Часть 2. Изоляция
План, не успев созреть, уже вышел из-под контроля.
У Павла теперь есть собственная палата. Личная во всех смыслах. Из неё выходит прекрасный вид на огромное Ни-че-го из окна, которого нет. Который гармонирует с домашней и уютной обстановкой обшитых матрацами стен. У него есть кровать с периной и комплект постельного белья. Туалет и раковина. Больше ничего ему не предоставили по простой причине того, что теперь он «на карандаше» у заведующего отделением и, по совместительству, у своего лечащего врача.
Можно сказать, его заметили, наконец-то, и всё из-за сцепки с этой занудой-Луизой, которая так отчаянно сверлила его мозг, что он не выдержал и наорал на неё. В ответ девушка напала с кулаками, и, собственно, в соседней
палате для одиночек теперь сидит и она. За что боролись…
Бледные стены напоминали кожу одной из пациенток – имя он не запомнил, – она страдала дистрофией. Всё её тело, покрытое тонким пушком, сияло молочным цветом, показывая степень её болезни. Ещё чуть-чуть, и она бы слилась со стенами, которые окружали сейчас Павла днём и ночью.
Время взаперти дало ему возможность подумать. Он часами сидел в одной позе в изголовье кровати и смотрел перед собой. Если бы его транслировали по ТВ, как реалити-шоу, это была бы самая низкорейтинговая передача, и он постарался, чтобы это было действительно так – превозмогая боль в шее и желание покурить, он упорно отсиживал свой срок. Двое суток.
Неспособность выговориться приносила на данный момент наибольший дискомфорт. Просто обсудить, чтобы понять, как ему следовало поступить. Потому что реальность ощущалась, как какой-то непродуманный разработчиками тупик, в котором ему никто не может объяснить значение элементарных вещей. Все только лгут, глядя в глаза, а это, сами знаете, не очень радует и отбивает желание доверять.
Ему нужно быть максимально бдительным, чтобы не выходить из образа. Потому что план, не успев созреть, уже вышел из-под контроля. Вторая неделя, а его уже попытались приструнить этим заточением, заперев наедине с самим собой. Исправительная изоляция действовала на него соответствующим образом, воскрешая в памяти все события, захороненные под покрывалом стыда. В любое другое время вспоминать их не было бы ни капли желания, но здесь минуты тянулись часами, и вспомнить он успел всё.
***
Если спросите его о самом примечательном событии, перевернувшем его жизнь, то Паша без сомнений ответил бы, что это его первый арест.
Сразу стоило пояснить: он не виноват. Кто-то, кто оказался излишне скрупулёзным, или тот, кто не вовремя встал на его пути, – виноваты. Он – нет.
Он помнил это, хотя прошло, пожалуй, лет восемь. Легкий стыд и непонимание всё ещё не давали ему отпустить это воспоминание и забыть, как он делал бы это с другими проблемами в жизни. Этот случай в биографии задел его за живое.
Дело было в жарком июне. Его погнали с первой официальной работы из-за скандала с высокопоставленным клиентом и пригрозили, что с их рекомендациями его примут только в ассенизаторскую контору, где ему и место до конца века. Говорили они это не так завуалировано, кстати, но смысл понятен. И после увольнения Павлу приходилось тяжело. Он пробовал устроиться на смежные должности в дочерних компаниях, чтобы не терять стаж, но его гнали ссаными тряпками. Он позанимал деньги у всех, у кого мог, но наладить жизнь и устроиться на новую работу не получалось. Как будто все в городе внезапно узнали, что он необучаемый опездол, и теперь не хотели подписываться на это. Чёрная полоса для его карьеры и кошелька.
Он не работал уже сколько, месяца три? Последние деньги ушли на ежемесячную плату за ещё тогда съемную квартиру, и в какой-то момент он начал голодать. «Неужели это и есть взрослая жизнь, которую так нахваливали сверстники?», – думал он с истеричной усмешкой, попивая чай из заваренного по третьему разу пакетика. Неприятное чувство в желудке сопровождало его днём и ночью. На шестой день он подумал, что привык, как бы странно это ни звучало. Люди голодают и по месяцу, когда сидят на бесчеловечных диетах, так почему временное отсутствие пищи должно его коробить? Он справится. Когда его особенно сильно клонило в сон, он спал. Снилась ему только еда, к слову. Когда пропало настроение, и его настигла апатия, он смирился. Но он справится, думал Паша, просматривая очередное объявление о работе. Однако не тут-то было. На воде и старых сухарях далеко не уедешь. По пути на внеочередное собеседование он чудом не упал в обморок, и тогда-то он осознал плачевность своего положения. Нет, он не вывезет это, если что-то не сделает. И он решился на отчаянный поступок.
Мозг работал исключительно на солнечной энергии, поэтому нечего удивляться. Павел буднично оделся, закрыл квартиру и целенаправленно пошёл в супермаркет – дальний от его дома, где он почти не бывал. По дороге он ещё сомневался; давал себе обещание, что может отступить в любой момент; отговаривал себя и вновь подстрекал, как достойным потомок Раскольникова. Но всё изменилось, когда он зашёл в саму обитель порочной еды.
Он потел и учащённо дышал. Корзинка неощутимо болталась в его руке, задевая полки и углы. Какие-то товары падали позади Паши, но он слишком волновался, чтобы заметить их. Люди вокруг не заботились о нём, занятые своими покупками, но что-то подсказывало Паше, что его спину уже прожигал взгляд охранника. Здоровенный мужик на входе старше на несколько лет стоял в фирменной зелёной жилетке. В руках он сжимал рацию.
Павел поспешно проходил мимо полок. Между лопаток горело неприятным предчувствием опасности. Рационально! Выбирать с умом! Ему нужна гречка, наверное, или что-то вроде лапши-спагетти. Что легко засунуть под толстовку и сойти за толстяка.
Сильные потуги в желудке заставляли обливаться слюной при появлении в поле зрения едко пахнущей выпечки. Нет, это не выход, это того не стоит, думал он, отворачиваясь от полки с тёплыми булочками.
И прямо носом упёрся в другой стеллаж.
Будьте прокляты, гамбургеры, чей запах заставил Павла потерять разум!
Он неосознанно схватил бумажный пакет и засунул в него три гамбургера, упакованных в пластиковую коробочку, отчего даже выронил пустую корзинку.
Гребанные его руки, это было слишком палевно!
Паша оглянулся и поймал взгляд охранника, обращённый прямо на него. Глаза в глаза.
Он бросился бежать. К груди прижимая заветный пакет с едой, он оббегал один стеллаж за другим, врезаясь в покупателей, как торпеда, на полном ходу. Охранник побежал тоже, но Павлу удалось виртуозно проскочить и не попасться ему в руки.
В висках долбил набатом собственный голос: «Чёрт-чёрт-чёрт!».
Здоровяк преследовал. Павел бежал. Сучий супермаркет был во много раз больше обычного киоска, где можно сдуру спереть пару пирожных и продавщица даже не попытается воспрепятствовать. А здесь за ним до сих пор гнался охранник, как голодный лев за антилопой. Но в их случае, антилопа оказалась намного голоднее и изворотливее.
На обдумывание схемы движения у парня было меньше секунды, поэтому не стоит полагаться на его навыки планирования и реструктуризации! Он голодный двадцатичетырёхлетний мальчишка, отчаявшийся до кражи еды. На его стороне были гормоны, адреналин и страх в чистом его виде. Он сшибал продукты с полок, толкал людей, прямо в стеллажи. Ему удалось оторваться, и теперь всё, что отделяло его от прямой сплошной до дома, – это автоматическая дверь супермаркета.
Последние силы были брошены на преодоление преграды.
Вот только он с таким запредельным упорством отрывался от охранника позади, что не заметил второго.
Тот, крепко сложенный, но худощавый, как бамбук, в последний момент встрял между стеклянными створками и Павлом. Паша даже понять не успел, что его остановило, как тут же оказался сбитым с ног. Больно упав на плиточный пол, он так и не выпустил драгоценный пакет из рук, придавив его своим телом. Сверху его атаковал тот охранник, а следом накрыл и второй.
Чтобы его осудить, окажитесь на его месте и решите эту проблему как-то по-другому. Вперёд. Он подождёт.
Сидя в полицейской машине, он думал только о том, что теперь он преступник.
Как это могло произойти? Почему он попался? Он крал и раньше, не из нужды, а по молодой глупости, но такого ни разу не было! Ни разу! Он вытаскивал из магазинов целые корзины продуктов. Как он мог попасться на грёбанных бургерах?! Как будто кто-то ударил его в локти, подтолкнул его руки к этим бутербродам, чтобы подставить…
Может, за этим стоит кто-то ещё? Кто-то более могущественный, чем он, кто может дергать за ниточки. Кто-то, кто ставил ему подножки скрытно, но не менее изящно…
Паша думал и анализировал. Прокручивал в голове свои действия. Было стыдно, но не за кражу, а за свою глупость. Неосмотрительность. В отделении полиции на него смотрели с легкой ухмылкой. Ну да, конечно, им в жизни не пришла бы такая идея, они бы не опустились до магазинной кражи, они – молодцы, а Паша – дурак. А чего с дурака возьмёшь? Посадить его на пятнадцать суток и влепить штраф. Так они мыслили и, не скрывая, перешушукивались при нём же.
«Унизительно», – в который раз повторял себе парень и не отводил от них злой взгляд. Когда ему в общих чертах объяснили дальнейший ход дела, он подумал, что хуже, чем это, в жизни ничего уже не может произойти.
А потом, менее чем через пятнадцать суток, его отпустили за хорошее поведение. Да и шутка уже о «голодающем Поволжье» никого не смешила, а кормить его и выделять свободную койку – только в убыток. Штраф всё же выписали.
За это время Паша немного ближе познакомился со своими надзирателями и привык к ним. С одним из них они даже обменялись телефонами, потому что Павел занял у него денег на первое время, но не об этом речь.
По выходе Паша уже с твёрдой решимостью пошёл разбираться со своим дерьмом, чтобы больше не попадать в такую ситуацию.
Чёрная, во всех смыслах, полоса в его жизни, оставила мораль: как только ты попытаешься дерзить, судьба вернёт тебе это в троекратном объёме в виде мощного подзатыльника. А если ты подумал, что можешь оседлать судьбу, то тебя тут же выбросят из седла.
Мораль ещё одна: благодаря тому, что он насильно был выпнут на путь исправления, он стал на шаг ближе к истине, которая открыла ему глаза на мироустройство и Систему.
***
Он мог сидеть и дольше. Вариться в собственных сожалениях и сомнениях. Но по истечении сорока восьми часов медбрат постучал, заставив Павла проснуться от погружения в прошлое. Что ж, если они думали, что ему не хватит упорства высидеть и он станет мягче, покладистее, то они ошибались. Он всё ещё неуклоним от своей цели.
Его незабвенную подружку выпустили только на следующие сутки. Павел увидел её в общей гостиной, пока был занят тем, что развлекал себя всеми возможными способами. Она заторможено ввалилась в общий зал и приглядела незанятый диванчик. Прошла мимо парня и даже не посмотрела, словно не узнав обидчика. Вид был взъерошенный, напоминая невыспавшегося подростка после сумасшедшей ночки. Плохая координация выдавала в ней пару успокоительных таблеток. Видать, девчонку не так легко было утихомирить. Заострять внимание долго не хотелось, тем более после того, как первые сутки он действительно думал только о ней и об их короткой стычке. Искал подводные камни, потому что делать больше-то нечего в заточении. А теперь у него отлегло, да и есть занятие поинтереснее. Пусть идёт к чёрту. Это не важно теперь.
Изрядно потрудившись, он наконец смог скомковать смоченный хлебный мякиш, чтобы затем использовать его, как сырье для лепки. Ключа из него всё равно бы не получилось. Можно, конечно, нашинковать этим месивом замочную скважину двери, чтобы задержать людей, которые попытаются пройти через неё, но пока практической необходимости в этом не было. Павел отложил первый комок в сторону, принимаясь за следующий кусочек. Курить хотелось нестерпимо. Хлеб под пальцами напоминал теплый галлий – металл, плавящийся в руке при температуре человеческого тела. Он бесполезен в строительстве, но зато широко используется в создании зеркал и термометров. Павел когда-то был хорош в этих всех металлах, а теперь он в психиатрической больнице. Лепит фигурки из хлебного мякиша. Ходит на групповую терапию. Вокруг него умалишенные, и он – один из них. Поздравьте его!
Как он должен справляться? Хорошо, что человеческая жизнь – это не навсегда. Через несколько дней всё, наверняка, наладится. Только бы дотерпеть. Никому нельзя давать знать, что его чемоданчики всегда собраны и стоят у порога.
Он продолжал делать заинтересованное лицо, разминая хлебные колбасы в один подвижной состав, и раскладывал по столу. Весь его вид был сосредоточен и как бы говорил, что он невероятно занят и лучше к нему с бесполезными разговорами не подсаживаться.
Часть 3. Психоз
Взгляд медбрата прожигал спину, но как только Паша оборачивался, парень смотрел спокойно и будто не на него. Смешно от этих догонялок, с одной стороны. А с другой, он даже побриться нормально не может. Бритву по понятным причинам не дают, а электрической машинкой гладкости не добьешься. Поэтому либо ходи с брутальной небритостью, либо проси, чтобы санитары сами побрили тебя, контролируя каждое движение, а на такое Паша соглашаться не намерен. Можно, конечно, ходить как жуткий дед, что оброс бородой до грудины: каждый день он выкидывал новые фокусы на «радость» медперсоналу, и здесь это вроде как в порядке вещей. Но это не путь Павла. Он старался обходить эту сторону жизни и совсем уж не уподобляться.
Закончив с процедурами, он имел несколько часов, свободных от занятий. Хобби он так и не обзавелся, а привезти сюда свои книги или ноутбук ему не дали. Даже телефон попросили на время сдать. Но это только пока он новенький и неадаптированный.
Довольствоваться Паша мог тем, что имелось.
Христианские журналы были на каждом столике, а хорошую литературу тут днём с огнём не сыщешь. Как и спичек. Как и сигарет. Настольные игры, к несчастью, предполагали компанию. По телевизору шли программы с канала «Культура». Из-за всего этого безобразия царило почти кладбищенское спокойствие. Никого не провоцировали ни цвета занавесок, ни громкие звуки за окном, только порядком поднадоевшая скука.
Он поплёлся к окну. Со второго этажа была прекрасно видно, как миролюбиво играли там на свежем воздухе те, кому было это разрешено. Паша в свою очередь уже вышел из одиночки, но доктор ещё не дал зелёный свет на прогулки.
На заднем дворе было некое место для трудотерапии. Пациенты могли сажать цветы в массивные клумбы. Хоть засади всю полянку, не важно. Никто за этими клумбами не следит, кроме самих пациентов. Там весьма красивые цветы кстати. Одна из пациенток, кажется, самая старая женщина на памяти Павла, Зоя Кирилловна, прикладывала все свои силы, чтобы трясущимися кистями посадить хоть одну ромашку с краю. Она опиралась на ходунки, с седой ухоженной прической и ростом полтора метра была похожа на возрастную Розу из Титаника. Просто наблюдение.
Можно было ничего не делать, как та же Мать-Природа: она снимала обувь и гуляла босиком по травке, напитываясь июньским солнцем. Странно, что она не верещали от того, что своими ногами давила незримую живность.
Свежий воздух исцелял. По крайней мере её.
Он точно полезет на стену, если придётся задержаться здесь надолго.
***
Была и неожиданно приятная часть в пребывании здесь. Среди десятков разных мировоззрений встречались настолько гениальные, о которых не задумывались даже отцы-прародители Философии.
На одной из групповых терапий речь зашла о «внутренних переживаниях», и Павел в самом деле начал немного переживать, когда услышал слова одного из пациентов:
– Если когда-нибудь Вы… Вы все! Захотите испытать высшую степень шока… И понять, что в мире всё тлен, а жизнь скучна и обыденна… – уверенным тоном начал он, а остальные затаили дыхание, – посмотрите полный разбор сюжета «Death Stranding»… Или игрофильм… Желательно перед этим посмотреть «Евангелион»… И пустить хмурого по вене…
– Кого пустить? – уточнила доктор Инга.
– Хмурого! Наркотик такой. Не при Вас будет сказано, но эффект такой, что крыша улетает напрочь. А без него у Вас не получится осознать масштаба того сюра, в котором мы живём…
– Спасибо, Денис, – проговорила доктор, настрачивая что-то в своём планшете. Она собиралась перевести тему, потому что игр этих не знала и знать не хотела. В отличие от Павла.
– Постой, можешь на пальцах объяснить, что в них такого особенного? Что тебя задело за живое? – говорил, а возможно, и проявлял хоть какую-то активность впервые за долгое время Павел.
Денис с радостью переключился на парня:
– Это мир, который вроде бы жив, но вроде мёртв. Это игра с очевидной целью, но неизвестно: это символизм или действительно цель героя. Это мир, в котором никого не удивляет телепатическая связь сестёр-близняшек, а духи населяют весь мир. Это игра, где для поисков призраков используют недоношенных детей, а женщина, чей ребёнок погиб ещё в утробе, была связана с его духом пуповиной. Это мир, где сны – это не сны, а реальность; а реальность не является таковой, поскольку всё относительно. В этом мире ты будешь путешествовать во времени, но так ли это?..
Повисло молчание. Павел ожидал совсем не этого. Искал камень, а нашёл
собачье дерьмо. С ним такое бывает.
Немного с досадой под конец он понял, что здравая мысль парня и вовсе сорвалась с крючка, и Паша остался только с рекомендацией игры на будущее.
– Я бы с удовольствием поиграл с тобой в неё, – на всякий случай произнёс он и попросил кивком их доктора-стажёра продолжать.
Сессия только началась, а он уже чувствовал себя уставшим. Инга тоже была не в духе. Привычные сеансы терапии перед ужином давались нелегко, если перед этим ты всю ночь следил за шизофреническими выходками пациента, чьего имени Паша не знал, но слышал, как тот размазывал фекалии по палате.
В такие моменты Павлу хотелось просто отключить разум, чтобы время ускорило свой ход и романтика психиатрической больницы оставалась эстетически пригодной. Если в истории его сумасшествия фигурирует дерьмо, сперма и другие выделения человеческого организма, то он предпочитал их игнорировать, чтобы через несколько лет вовсе забыть. В его коротком курорте в психушку не было фекалий, и всё.
Однако, для Инги это обычный вторник. Разве что она спокойнее обычного, движения её плавнее и капельку грациознее. Меньше самоконтроля из-за усталости.
– Тогда, если больше никто не хочет высказаться, – она выждала монументальную паузу, – то предлагаю вам пройти опросник.
Из-за спины доктора появились кипа аккуратных листовок размером с альбомный лист и фломастеры.
– Это тест Бузина. Он выявляет Ваш умственный возраст.
– Прошу прощения? – переспросил Макс. Его лицо исказилось от заинтересованности.
– Мы посмотрим, в каком возрасте ваш мозг по меркам общепринятого среднестатистического человека.
– И что вам дадут эти результаты? – все-таки спросил Паша с подозрением. Зачем им знать о внутреннем возрасте его или их всех. В плане лечения едва ли это окажет им помощь. Если только с помощью этого теста они не собираются раскусить обман Павла…
– Они дадут мне понимание не только уровня вашего ума, но и эмоционального возраста. Вашу преемственность психотерапии, которую можно будет в дальнейшем подкорректировать.
– Я и без теста могу сказать, что мой биологический возраст соответствует умственному, можно мне его не проходить? – заявила Луиза, и от звука её голоса Паша напрягся. Возможно, она до сих пор его капельку пугала.
– Твое мироощущение, безусловно, важно для результата. Вопросы лишь объективизируют итоги, – говорила Инга мягко и вкрадчиво.
– Можно отказаться? – спросил Павел. Он имел способность предчувствовать неприятности даже в непримечательных вещах. Глаз наметан.
– Либо здесь, либо на индивидуальном занятии с вашим доктором. А там, как ты помнишь, отказаться ни от чего нельзя, и тест вы будете проходить вслух, обсуждая каждый вопрос и его значение…
– Ладно-ладно. Понял. – Он поднял руки, сдаваясь. – Давайте.
Доктор вытащила из мульфоры несколько тестов и встала, чтобы каждому отдать лично. Видимо, неспроста они сегодня рассажены по партам. Доктор, как учитель, прошлась между рядов, попросила торчка-Дениса убрать ноги со стола, раздала фломастеры и села напротив – за учительский стол.
Такая манера напомнила Павлу собрание на бывшей работе в отделе товарооборота, где они раз в неделю собирались и отчитывались о количестве сделанного продукта, получали новые распоряжения и проводили разбор полетов, по необходимости.
