ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 07.01.2024
– Спасибо, – чуть подумав, ответил Эйден. Девочка слабо улыбнулась и кивнула.
– Лайл тоже учился жонглировать клинками, но отрезал себе два пальца и его отправили на скотный двор, – добавила она.
– Ты тоже жонглер?
– Да. Если справишься с мячиками, то и с ножами сладишь. Сложнее всего с горящими факелами, но Калле говорит, что для этого рано, – кивнула девочка и снова вздрогнула, когда полог шатра дернулся. Но это был всего лишь Гэймилл, зашедший проверить спящих.
– Что Вильям с тобой делал? – спросил Эйден. Девочка побледнела и поджала губы.
– Он говорит, что им овладевает Тос и его надо ублажить, – её голос задрожал и она отвернулась. – Спи. Утром снова будет полоса, а Бойд сломал руку и последним точно не будет.
Следующий день был точно таким же, как и предыдущий. Калле отвел их на площадку и заставил проходить полосу препятствий. Затем растяжка под присмотром Бута, акробатика, жонглирование, гимнастика, снова полоса препятствий и растяжка. Ужин, Вильям Волосатый, выбравший новую жертву. Иногда вместо Вильяма приходили другие, но Эйден равнодушно смотрел, как они уводят детей с собой. Его больше волновал беспокойный сон и боль от измученного тела.
Жизнь превратилась в тягучую, как смола, рутину. Днем Эйден учился цирковому искусству, а ночью гадал, сломает ли себе завтра шею на полосе препятствий или Лас убережет его от падения и позволит прожить еще один день. Лёфор, в отличие от него, быстро принял новый статус и легко учился новому. На одной из тренировок он удивил Калле, выполнив ровно тот же набор движений, что и красивая девушка в бордовом костюме, бывшая частью труппы цирка мадам Анже. За это вместо зуботычины от Бута он получил кувшин с вином, а вечером за ним пришла красивая циркачка и увела с собой. Лёфор вернулся под утро, взъерошенный и счастливый, а на все расспросы таинственно улыбался и молчал.
Но Эйден тоже менялся. Худенькие руки и ноги обросли жесткими, сухими мышцами, растяжка больше не приносила боли и совсем скоро он научился крутить колеса не хуже Лёфора, легко садился на шпагат. С жонглированием было сложнее, но мягкие мячики дали свои плоды. Поначалу Эйден то и дело ронял их, однако со временем научился довольно сносно жонглировать. Правда пользоваться мячиками можно было только ночью. Калле, как и остальные циркачи тщательно следили, чтобы он практиковался с выданными ножами. Впрочем, и ножи ему однажды покорились, не оставив после жонглирования ни одного пореза на ладонях. Мячики Эйден той же ночью вернул хозяйке вместе с яблоком, полученным в качестве поощрения от Бута.
– А мне здесь нравится, – мечтательно улыбнулся Лёфор, когда они улеглись на мешки после ужина. Эйден, пользуясь моментом, приводил в порядок ножи. Он почти отполировал их до зеркального блеска и всегда точил лезвия перед отходом ко сну. – Такая жизнь по мне.
– Утром полосы препятствий, а потом занятия до тех пор, пока мышцы рваться не начнут? – съязвил Эйден, заставив Лёфора рассмеяться.
– Нет, Эйд. Купеческому сынку не понять бродягу с улицы, – ответил он. – Здесь у тебя есть крыша над головой, горячая похлебка и теплый бок девицы. Глядишь, в труппу попадем. Бут вчера обмолвился, что тем, кто в представлениях хорошо себя показывает, мадам Анже дает серебряного лиса.
– Врешь, – рассмеялся Эйден. Серебряную монету с головой лиса в окружении ветвей альмиря – гербом императора – мальчишка видел лишь однажды, когда отец покупал еще одну лавку в Ларахе. В городке, где находился его дом, обычно в ходу были медяки. Мысли о доме снова заставили мальчика загрустить, но Лёфор понял все по-своему.
– Выше нос, Эйд. Глядишь и правдой окажется. В одном Бут не врет. Если тебя берут в труппу, то ты становишься вольным, а не рабом.
– Но уйти-то тебе не дадут, – вздохнул Эйден, вертя в пальцах нож. – Вольным ты будешь только на словах.
– Да и плевать, – хмыкнул в ответ Лёфор. – Все равно тут лучше, чем слоняться голодным по улицам, пока желудок сам себя не сожрет.
– Или виной всему Лейнира, – улыбнулся Эйден, заставив друга покраснеть. Лёфор рассмеялся, но негромко, потому что рядом уже спали другие дети. Впрочем, Эйден знал, что прав. Красивая Лейнира, носящая багровое трико и багровую рубаху, когда-то позволила Лёфору согреть свою постель, а мальчишка с того дня потерял покой и с тоской смотрел на полог шатра, надеясь, что красивая циркачка еще раз порадует его своим визитом. Но вместо Лейниры в шатер обычно приходил Вильям Волосатый. Сегодня Вильям задерживался, но Эйден знал, что он придет. И каждый раз дрожал от страха, когда колючий взгляд толстяка останавливался на нем.
– И без Лейниры в цирке достаточно прекрасных дев, – ехидно ответил Лёфор. Эйден знал, что он не врет. В лагере циркачей Лёфор освоился быстро и частенько ночевал не в шатре, а под теплым боком какой-нибудь девицы. На девочек из шатра он даже не смотрел, словно они для него не существовали.
– Но она… – острота застряла в горле, когда полог шатра откинулся и раздался шершавый голос Вильяма Волосатого.
– Ну, Тосовы выродки. Спите? – гаркнул он, разбудив всех. Девочка, спящая рядом с Эйденом, задрожала и вжалась спиной в опору шатра. Она побледнела, увидев, что Вильям, похотливо улыбаясь, смотрит на нее, как и его указательный палец. – Ты! Быстро ко мне.
– Не надо… Я… – девочка не договорила, потому что Вильям, подлетев к ней, резко ударил несчастную по щеке, после чего схватил за шею и рывком поднял на ноги.
– Если я говорю «ко мне», ты идешь ко мне, дрянь, – прошипел он, а потом посмотрел на Эйдена. – Не волнуйся. Я верну её утром, а там, глядишь, и тебе повезет.
– Нет, – прошептал Лёфор, увидев, что Эйден сжал в руке нож.
– Поднимешь нож? – усмехнулся толстяк и, наклонившись, дыхнул в лицо Эйдену перегаром, чесноком и нечищеными зубами. – Если поднимешь, то должен ударить, щенок. Ты готов?
– «Один удар. В шею. И все», – мысли проносились в его голове так быстро, что Эйдена невольно затошнило. Вильям, увидев, что мальчик побледнел, довольно кивнул и, развернувшись, отправился к выходу, волоча за собой плачущую девочку.
– Он тебя одним ударом убьет, – мрачно сказал Лёфор, как только Вильям ушел. – Я видел, как он живых зайцев разрывает и монеты пальцами гнет. Не зря он камни каждый день таскает, пока мы по полосе бегаем.
Эйден не ответил. Крепче сжал нож в ладони и, свернувшись калачиком, задумчиво посмотрел на пустую постель девочки, которую уволок Волосатый. Спать не хотелось, сердце в груди ходило ходуном и желудок норовил отвергнуть съеденную похлебку.
Утром девочка так и не вернулась. Не вернулась и к тому моменту, как в шатер вошел Бут и, разбудив всех, погнал на тренировочную площадку. Правда на площадке в тот день было непривычно тихо. Циркачи не отрабатывали элементы на бревнах, никто не тягал камни и в воздух не взлетали разноцветные палки и ножи. Бут, растолкав столпившихся у площадки, вышел вперед и грязно выругался.
Девочка, которую Вильям Волосатый забрал прошлой ночью, висела на веревке над землей и сильный ветер заставлял её тело качаться из стороны в сторону. Голова свисает в бок, глаза, в которых навсегда застыла боль, давно уже остекленели, а на руках и ногах жуткие кровоподтеки.
– Ты и ты. Снимите её, – велел Бут, указав хлыстом на Эйдена и рослого Эрдо. Мальчишки кивнули и полезли на бревно. Эрдо подтянулся на руках и, взобравшись по канату наверх, выхватил нож и секанул им по веревке. Эйден, стоя снизу, поймал тело и удивился тому, насколько легкой и почти невесомой была мертвая девочка. От нее пахло кислым вином и еле уловимым запашком смерти. Эйден сглотнул липкую слюну и с трудом справился с тошнотой. Он осторожно положил девочку на землю и опустился рядом с ней на колени. Эрдо, спрыгнув с бревна, тоже присел рядом. Грудь мальчишки бурно вздымалась, но не от того, что пришлось лезть по канату. В нем бурлил и клокотал гнев.
– Как её звали? – тихо спросил Эйден, не надеясь, что Эрдо ему ответит. Но тот неожиданно грустно улыбнулся.
– Мэлли. Мы были из одной деревни, – хрипло ответил он и, поиграв желваками, с ненавистью посмотрел на Вильяма Волосатого, который, как ни в чем ни бывало, стоял рядом с Калле.
– Мэлли, – прошептал Эйден и осторожно закрыл девочке глаза. Затем провел рукой по её волосам и, поднявшись на ноги, повернулся к Буту. – Я хочу её проводить.
– В яму потаскушку и Тос с ней, – хохотнул Вильям Волосатый. Стоящий рядом с ним Калле улыбнулся. Но Бут улыбаться не стал. Он сурово посмотрел на Эйдена, но мальчик выдержал взгляд.
– Я хочу её проводить. Она была добра ко мне, Бут.
– Рабам запрещено покидать лагерь, малец, – тихо ответил он и покачал головой. Глаза Эйдена заблестели, он упрямо сжал зубы, унял дрожь и повторил.
– Я хочу её проводить. Клянусь моей матерью, что не сбегу.
– Насрать всем на твои клятвы, – вздохнул Бут. Он почесал грязным пальцем бровь и повернулся к Калле. Циркач еле заметно кивнул ему. – Ладно, малец. Пригляжу за тобой. Бери девчонку и пошли. Остальные на полосу. Живо!
Бут вместе с Эйденом, который нес на руках худенькую Мэлли, вышли через главные ворота лагеря и отправились к лесу. Мальчик не знал, какой веры была девочка, но решил проститься с ней так, как обычно провожали ушедших в империи.
Сперва он нашел старое дерево с густой кроной, сквозь которую не проникал солнечный свет. Земля под таким деревом голая и влажная. Она с радостью примет в себя ушедшего и охранит его от злых духов, которые непременно попытаются полакомиться мертвой плотью. Бут, стоя в отдалении, с интересом наблюдал за приготовлениями.
Эйден выкопал большим плоским камнем ямку, затем оторвал от собственной рубахи кусок ткани и прикрыл им лицо девочки. Осторожно поднял её на руках и положил в ямку. После этого он сбегал к кустам рогтеры и сорвал несколько багровых, сухих цветков, стараясь не касаться ядовитых шипов. Бут хмыкнул и сделал шаг назад, чтобы не мешать ему. Два цветка легли на глаза девочки, еще один Эйден вложил ей в руки.
– Звери найдут её и сожрут, малец, – зевнул циркач.
– Не сожрут. Рогтеру они ненавидят, – тихо ответил Эйден. Он взял плоский камень и принялся засыпать Мэлли землей, пока на месте ямки не образовался небольшой холмик. – Эти цветки необычные. После зимы они дадут всходы и уже летом здесь будет куст, а то и два… Бут, я могу побыть немного один? Мне нужно проводить Мэлли молитвой.
– Если обещаешь, что не попытаешься сбежать, – ответил ему циркач, внимательно смотря на мальчика. Эйден кивнул и, опустившись на колени перед холмиком, закрыл глаза. Бут снова улыбнулся, мотнул головой и, развернувшись, отошел подальше.
В лагерь они возвращались в полном молчании. Бут, широко шагая, шел впереди, а Эйден, задумчиво глядя ему в спину, семенил следом. Перед воротами циркач неожиданно остановился и повернулся к мальчику. Хмыкнул, потом прочистил горло и сплюнул на землю.
– О чем ты молился, малец? – тихо спросил он.
– Просил у нее прощения. Благодарил. Молил Ласа, чтобы он принял Мэлли и позволил ей веселиться на своих зеленых лугах. Молил Тоса, чтобы он не забирал её душу с собой. Я сказал ей то, что не успел сказать, Бут.
– Хорошая, видать, была молитва, малец, – улыбнулся Бут и от его улыбки повеяло теплом. – Ладно, ступай. Я освобождаю тебя от занятий. Рыть камнем могилу сродни полосе. Скажи Гэймиллу, пусть винца тебе плеснет. Я разрешаю.
– Спасибо, Бут. Я предпочитаю, чтобы разум оставался ясным, – поклонился ему мальчик и, вздохнув, вошел в ворота.
Лёфор, вернувшийся вечером с занятий, без лишних слов скользнул на свое место и, повернувшись, внимательно посмотрел на Эйдена. Но тот сверлил пустым взглядом в землю и рассеянно вертел в руках нож.
– Чего ты так убиваешься, дружище Эйд? – зевнул Лёфор и кивнул Гэймиллу, принесшему ему тарелку с похлебкой и кусок хлеба. Свой ужин Эйден давно съел и пусть за него не пришлось драться, наслаждения получить от не сумел.
– Потому что человек во мне еще не умер, – улыбнулся мальчик, посмотрев на друга. Он чуть подумал и вытащил кувшин с вином. – Я знаю, ты любишь вино. Держи. Бут сегодня сам на себя не похож.
– Это я всегда приму, – широко улыбнулся Лёфор, и не успел Эйден опомниться, как выдул все вино и бросил пустой кувшин на землю. – Кислятина. Однажды я стащил бутылку из виноградников герцога Кловерта. Вот это вино богов, Эйд. А здешний люд пьет мочу. Но, как говорил мой папка, пей, что дают, и не забудь добавки попросить.
– Я думал, что ты сирота, – удивился Эйден.
– Как сказать, – хохотнул Лёфор. – Папка себе молодуху нашел, а меня с мамкой взашей из дома выгнал. Сказал ей, мол нагуляла ублюдка, вот и вали с ним. Мамка той же зимой слегла с горячкой, а потом и к Тосу ушла. Ну а я что? На улицу пошел, куда деваться. Все мечтал, что вырасту, найду папку и задушу его. Да Тос опередил, забрал этот пропитанный вином мешок дерьма. Молодуха-то ушлой оказалась, дружище Эйд. Вскрыла ему горло, деньги забрала, а дом спалила. Так и не нашли, зато листы с рожей её по всей империи висели.
– Жизнь иной раз удивляет, – вздохнул Эйден и нахмурился, когда полог шатра откинулся и внутрь вошел Вильям Волосатый. Он слегка шатался, вонял вином и мочой, но Эйдена углядел сразу и, зло ощерившись, указал на него пальцем.
– Ко мне! – рявкнул он. Эйден подобрался, сжал нож и отрицательно мотнул головой. Вильям словно ждал этого. Он рыгнул, вытер губы волосатой рукой и, отпихнув в сторону вставшего Эрдо, подлетел к Эйдену. – Сучонок. Когда я говорю «ко мне», ты идешь ко мне.
– Тосово говно, – выругался мальчик и резко всадил нож Вильяму в ногу. Тот не ожидал удара и отпустил руку. В глазах сначала блеснуло удивление, а потом злоба.
– Я выдавлю тебе глаза, а потом… – он не договорил и, махнув ручищей, отправил Эйдена на землю. В голове зашумело, а во рту стало солоно от крови. Мальчик попытался встать, но удар сапога в живот заставил его закашляться.
Вильям бил выборочно, стремясь причинить боль. Дважды ударил по яйцам, несколько раз досталось лицу. Хрустнул нос. Но Эйден не чувствовал боли. Он сосредоточился на лежащих рядом с его мешком ножах. Схватить. Подняться. И вспороть жирную шею. Резать… резать, пока жизнь не погаснет в злобных водянистых глазах. Вильям заметил, куда смотрит Эйден. Рассмеялся и ногой подвинул нож к нему, после чего наклонился и зашипел.
– Рискнешь поднять, сосунок?
– Ненавижу! – прорычал Эйден, хватая нож. Но Вильям был проворнее. Он выхватил нож, торчащий из ноги, и приставил его к горлу мальчишки. Одно движение и на землю хлынет кровь.
– Нет, мальчик. Это не ненависть, – хрипло ответил Вильям. – Ненависть заставляет тебя встать и драться, даже если ноги сломаны, а рук нет. Ненависть удесятеряет ярость. А ты всего лишь злобный и жалкий выродок суки, выплюнувшей тебя в этот мир.
– Вильям! – Эйден скрежетнул зубами, услышав голос Бута. Нажим на шею ослаб и лезвие ножа исчезло. Мальчишка, сипя разбитым носом, отполз в сторонку и оперся спиной на чьи-то ноги. Бут стоял в центре шатра, хлыст размотан и готовится секануть по коже, если потребуется.
– А вот и нянька пришла, – рассмеялся Вильям, заставив Бута потемнеть лицом. – Чего приперся? Тоже ищешь…
– Я ищу только тебя, – спокойно ответил циркач. – Мадам Анже послала за тобой.
– Мадам? – игривость с Волосатого словно ветром сдуло. Он побледнел и вжал голову в плечи.
– Мадам Анже, – повторил Бут. – И ты в курсе, что она ждать не любит.
– Да, да… – пролепетал толстяк и, не взглянув на Эйдена, выкатился из шатра.
– Иди, умойся, малец. С такой рожей только представления давать, – буркнул Бут. – Остальным спать. Живо!
Утром Эйдена разбудил Лёфор. Осторожно потормошил за плечо и, когда мальчик открыл глаза, улыбнулся. Но ответная улыбка привела к тому, что покрытые коркой запекшейся крови губы лопнули и наполнили рот липкой сукровицей. Эйден застонал и с трудом принял сидячее положение. Болели ребра, нос опух, еще и в голове будто духи ночи устроили пьянку.
– Доброе утро, красавец, – хохотнул Лёфор и кивнул на ведро, стоящее у мешка. Когда Эйден повернулся в ту сторону, то не смог сдержать удивления. Ведро было наполнено яблоками, вялыми грушами, сухарями и прочей нехитрой едой. Рядом обнаружился и кувшин с вином. – Смотри, у тебя уже поклонники объявились. Я стащил у тебя яблочко. Думается мне, что ты еще долго жрать твердое не сможешь.
– Это точно, – проворчал Эйден. Он обвел взглядом шатер и снова удивился, увидев улыбки других детей. Ему улыбнулся даже Эрдо. Пусть и скупо, но это определенно была улыбка. – А где Бут?
– Занят поркой, – ответил за Лёфора Эрдо. В голосе рослого мальчишки сквозила злоба, но направлена она была не на Эйдена.
– Мадам Анже вчера Волосатому Вилли устроила выволочку, – добавил Лёфор, который, казалось, знал о жизни лагеря все и про всех. – Сказала, что из-за него потеряла рабыню, которая была готова к выступлениям. Рабыню, которая дважды зимовала в лагере, ела её хлеб, и пользовалась её милостью.
– И что теперь? Порка? – горько улыбнулся Эйден. Губы снова лопнули, но мальчишке было плевать.
– Кто знает, но в ближайшее время Волосатому точно никто не будет греть постель. Если только сам не захочет, – хмыкнул Лёфор и замолчал, увидев, что в шатер вошел Бут. Циркач тяжело дышал, а с кончика его хлыста на землю капала кровь.
– Проснулись? – гаркнул он. – Тогда на площадку бегом!
– Пошли, дружище Эйд. Сегодня тебе надо будет постараться, чтобы не стать последним, – сказал Лёфор, помогая Эйдену подняться.
Чуда не случилось. Две полосы он еще как-то сумел закончить, но на третью полосу сил не осталось, и мальчик рухнул с бревна на землю. Подошедший к нему Бут кашлянул и многозначительно ткнул хлыстом на центр площадки, где обычно пороли тех, кто не справлялся. Но то ли измученное тело привыкло к боли, то ли рука Бута сегодня устала, но порку Эйден вытерпел и с удивлением обнаружил, что крови с него на землю натекло куда меньше обычного. Он дождался, пока ему омоют спину чистой водой, натянул с трудом рубашку и, хромая, вернулся к остальным детям. Эйден лишь раз посмотрел на помост, где сидела мадам Анже и, увидев на лице холеной женщины улыбку, тоже улыбнулся в ответ.
– Ты, ты и ты, – хлыст Бута указал на Эйдена. – На растяжку. Остальные – жонглирование и акробатика.
Однако лагерю циркачей пришлось задержаться в Эрении. В один из дней, когда бушевали морозы, Калле явился в шатер со свитком в руке. С его приходом сразу же воцарилась тишина и даже отъявленные бузотеры с надеждой всматривались в лицо циркача. Эйден знал, что последует. Калле зачитает имена тех, кто, по мнению мадам Анже, готов к выступлениям. Их переведут в другие шатры, и они станут вольными артистами, приносящими цирку и себе деньги. Недавно ушел Эрдо, а вместе с ним еще трое мальчишек и две девочки-гимнастки. Эйден видел их, сытых и довольных, в новеньких разноцветных одеждах, говорящих с другими артистами цирка на равных. Только он все еще оставался рабом, которого Эрик купил давным-давно за восемь медяков.
Эрик иногда приезжал в лагерь, привозя с собой новых детей. Они занимали места ушедших и точно так же проверялись другими на крепость, как и Эйден с Лёфором в первые дни. Безносого здоровяка Эйден был рад видеть и в моменты, когда тот гостил в лагере, частенько забегал к нему в шатер, чтобы узнать о том, что творилось в империи. Поначалу Эрик ворчал и прогонял настырного мальчишку. Но со временем смирился с визитами и многочисленными вопросами. Но новостей о семье не было. Эрик скупал новых рабов, потом ездил в Кагру, где случилась заминка с обустройством нового лагеря, в Эрению здоровяк если и заглядывал, то только ради того, чтобы привезти новых рабов, о чем и сообщил Эйдену. Но сейчас мальчишку больше занимал Калле и список в его руках. Кто сегодня покинет шатер рабов и станет вольным?
– Чье имя я называю, откликается и встает позади меня, – громко произнес Калле. – Лёфор Готуа.
– Я, – самодовольно улыбнулся Лёфор. Но Эйден знал, что он заслужил право стать вольным артистом. Пока остальные отдыхали после занятий, Лёфор оставался на тренировочной площадке, где раз за разом отрабатывал сложные элементы, и возвращался в шатер глубоко за полночь.
– Корин Элиари.
– Я, – откликнулась крепкая рыжеволосая девочка, вскакивая с мешка и под одобрительные возгласы присоединившаяся к Лёфору.
– Скипт Ангоун.
– Я.
– Рейджи Валеро.
– Я.
– Леопольд Бредо.
– Я.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом