Через месяц снова звонок.
– Как работается? – спрашивает незнакомый голос.
– Скучновато, – говорю.
– Скучновато или скучно? Это разные вещи!
– Скучно! – отвечаю. – Очень скучно, не по натуре. Но выбора нет. Выбор у меня такой: либо с голоду подыхать, либо в конторе со скуки. Лучше я буду со скуки подыхать.
– Выбор всегда есть, – говорит незнакомец.
– У вас есть, у меня нет.
– А хочешь?
– Предлагай.
– Приезжай туда-то, – называет адрес. – Поговори с Волком. Может быть, он тебе даст шанс.
– С каким Волком? – не понял я.
– С Тамбовским, – смеется незнакомец.
– Это седой, что ли? – догадался я.
Еду, лечу. Встречает седой. Такой же неулыбчивый, суровый.
– Пойдем, – говорит, – пройдемся…
Вышли мы в парк, стали гулять по дорожкам. Лето в разгаре, июнь заканчивается. Тихо, жара, солнце печет, а в парке прохладно. Липовый дурман в воздухе стоит, пьянит. Все располагает к душевному разговору. Он стал расспрашивать о брате, как доехал, все ли благополучно? Не нашел ли работу в Уварово? Чем живут другие люди у нас? Я рассказывал, он слушал внимательно, душевно, уточнял, сочувствовал. Потом сам заговорил, тихо, с горечью, заговорил, что ограбили народ, опустили ниже некуда. Раньше жили худо-бедно, но не голодали. Каждый свои угол имел, крышу над головой, каждый кое-какие сбережения имел на черный день. Не было бомжей, не было нищих. А теперь на каждом углу либо бомж, либо нищий. И все это живые люди. Жизнь им один раз дана, другой не будет. И все они рождены были для счастья, мечтали о хорошей жизни, но появились Ельцины, Гайдары, Чубайсы и кучка негодяев вокруг них и разом поломали судьбы миллионов людей, опустили в нищету, в дикую грязь. А сколько беспризорников наплодили? Миллионы раздавленных, искореженных судеб. Детей, невинных детей не пожалели, растоптали, за копейку выкинули на улицу, в подвалы, в канализационные ямы, лишили самого светлого в человеческой жизни: детства. Им бы жить да жить, учиться, играть в свои детские игры, а их лишили малейшей радости, малейшего житейского счастья! Откуда появились эти несчастные бомжи, нищие, беспризорные? Откуда они взялись? Ведь реформы затевались для блага народа, мол, народ плохо живет, счастлив только потому, что сам не знает, как он несчастлив, как свистели телевизионные лакеи. После реформ жизнь будет лучше. Так почему же народ обнищал, опустился от этих реформ? Телевизионные лакеи знали, хорошо знали, что жизнь станет лучше для кучки негодяев, столпившихся у трона. И эти негодяи платили им за то, чтобы они народу голову морочили. Кто баснословно разбогател за эти годы? Только тот, кто был близок к Ельцину, к его дочке. И как горько, что нет в России мужчин, некому постоять за свой униженный народ, за свою поруганную растоптанную землю, за свое Отечество! Некому остановить разжиревших на крови народа преступников, некому их уничтожить, все они под покровительством власти. Арабы – молодцы! Вот там мужчины, там настоящие люди, а не слизняки под каблуком у негодяев. Они за свой народ, за свою Родину с гордостью идут на смерть, с гордостью считают: пусть я умру, но и враг моего народа умрет. Взрывают себя вместе с врагами. Вот это люди, вот это мужчины!.. Не может сын смотреть спокойно на горе матери родной! Не может гражданин достойный к Отчизне холоден душой! А нашу Отчизну захватили воры и бандиты, ограбили ее, распяли, растлили, унизили, превратили Кремль в воровскую «малину». Разве можно смотреть на это спокойно? Разве не переворачивается душа у каждого нормального человека?.. Не обливается сердце жгучей кровью только у бездушного ничтожного человека! У большинства людей онемели души от такой беспримерной наглости, оцепенели от страха. Кто встряхнет их? Кто разбудит? Кто придаст силы, уверенности? Кто, кроме нас? Мы должны! Мы! Мы обязаны уничтожить в себе страх, распрямиться, развернуть плечи, зажечь огонь в глазах своих и уничтожать, уничтожать, уничтожать преступников, которые по горло в крови людской, но которым служит наше правосудие. Пусть они не знают покоя ни днем, ни ночью, пусть, прячась в бронированных Мерседесах, в каждом встречном видят народного мстителя. Мы не должны жалеть себя, не должны жалеть своей жизни для своего народа, для защиты своей поруганной, распятой Отчизны. Жизнь дается только один раз, и прожить ее надо не в погоне за долларом, не обжираясь за пьяным столом (пусть живут для брюха мелкие трусливые ничтожества), прожить надо жизнь в любви к своей земле, к своему народу, к своей Отчизне! А оскорбленная земля наша, униженный народ, распятая Отчизна нуждаются в нашей защите. Пусть мы погибнем, но народ никогда не забудет своих заступников, о нас будут петь песни!
Слушал я его спокойную вроде, но такую жгучую, берущую за сердце речь, слушал и возбуждался, горел. Он говорил о том, о чем я думал часто, но я был один. Не знал, что делать! И я не выдержал, воскликнул с жаром, воскликнул, что меня мучает, часто мучает, почему мы, русские, не сопротивляемся, терпим все издевательства криминальной власти, почему утратили волю! Почему наши офицеры стреляются от безысходности? Почему они не могут унести с собой в землю хоть одного высокопоставленного негодяя, очистить от него Родину, хоть на капельку улучшить этим жизнь своего народа. Если ты твердо решил покончить с собой, умереть, бери пистолет, иди, стреляй, а потом сам стреляйся. Умри героем, а не жалким трусом! Если ты командуешь танком, садись в танк и кати на Москву! Чего ты боишься, ведь ты все равно решил умереть! Хуже смерти не будет! На миру и смерть красна! А вдруг вслед за тобой поднимутся, пойдут другие униженные, оскорбленные криминальной властью офицеры, воинские части и снесут воровскую кремлевскую малину, сделают жизнь лучше. Если ты командуешь танковой частью, поднимай всю часть! Кто тебя остановит? Чего ты трусишь? Убей воровскую сволочь, помоги своему народу, и народ тебя никогда не забудет, навсегда ты останешься в его памяти героем.
Седой не перебивал, слушал, потом спросил:
– А ты сам, сам смог бы вычеркнуть из жизни, очистить землю от такого негодяя? Поднялась бы рука? Не дрогнула?
– Не дрогнула бы, поднялась! – с прежним жаром ответил я. – Я вам говорил, я убивал в Чечне, много убивал. Хотя знал, что убиваю настоящих мужчин! Они поднялись за свою землю, поднялись против нашей криминальной власти, против Ельциных-гайдаро-чубайсов. А этих-то, этих-то властных бандитов? Я, не задумываясь, взорвал бы себя вместе с Чубайсом, освободил бы от этой ненасытной пиявки нашу землю. Сколько горя он принес нашим людям, скольких обездолил, а скольких еще обездолит, если будет дальше жить.
– Ну да, – согласился седой. – На правосудие надежды никакой. Она обслуживает этих кремлевских негодяев, любого невинного растопчет, уничтожит по одному их кивку. Остановить эту раковую опухоль можно только одним путем, вырезав ее, уничтожив. Иначе весь организм умрет. Поступает ли дурно хирург, когда отрезает от человека часть его тела, больную часть, чтобы спасти весь организм, сохранить человеку жизнь? Профессия хирурга, благородная профессия! И Отечеству, когда оно больно, нужны не только терапевты, но и хирурги, мужественные хирурги. Мужество нужно, чтобы спокойно видеть кровь. Работа хирурга бескровной не бывает. Нужны хирурги, а их много только среди арабов.
– Я готов стать им, я готов пожертвовать собой! – воскликнул я. Внутри меня все трепетало.
– Жертвовать собой не надо, – спокойно, неторопливо возразил на мои жаркие слова седой. – Хирурги собой не жертвуют. Работать надо не безрассудно, а с умом, расчетливо, надеюсь, тебя этому учили, раз ты был снайпером.
Я кивнул. Нас, действительно, хорошо учили.
– Надо спокойно Отечество лечить, не страдать самому, – продолжал седой. – Это главная цель, главная польза. Жертвуют от отчаяния, а нам нечего отчаиваться. Не будь горяч, лучше будь холоден… Ты помнишь Михалыча, который чуть тебя не уничтожил. Это один из крупных, хитрых, кровожадных криминальных авторитетов. Сколько он невинной кровушки попил, скольких людей растоптал, уничтожил лично. Ты для него комаром был, убил бы и через пять минут забыл. В Кремль он втерся давно, большой друг одного из членов Семьи. И эта Семейка неделю назад сделала его заместителем министра. Я точно знаю, что они готовят его в губернаторы одной центральной области. Через полгода будут выборы, и он точно станет губернатором. Вот где он кровушки народной попьет, потоки и слез, и крови будут литься. Цель-то у него не губернаторское кресло, а Кремль… Он уже давно в списках неподсудных, чтобы не творил, его никогда не арестуют. Остановить его может только пуля, но кто ее пошлет?
– Я готов, – твердо ответил я.
– Есть люди, очень богатые люди, которым он немало насолил. Должки большие за ним. Они готовы заплатить хорошие деньги за это благородное дело. Они, конечно, тоже не без греха, но хороший хирург не должен спрашивать у человека, как и где он ногу сломал: по пьянке, по собственной дурости или на производстве из-за разгильдяйства начальства. Дело хирурга лечить… Михалыча ты сам видел, на собственной шкуре его деяния ощутил, досье его читать не надо. Если ты твердо согласен остановить его, то тебе позвонят. Смотри сам, подумай, взвесь все, хватит ли у тебя душевных сил и мужества. Но имей в виду, лично мне Михалыч ничего не должен, лично он мне не мешает…
– Я готов! – снова твердо заявил я, ясно понимая, на какую тропу становлюсь.
Жить бесцельно, жить, чтобы жить, коптить небо, мне не хотелось, и не хочется сейчас. Лучше уж один раз ярко вспыхнуть, осветить родную землю и сгореть, чем чадить долгие годы, портить атмосферу. Ни себе радости, ни людям. А конец-то все равно один, все умрем.
– Хорошо. Я передам… Мой совет тебе, если удачно проведешь операцию, и будут другие заказы, во-первых, всегда проси досье на человека. Для тебя это история болезни. Будешь знать, что человек содеял, за что его надо вычеркнуть из жизни, никогда не промажешь, и перед собой, перед своей совестью чист будешь. Чтобы не навредить, никогда не берись за сомнительные операции. Во-вторых, надейся только на себя, действуй один, действуй дерзко, без страха, и все получится. Вспомни, чему тебя учили в снайперской школе, свой опыт в Чечне, полагайся только на себя, продумывай все возможные варианты развития операций, даже самые худшие. В-третьих, никогда не пытайся узнать, чей приговор исполняешь. Тебе же спокойнее будет. Сомневаешься, откажись сразу. Взялся, доводи до конца. И помни всегда – ты делаешь добро, ты освобождаешь от нечисти родную землю. Если бы во-время нашелся человек, который бы вычеркнул из жизни Ельцина, десятки тысяч жизней были бы сохранены, миллионы судеб человеческих не было бы порушено, не было бы миллионов ограбленных и униженных. Сопоставь, десятки тысяч жизней невинных людей, в том числе женщин и детей, и жизнь одного сребролюбивого негодяя. Но не нашлось, не нашлось такого человека… – с горечью сказал седой. – Когда идешь на операцию, всегда меняй внешность, тебя этому научит опытнейший гример, я устрою. Проведешь операцию и все атрибуты – парик, усы, борода, одежда, должны быть уничтожены. Не скупись! Дважды в одной маске не появляйся… Вот и все, – протянул мне руку на прощанье седой. – Жди звонка! – И повторил: – С досье, с историей болезни знакомься непременно!
На этом мы расстались, и больше я его никогда не видел. Кто он? Что собой представляет? Не знаю. Но у меня такое ощущение, что он за мной все время наблюдает, тайно ведет меня. Мне верится, одобряет мои действия, иначе давно бы вмешался, остановил или поправил.
9
– Может быть, заказы от него идут? – предположила Наташа, когда Игорь замолчал.
– Вряд ли… Клиенты мои были из разных сфер, но почти все люди известные в своих кругах, все имеющие влияние на судьбы людей, и все они рвались во власть, поближе к большим деньгам, или уже прорвались в Белый дом или на Старую площадь. У всех руки по локоть в крови. Читаешь «историю их болезни» и думаешь, какое же за подлое существо человек, на что только не способен ради денег, ради собственного благополучия! Ужас, ужас!
– Как думаешь, идею с хоккеистом он одобрил бы?
– Сомневаюсь. Малахов, конечно, не обеднеет, для него, что двадцать миллионов, что двадцать шесть, разница небольшая. Будет иметь не четырехмоторный самолет, а двухмоторный. От этого не умирают…
– У него личный самолет есть?
– Есть. На такие деньги самолеты коллекционировать можно.
– Да-а, и все же нехорошо мы делаем, – вздохнула Наташа тяжко. – Разве о такой жизни мы в молодости мечтали? Как хотелось жить чисто, любить всех, радоваться жизни, радовать других, а приходится… В СССР мы могли бы быть счастливы. Тогда простому человеку жилось легко, авантюристам трудно было. Зато теперь раздолье. И нам, чтоб выжить, приходится в авантюристов играть. Иначе пропадешь…
– Для любви планета наша плохо оборудована, – пробормотал с печалью в голосе Игорь.
Наташа вспомнила, что написал эти слова Маяковский, скосила глаза на книжный шкаф, стоявший напротив дивана, на полках которого золотились корешками новенькие книги классиков. Вспомнила о том, что Игорь готовится к экзаменам в МГИМО, и спросила:
– Почему ты хочешь поступать в институт международных отношений?
– Мне кажется, я был бы неплохим дипломатом, – признался, неожиданно для себя смущаясь, Протасов.
– Тебе бы актерский больше подошел. Ближе к натуре.
– Ну, нет, как раз натура моя не желает публичности, не желает быть на виду, не прельщает слава, признание. Не честолюбив… Поэтому актером мне быть противопоказано… Английским своим я недоволен, хотелось бы им владеть в совершенстве, – вздохнул Игорь. – В деревне учили его кое-как, и теперь заново практически зубрить пришлось. На курсы в МГИМО почти год ходил. Недавно хорошего репетитора нанял. Говорит, у меня данные к изучению языков есть. Льстит, конечно, – засмеялся он, – бабки хорошие получает, вот и льстит. Но я стараюсь…
– Ты не задумывался, не пора ли тебе завязать со своими операциями? – спросила Наташа.
– Пока есть во власти преступники, которые губят людей и которые неподсудны, недоступны нашему правосудию, я не остановлюсь.
– Неужели не боишься, что когда-нибудь тебя схватят или… – Наташа запнулась.
– Или убьют, ты хотела сказать, – закончил за нее, хмыкнул, улыбнулся криво Игорь. – Боюсь, конечно, боюсь! Более того, готов к тому, что рано или поздно пристрелят, но утешаю себя мыслью: кого ждет веревка, того пуля облетит.
– Зачем тогда учиться, если так думать? К чему?
– Все умрем, так, что ж, теперь не жить? Допустим, человек узнает, что он смертельно болен, что осталось ему жить месяц-другой, а потом он непременно умрет, так он же не ложиться, не умирает заранее. Нет, он ходит, ест-пьет, книжки читает, тем, что происходит в мире, интересуется. Вроде бы бессмысленно это, раз осталось всего месяц жить, всего тридцать дней. Какие тут книжки? Для чего?.. Просто таков человек!.. Не буду я учиться, стараться больше узнать, стремиться к лучшему, а вдруг мне жить до ста лет. Что же мне невеждой жить? Я верю, что когда-нибудь все-таки власть наша перестанет быть криминальной, может быть, после Путина хороший человек придет в Кремль. Или вдруг Путин образумится, вспомнит, что его не криминальные олигархи избирали свое награбленное добро охранять, а весь народ за него голосовал, весь народ надеялся, что он поднимет его с колен, создаст элементарные условия для человеческой жизни, вспомнит наконец-то наш президент об интересах всего народа, а не одной воровской шайки. Заработает правосудие, воры и бандиты будут сидеть не в министерских креслах, не в депутатах, не в креслах губернаторов и прокуроров, а в тюрьмах, где их место, и где они во всех странах сидят. Вот тогда-то надобность в моих услугах отпадет, тогда-то я сменю профессию хирурга на профессию говоруна. Буду служить Родине по-иному. А чтобы стать говоруном, надо много читать, много учиться, и не один год. Потому-то я заранее готовлюсь к смене профессии.
– Но работу тебе дают те же самые преступники, – возразила ему Наташа. – Разве нормальный человек пойдет на это?
– Верно, верно, – согласился Игорь. – Сегодня он заказывает, завтра его заказывают, и земля наша чище становится.
– А если тебя самого закажут?.. После операции. Чтоб следы замести.
– Заметать нечего. Следов нет. Я работаю один. Заказчиков не знаю, никогда их не вижу. Это мои условия.
– Как же заказывают? А деньги?
– Просто все… Звонок мне: дело есть!
– Все-таки встречаться приходится. Тебя видят, ты видишь…
– Нет, ни я не вижу, ни меня не видят. Может быть, они меня знают, но я их не знаю, потому даже при желании выдать не смогу. Поэтому у них нет смысла убирать хорошего удобного ликвидатора.
Протасов не стал уточнять, как происходит заказ. Обычно по телефону ему называли цифры и город. Например, говорили: запиши телефон Васьки Голубева из Курска и называли цифры. Это значило, что на Курском вокзале в камере хранения с таким номером и с таким шифром его ждет папочка с документами в пакете с продуктами. Он забирал пакет, изучал «историю болезни» клиента. Чаще всего это было дело довольно известных людей. Если больной заслуживает хирургического вмешательства, на следующий краткий звонок он отвечал – да, называл цифры, сумму гонорара. Если условия устраивали обе стороны, его снова просили позвонить теперь уж в другой город, например, в Ярославль, и называли цифры, якобы номер телефона. Он забирал гонорар и приступал к работе. Кто заказал, его не интересует. Главное, чтоб уверенность была, что без хирургического вмешательства этот «больной» много судеб людских искалечит.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70231012&lfrom=174836202) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
