– Значит, щелкоперы придут на пустырь в надежде на кровавые подробности, – герцог поморщился. – Вы уже слышали про постоялый двор на полпути к Синему броду?
– Нет, ваше высочество. Что-то случилось?
– Да. Мне сообщили сегодня утром. Я не стал пока никому говорить и не стал посылать своих людей – сегодня свадьба, всем не до этого. Идемте, – Роберт словно забыл, что спускался куда-то по лестнице, и кивком указал Эдгару вверх, на второй этаж, где в конце коридора был кабинет герцога.
– Да, ваше высочество, – откликнулся секретарь. – Значит, мы отсюда уходим? – переспросил он нарочно громко и отчетливо, чтобы его за неплотно закрытой дверью услышала Динара.
– Да.
Они поднялись в кабинет. Герцог опустился в кресло, Эдгар встал рядом.
– Что случилось, ваше высочество?
– Ночью на постоялый двор напали чернокрылые.
– Кто-нибудь уцелел? – спросил Эдгар. Он был почти уверен, что услышит в ответ. И не ошибся.
– Нет. Сын хозяйки был еще жив, когда его нашли. Он успел рассказать, что случилось, но вскоре умер. Да и рассказал мало – он почти ничего не видел, ни сколько их было, ни откуда налетели. Был в погребе, искал бутыль с вином. Услышал наверху крики и звон, сдуру выскочил, тут же получил саблей по голове, упал прямо под копыта. Дальше ничего не помнит.
Эдгар не ответил. Какая-то смутная мысль вертелась у него в голове еще с боя в лагере кочевников. Что-то было не так, он это чувствовал, но не мог осознать, что же именно кажется ему таким странным.
– И опять чернокрылые, – продолжил герцог. – Много их стало в наших местах в последние дни. Вы были в стане Косматого, когда напали чернокрылые. Страшно это?
– Очень.
Со времени своего возвращения – уже почти два дня – Эдгар так и не успел рассказать герцогу подробностей. И самому Роберту, и всем в его доме было не до того – всем пришлось срочно заниматься подготовкой свадебного праздника и устраивать за полтора дня то, что другие делают чуть ли не за полгода.
– Они правда не берут никакой добычи?
– Правда, ваше высочество. Они явно налетели не за добычей. Они словно просто прискакали убивать, – ответил Эдгар и вдруг понял, что именно показалось ему странным. Смутная мысль, крутившаяся у него в голове, наконец обрела четкую форму.
– Племя убийц, – произнес Роберт, но Эдгар тут же покачал головой.
– Нет, ваше высочество. Это не племя.
Герцог с немым вопросом взглянул на секретаря.
– Ваше высочество, я ведь помогал кочевникам после нападения – привести в порядок лагерь, подготовить костры для погибших. Своих степняков они, согласно обычаям, сожгли со всеми почестями, а прах развеяли по реке. Они издавна так делают.
Роберт кивнул, показывая, что внимательно слушает.
– А убитым чернокрылым просто вырыли одну большую яму, бросили всех туда и засыпали. Я сам их скидывал вниз, проверяя, точно ли все мертвы. И заметил – заметил сразу, но понял это только сейчас – что они все друг на друга совершенно не похожи. Словно не из одного племени, не одних кровей, а совсем разные.
– Вы о чем?
– Вы же бывали в юности в северных рыбацких деревнях? Вспомните людей там. Да, они разные, у каждого свое лицо, но есть общие черты, по которым видно – это одно племя. Высокие, белокожие, светловолосые и светлоглазые… не все, конечно, но в основном – видно общее. Или степняки, наши соседи. Взять хотя бы наших гостей сейчас, да и ее светлость маркизу, – каждый неповторим, но все в основном – невысокие, смуглые, скуластые, с большими раскосыми глазами.
– А эти чернокрылые – нет?
– Нет, ваше высочество. Они все разные. Никаких общих черт, никакой общей породы. Сильные, прекрасно подготовленные воины в самом расцвете сил. Все рослые, крупные.
Герцог Роберт насторожился.
– И что вы думаете? – осторожно спросил он.
– Что нет никакого племени чернокрылых, а есть опытные наемники. Которых явно наняли не для того, чтобы охранять наши земли – и ваше герцогство, и владения степняков.
– Мы много десятилетий ни с кем не воевали.
– А теперь, похоже, кому-то перешли дорогу.
Герцог кивнул, словно соглашаясь, потом перевел взгляд на изящные часы в кованой рамке, стоявшие на каминной полке.
– Еще полчаса – и начнут собираться гости. Увидимся на празднике, – проговорил он.
Эдгар направился в свою комнату. Он быстро переоделся в костюм, более подходящий для торжественного вечера. Простому секретарю и переводчику не пристало наряжаться, да он и не любил пышности, поэтому праздничное одеяние состояло из бархатных черных брюк и такого же сюртука, а единственное, что было хоть как-то украшено, – лазурно-синий жилет с ненавязчивой вышивкой. Окна комнаты выходили прямо на улицу, и Эдгар услышал, как к герцогскому дому подъехал сначала один экипаж, потом второй, – стали собираться те немногочисленные гости, которых Роберт пригласил на свадебный ужин. На весь вечер наняли музыкантов – струнный квартет – и с первого этажа полилась легкая мелодия. Пора было спускаться. Хозяин дома и новобрачные наверняка уже встречают приглашенных.
Внизу действительно кипела жизнь. Герцог Роберт радушно беседовал с несколькими гостями. Адриан и Динара стояли рядом, держась за руки, и старательно смотрели на визитеров, а не друг на друга. Маркиз был все в том же белом кафтане, сверкал серебристой вышивкой и переливающимися камнями. А вот Динара – Эдгар еще не приучил себя мысленно называть ее маркизой – сменила свой венок и облегающее шелковое платье на другой наряд, тоже красный, но вечерний. Ее узенькие плечи теперь были обнажены почти до непристойности, коротко обрезанные волосы открывали стройную шею. Эдгар даже поймал себя на мысли, что ничуть не удивится, если вскоре среди дам Стейнбурга появится мода на короткие волосы.
Наконец прибыли последние гости – семья бургомистра. Был конец апреля, день уже сильно прибавился, и за окнами еще не начало темнеть, но в большом зале герцогского дома зажгли свечи. Музыканты заиграли медленный свадебный вальс, и Адриан обернулся к своей молодой жене, протягивая руку. Все гости были уверены, что на губах маркиза приветливая улыбка, но Эдгар прекрасно видел, что это высокомерная, даже брезгливая усмешка. Динара подняла голову, в черных глазах ее мелькнули лукавые искры. Она в точности повторила уже знакомые ей движения, и Эдгар заметил озадаченное лицо маркиза. За несколько минут мало чему можно было научиться, но кочевнице помогла природная гибкость, а еще больше – природное упрямство. Дочь Косматого очень боялась сбиться или сделать что-то не так. Она ждала, чтобы эта музыка наконец закончилась и вальс прекратился, – но во время танца лицо ее лучилось улыбкой.
В конце вальса маркиза, так же искристо улыбаясь, легко опустилась на колено Адриана и нежно обняла мужа. Эдгар вдруг почувствовал, что у него перехватывает горло, и отвел взгляд в сторону. Динара, тепло приветствовавшая всех гостей, с самого начала вечера ни разу на него не взглянула, словно он был каким-то пустым местом. Впрочем, какое ему дело до жены Адриана?
Свадебный ужин прошел легко и весело. Герцог Роберт выглядел как победитель, заключивший важный союз. Адриан после нескольких бокалов вина оживился. Динара, хоть и держалась немного неловко, улыбалась – и никто этой неловкости не замечал. Когда гости стали разъезжаться, было уже поздно, но луна, едва пошедшая на убыль, сверкала так, что на улице оставалось светло – почти как днем.
Эдгар вместе с хозяевами дома и управляющим провожал гостей. Герцог прощался со всеми у порога, Динара и Адриан стояли чуть в стороне от Эдгара. Один из слуг вдруг подошел к секретарю:
– Там к вам посыльный от господина Томаса.
– Так веди его сюда.
– Нет-нет, он просто просил передать. Напомнить, что господин Томас вас будет ждать на пустыре у западных ворот. Через полчаса.
– Я помню, – улыбнулся Эдгар.
Адриан и Динара, стоявшие совсем рядом, слышали этот разговор. Маркиз, казалось, готов был втянуть голову в плечи – еще бы, из-за его жены уже в первый день брака затеяли дуэль. Однако сама Динара даже не повернулась.
Наконец все гости разъехались. Эдгар посмотрел на настенные часы – времени оставалось как раз на то, чтобы быстро переодеться в удобный для дуэли дорожный костюм, почистить и оседлать Мышку и добраться до пустыря. Вскоре он уже был готов. Он вывел лошадь из конюшни на задний двор, вскочил в седло, проехал под аркой и оказался на улице. Копыта застучали по мостовой. Краем глаза Эдгар увидел на балконе второго этажа невысокую тонкую фигуру. Он тут же отвернулся, но успел заметить левую руку с поднятой ладонью, протянутую ему вслед.
Левая рука с поднятой ладонью. Древний охранный знак, которым степнячки из века в век провожали на охоту, на битву или в долгие опасные походы.
Он грубо ударил Мышку хлыстом и тут же разозлился на себя – лошадь-то ни в чем не виновата.
Глава четвертая
Два газетчика, не зная о точном времени поединка, торчали у западных ворот уже час и успели изрядно продрогнуть под переменчивым апрельским ветром.
– И ведь ничего не напишешь заранее, никаких набросков, – ворчал репортер «Городских вестей».
Его коллега из «Новостей Стейнбурга», не отвечая, поднял повыше воротник, втянул кисти в рукава и лишь потом хмуро буркнул:
– Угу. Не угадать, как пойдет. Оба – прекрасные фехтовальщики. Оба дерутся чуть ли не каждую неделю по любому поводу.
– Друг с другом они раньше не дрались?
– Нет, мы бы знали. Да и этот герцогский секретарь не так давно объявился в Стейнбурге.
– Откуда он, кстати?
– Никто не слышал, – репортер покосился на собрата из «Городских вестей», сомневаясь, стоит ли делиться с трудом добытыми сведениями, но потом решил не жадничать: мало ли как дальше повернется жизнь. – Герцог с сыном и с частью двора на все прошлое лето уезжал к морю, а когда в сентябре вернулся – с ним уже был новый секретарь. О, едет кто-то!
Вдали в тесном переулке показался экипаж, и в ту же минуту на соседней улице – той, что тянулась от герцогского дома – оба газетчика увидели всадника на высокой серой лошади.
– Ага, секунданты с хирургом тут, Эдгар тоже. Сейчас и Томас должен появиться, он не любит опаздывать.
– Да вон он, тоже едет, – «Новости Стейнбурга» кивнули, указывая на западные ворота. Томас, гордо выпрямившись в седле, подъезжал к месту поединка. Оба противника оказались возле пустыря одновременно. Они приветствовали друг друга холодными кивками, не спешиваясь. Газетчики молча следили за происходящим, надеясь увидеть что-то необычное, о чем можно будет написать, но пока все шло по издавна заведенному порядку: секунданты предложили примириться и, получив от обоих вполне ожидаемый отказ, стали еще раз повторять все условия, прекрасно известные дуэлянтам. Наконец Томас и Эдгар замерли друг напротив друга, ожидая команды секундантов.
Газетчики заинтересованно разглядывали обоих. Томас был выше и намного крепче, к тому же все в Стейнбурге прекрасно знали о его военной юности. Эдгар со своим средним ростом и худощавым сложением казался хрупким в сравнении с мощным противником, но оба репортера, повидавшие не один десяток поединков, сразу отметили его верткость, быстроту и выносливость. Не успели Томас и Эдгар обменяться и парой ударов, как газетчики поняли: если Томас явно собирается убить или по меньшей мере серьезно ранить противника, то Эдгар, похоже, совершенно не стремится отправить его на тот свет. Ни один из сокрушительных выпадов Томаса пока не достиг цели, но тот был уверен в своем мастерстве и считал, что намного сильнее соперника. Он собирался нанести один из своих коронных ударов, но вдруг шпага Эдгара скользнула вдоль его клинка, и Томас, хоть и понял в последний миг, что именно делает противник, но отреагировать уже никак не мог – пальцы его словно сами собой разжались, и шпага с глухим звуком упала на утоптанную землю пустыря.
– Прием трусов, – сквозь зубы процедил Томас, еле сдерживая бешенство.
Эдгар улыбнулся, кивком указывая на лежащую шпагу:
– А мне-то говорили, что вы умеете ее держать в руках, – он подцепил шпагу Томаса острием своей, приподнял и протянул ему. – Продолжим, как и договаривались, – до тех пор, пока оба можем вести бой?
Томас, скрипя зубами, взял шпагу.
– Я ж тебя сейчас в клочья изрублю!
– Вперед. У вас уже была пара минут для этого.
Шпаги снова зазвенели. Томас изо всех сил сдерживался, зная, что ярость – плохой союзник, и старался вывести Эдгара из равновесия.
– Искромсаю, как щенка, – рычал он. – Ты ж еще молодой парень. Разве дикая кочевница этого стоит?
– А, понял, – Эдгар снова улыбнулся, – объяснять про честь женщины и про честь дома, где я служу, вам бесполезно. Чего же вы ждете? Кромсайте! Или у вас всегда слова так расходятся с делом?
Томас, окончательно потеряв самообладание, ринулся на него с утроенной силой и в пылу броска даже не сразу почувствовал боль – но остановился, заметив, что его правый рукав окрасился кровью, а рука стала словно чужой. Эдгар отступил на шаг, синие глаза смотрели с едва уловимой насмешкой.
– Сможете продолжать?
– Нет, – прошипел Томас, жестом подзывая обоих секундантов, которые тут же подтвердили, что поединок завершен.
– Выздоравливайте. Я передам ваши извинения маркизе Динаре, – Эдгар улыбнулся уже чуть свободнее, встретился взглядом с соперником – и замер.
Карие глаза Томаса вдруг показались ему похожими на темную воду. Темная, почти черная ледяная вода. Ледяной холод. Эдгар почувствовал, что перед глазами у него все начинает плыть, а ноги словно подкашиваются. Он застыл, боясь рухнуть прямо перед противником, секундантами и газетчиками. Осторожно выдохнул. Наваждение не проходило. Ледяная темная вода, бездонная полынья. Повсюду. Не видя ничего перед собой, кроме холодной воды, он на негнущихся ногах шагнул к Мышке, радуясь про себя, что привязал лошадь совсем рядом. Руки не слушались. Эдгар едва отвязал повод и, перекидывая его на шею Мышке, прикоснулся к ее теплому бархатному носу, а потом – к шее. Теплый нос и теплый конский мех словно привели его в чувство. Он покосился на место дуэли: похоже, никто и не заметил, что ему не по себе. Секунданты вместе с хирургом были заняты Томасом, а оба репортера, поняв, что продолжения не будет, развернулись и двинулись в сторону от пустыря – Эдгар видел, как удаляются их силуэты. Он сделал несколько глубоких вдохов, собираясь с силами. Надо сесть в седло. Легко и красиво – все-таки на него могут посмотреть. А, уж хоть бы как. Мышка фыркнула. Он окончательно оклемался, вскочил в седло, подобрал повод, выпрямился, подставляя лицо холодному апрельскому ветру. Холодному, но живому.
Через несколько минут Эдгар уже въехал во двор герцогского дома. На улице начало темнеть, почти все окна в доме тоже были темны – у герцога Роберта рано вставали и рано ложились, так было заведено. Эдгар невольно поднял взгляд на окно, из которого совсем недавно молодая маркиза послала вслед ему древний охранный знак. Окно было таким же темным, как и остальные, но ему показалось, что тяжелая штора чуть колыхнулась. Он завел Мышку в денник, расседлал, обтер, принес ей ведро воды и только после этого направился к дому. Как обычно в это время, свечи везде уже были погашены, лишь внизу у парадной лестницы горела пара масляных ламп. Эдгар прикрыл за собой дверь и вдруг услышал легкие шаги на лестнице.
Он поднял голову. По ступенькам быстро сбегала вниз Динара. На долю мгновения он растерялся, думая, как к ней обратиться – на языке степняков или на здешнем наречии – но решил заговорить по-стейнбургски, словно нарочно увеличивая дистанцию.
– Ваша светлость?
Она растерянно улыбнулась:
– За весь день с этой суматохой даже не заглянула на конюшню, а там мой Янтарь.
– Конюх присматривает за всеми.
– Конечно, но… – Динара, словно вдруг спохватившись, посмотрела на него пристально. – Вы дрались с этим важным господином… с вами все в порядке?
– Да, спасибо.
– А господин, с которым вы дрались? Вы убили его?
– А вы бы этого хотели?
– Нет, нет! – испугалась она.
– Не убил, не тревожьтесь за него. Немного раскроил ему руку.
– Значит, он не умрет?
– Умереть и от царапинки можно, вам ли не знать, – усмехнулся он, вспомнив, что Динару, как и всех знатных степнячек, учили искусству врачевания. – Но не должен.
Эдгар не решался встретиться с ней взглядом – он помнил, что у маркизы черные глаза, и сейчас боялся, что ему снова начнет мерещиться ледяная темная вода.
– Правда все в порядке? – повторила она несмело. – Вы совсем зеленый.
– Наверное, так в потемках кажется, – отшутился он и, собравшись с силами, все-таки заглянул ей в лицо. Отворачиваться дальше было уже просто невежливо.
Черные глаза не были холодными, как вода. Наоборот. Жаркие, как раскаленная степь в июле, они словно согревали. Нет, скорее даже жгли.
– Помочь вам на конюшне, ваша светлость?
– Нет, спасибо, – Динара проскользнула мимо него, замерла на миг на пороге. – Доброй ночи.
– Доброй ночи, ваша светлость.
Две газеты лежали на изящном чайном столике. Читать, держа газету левой рукой, было неудобно, но Томас, недовольно хмурясь, все-таки пробежал глазами и «Городские вести», и «Новости Стейнбурга». Оба репортера постарались на совесть – вчерашний поединок был изображен со всеми подробностями. Томас неловко повернулся и задел правой рукой, подвешенной на косынке, край столика. Он зашипел и снова, как завороженный, уставился на бумагу. Газетчики умолчали о причине схватки, явно опасаясь, что если они упомянут в печати имя маркизы, то тут же будут вызваны на дуэль – и вовсе не факт, что секретарь герцога обойдется с ними так милосердно, как с Томасом.
Он потянулся к колокольчику и, прежде чем позвонить, повертел его в руке, любуясь тонкой работой: сделанную на заказ вещицу украшал узор из лент, ниток и рулонов ткани, которые образовывали букву Т. Томас, никогда не имевший фамильного герба и титула, давно уже мог себе позволить купить хоть графство, хоть даже герцогство, но не видел в этом никакой необходимости. Это раньше человек без титула не мог ни на дуэли драться, ни в городском собрании голосовать, – а теперь права у всех равны, будь ты хоть принц, хоть лавочник. Вот герб – другое дело. Томас давным-давно заказал художнику герб, и теперь первая буква его имени, словно увитая рулонами ткани, красовалась на многих его вещах, но главное – бирки с этим знаком были на всех тканях с его фабрик и на всей одежде из его швейных мастерских.
