличие от других помещений жилого дома, выглядела обжитой, в воздухе стоял легкий запах свечного воска, кедра и древесной золы. У стены Хелен увидела длинный низкий туалетный столик, на котором стояла резная деревянная шкатулка и лежали карманные часы, плоская щетка и расческа. Пол был покрыт турецким ковром с узором в желтых и красных тонах. У дальней стены стояла массивная кровать красного дерева с резными столбиками.
Хелен подошла к камину, чтобы разглядеть предметы на полке: часы, пару подсвечников и зеленую стеклянную вазу с длинными щепками, которые использовались для зажигания свечей от огня.
Риз успел распорядиться, чтобы в камине развели огонь. Впрочем, слуги и без его приказа могли догадаться, что вскоре последует, – уж во всяком случае секретарша Риза, миссис Фернсби, точно.
Осознав всю глубину безрассудства собственных поступков, Хелен почувствовала, как у нее подкосились колени, но поскольку выбор сделан, поворачивать назад она не могла – да и не хотела.
Рано или поздно ей все равно пришлось бы лечь в постель с Уинтерборном.
Риз тем временем задернул шторы на окнах, и комната погрузилась в полумрак. Глядя на потрескивающее танцующее пламя камина, Хелен заговорила, стараясь сохранять спокойствие:
– Я не знаю, что надо делать.
Дрожащими руками она вытащила длинную булавку и сняла шляпку с густой вуалью и узкими полями. Риз подошел к ней сзади, погладил успокаивающе по плечам, и Хелен, вздохнув, прислонилась к его груди.
– Мы уже как-то лежали в одной постели, – шепнул он ей на ухо. – Помнишь?
На мгновение Хелен растерялась.
– Ты, должно быть, имеешь в виду то время, когда ты лежал, раненный, у нас в поместье? – уточнила Хелен и, покраснев, добавила: – Но это не считается.
– Я помню жар во всем теле и страшную боль в ноге. Потом услышал чей-то ангельский голосок и почувствовал прикосновение прохладной ладони ко лбу. Это была ты. А еще дала мне выпить что-то сладкое.
– Это был цветочный чай: я заварила цветки орхидеи.
Хелен изучала лечебные свойства растений по журналам, которые выписывала ее мать. Их было много в библиотеке поместья.
– А потом ты позволила мне положить голову тебе на грудь, – медленно проговорил Риз, и его рука скользнула по ее груди.
– Я не думала, что ты это запомнишь, – призналась Хелен, судорожно вздохнув.
– Я буду помнить это до своего последнего часа.
Его ладонь снова мягко скользнула по изгибу ее груди и задержалась на соске. Шляпа выпала из дрожащих пальцев Хелен, сосок затвердел. Потрясенная, она застыла, не в силах пошевелиться.
– Я никогда не боролся со сном так яростно, как в тот момент, когда ты положила мою голову к себе на грудь. Мне так не хотелось засыпать в твоих объятиях. Ни один сон не мог бы доставить мне большего удовольствия, чем явь. – Риз наклонил голову и поцеловал ее в шею. – Почему никто не остановил тебя?
По телу Хелен прокатилась дрожь удовольствия от его теплых губ.
– Кто же мог помешать мне ухаживать за раненым? – удивилась она. – И зачем?
– Зачем? Оставлять невинную девушку наедине с грубоватым незнакомцем, простолюдином, да к тому же полуодетым, опасно. Я мог причинить тебе вред прежде, чем кто-нибудь понял бы, что происходит.
– Какой же ты незнакомец? Ведь ты был другом семьи, к тому же находился в таком состоянии, что физически не смог бы причинить мне вред.
– И все же тебе следовало держаться от меня подальше, – заявил Риз.
– Но ведь кто-то же должен был ухаживать за тобой, – резонно заметила Хелен. – Честно говоря, остальные домочадцы просто боялись.
– Значит, только ты осмелилась войти в логово льва?
Она улыбнулась, глядя в его пылкие темные глаза.
– Как оказалось, никакой опасности в этом не было.
– Разве? – усмехнулся Риз. – Посмотри, куда завела тебя твоя доверчивость. Ты находишься в моей спальне, в расстегнутом платье…
– Мое платье вовсе не… – Хелен не договорила, почувствовав, что лиф ее платья действительно того и гляди соскользнет с плеч. – Ох!
Оказывается, пока они разговаривали, Риз расстегнул ее платье. Она вцепилась в одежду, чтобы не дать ей упасть к ногам. Хелен бросало то в жар, то в холод, а он как ни в чем не бывало продолжал, лаская ее губами:
– Сначала мы поговорим о том, что будет дальше, но лучше бы нам устроиться поудобнее.
– Мне и так удобно, – пролепетала Хелен, чувствуя, что внутри у нее все сжалось.
Риз притянул ее к себе, погладил по затянутой в корсет спине.
– Тебе удобно в этой штуковине? – Потом его рука легла на турнюр, набитый конским волосом. – Вот в этом тебе тоже удобно? Сомневаюсь, что в такой амуниции может быть комфортно. – И он принялся развязывать тесемки. – Кстати, первые модницы Лондона уже не носят турнюры.
– Откуда ты знаешь? – запинаясь, спросила Хелен и вздрогнула, когда корсет с глухим стуком упал на пол.
Наклонившись к ее уху, Риз прошептал, словно сообщая великую тайну:
– Следуя отчетам управляющего отделом нижнего белья и чулочно-носочных изделий, мы больше не берем у поставщиков турнюры, так как они перестают пользоваться спросом.
Хелен не знала, что ее больше шокировало: обсуждение женского нижнего белья или его руки, свободно блуждавшие у нее под платьем. Вскоре ее нижние юбки с шелестом упали на пол вслед за корсетом.
– Я никогда не покупала одежду, – выдавила она. – Мне всегда казалось, что все можно сшить самой.
– Этим занимаются женщины, которым приходится самим зарабатывать на пропитание, – заметил Риз, освобождая ее от лифа с длинными рукавами.
По обнаженным рукам Хелен побежали мурашки, но вовсе не от холода.
– В твоем магазине работают швеи?
– Нет, конечно. Продукцию нам поставляют с швейной фабрики.
– Что ты делаешь? – спохватилась она, почувствовав, что он снимает с нее сорочку. – О, пожалуйста, не надо…
Она отпрянула, и Риз сделал паузу, впившись взглядом в ее напряженное лицо, потом с улыбкой заметил:
– Но вообще-то заниматься любовью принято без одежды.
– Можно оставить хотя бы сорочку?
– Хорошо, если так тебе будет комфортнее.
Хелен напряженно ждала, что же произойдет дальше. Ей было страшно, и она постаралась отвлечься на что-нибудь другое, но обнаружила, что это невозможно.
– Как ловко ты обошелся с моей одеждой… Тебе часто доводилось раздевать женщин? То есть я хотела спросить: у тебя было много любовниц?
Риз усмехнулся.
– Больше одной за раз – никогда! Откуда тебе вообще известно о существовании любовниц?
– У моего брата Тео была любовница. Мои сестры подслушали как-то, как они ссорились и папа заявил, что любовница обходится Тео слишком дорого.
– Любовницы всегда были дорогим удовольствием, – пожал плечами Риз.
– Дороже, чем жены?
Риз взглянул на ее левую руку, лежавшую на его груди: лунный камень, казалось, светился изнутри, – и криво усмехнувшись, заявил:
– Похоже, моя жена не потребует много расходов.
Риз вынул из густых волос Хелен черные гребни, и пряди рассыпались по ее плечам и спине. Почувствовав, что она дрожит, он успокаивающе погладил ее и мягко пообещал:
– Я буду нежен с тобой. Постараюсь не причинить сильной боли.
Хелен резко отстранилась и в недоумении переспросила:
– Боли? Какой боли?
– Девственницы испытывают боль в первый раз с мужчиной, – объяснил Риз и бросил на Хелен настороженный взгляд. – Ты что, не знала об этом?
Хелен покачала головой.
– Вообще-то говорят, что боль не такая уж и сильная. Черт возьми, разве женщины не обсуждают между собой такие вопросы? Нет? А что тебе говорила мать, когда у тебя начались месячные?
– Мы с мамой никогда не говорили на такие темы. Когда у меня это началось, я пришла в смятение…
– И только? – удивился Риз. – Скорее всего, это напугало тебя до полусмерти.
Он медленно притянул ее к себе, и она прижалась к его широкой сильной груди, положила голову на плечо и, непривычная к объятиям, застыла в напряжении.
– И что же ты предприняла, когда это случилось?
– О, я не могу обсуждать с тобой подобные темы.
– Почему?
– Это неприлично.
– Хелен, – произнес Риз после паузы, – я прекрасно знаю, что такое женское тело. Джентльмен, конечно, не стал бы расспрашивать тебя о месячных, но я, как тебе известно, не отношусь к этой благородной касте мужчин. – Он поцеловал ее в мочку уха. – Так что рассказывай.
Хелен поняла, что он не отстанет.
– Однажды утром я проснулась и увидела пятна крови на ночной рубашке и простынях. У меня болел живот, и это было ужасно. Кровотечение все не останавливалось, мне стало страшно, и я спряталась в углу библиотеки за шкафом. Меня нашел Тео. Он как раз приехал домой на каникулы из школы-интерната. Он спросил, что случилось, я ответила. – Хелен помолчала, вспоминая покойного брата со смешанным чувством нежности и печали. – Вообще-то Тео всегда держался от меня подальше, но в тот день был очень добр ко мне и даже дал свой носовой платок, чтобы положить… туда, куда нужно, а потом нашел одеяло, обернул меня им и проводил в спальню. После этого Тео прислал ко мне горничную, чтобы объяснила, что к чему и как себя вести…
Она смущенно замолчала.
– Ты про гигиенические полотенца? – подсказал Риз.
– О них-то тебе откуда известно? – совсем стушевалась Хелен, уткнувшись лицом ему в жилет.
Он улыбнулся.
– Они продаются у меня в аптеке. Что еще сказала тебе горничная?
К своему удивлению, Хелен почувствовала, что постепенно успокаивается в его объятиях. От большого сильного мужчины исходил приятный запах: смесь мяты, мыла для бритья и смолы, как от свежесрубленного дерева, – и тепло.
– Горничная сказала, что, когда я выйду замуж и буду спать с мужем, если месячные прекратятся, значит, я забеременела.
– А она ничего не говорила о том, как, собственно, получаются дети?
Хелен покачала головой.
– Горничная только вскользь упомянула, что их вовсе не находят под кустом крыжовника, как утверждала няня.
Риз смотрел на нее в полнейшем недоумении, смешанным с раздражением.
– Неужели всех юных леди воспитывают в полном неведении?
– Да, большинство из нас очень наивны, – признала Хелен. – Обычно муж решает, что должна знать его жена, и сам наставляет ее в первую брачную ночь.
– О боже, не знаю, кого из них жалеть больше.
– Молодую жену, – не колеблясь, ответила Хелен.
Ему стало смешно, и Хелен тут же напряглась. Почувствовав это, Риз крепче обнял ее.
– Не бойся, мое сокровище, это я не над тобой. Но беда в том, что мне не приходилось раньше объяснять, что такое половой акт, и я понятия не имею, как сделать, чтобы это звучало привлекательно.
– О господи… – прошептала Хелен.
– Не пугайся, в нашем первом соитии не будет ничего ужасного, обещаю. Возможно, тебе даже понравится. – Он прижался щекой к ее макушке и ласково добавил: – Я буду объяснять все свои действия по ходу дела, хорошо?
Хелен кивнула.
