– В последнее время все как раз таки вертится вокруг меня, тебе так не кажется?
Жар охватывает первую ступеньку моего терпения. Но я должна быть благодарна тому, что он стоит на приличном расстоянии, позволяя мне дышать еще чем-то, помимо него.
– Нет.
Пренебрегая своими эмоциями, я выпаливаю на одном дыхании:
– Это не ответ!
Он поднимает бровь, еще больше нервируя меня пристальным взглядом.
– Я оправдаю твое истеричное поведение последствиями аварии.
Я едва ли не рычу, взбешённая… чем? Да всем! В первую очередь тем, что он стоит здесь, в этом своем великолепном костюме, с запахом из прошлого и волосами, которые я все еще хочу пропустить сквозь свои пальцы. Но среди всего этого на мужской шее, словно древний талисман, висит его презрение ко мне. И я необдуманно пытаюсь сорвать его, когда шагаю вперед и бросаю небрежным тоном:
– Зачем ты вернулся?
– Тебе не стоило отказываться от госпитализации.
– А тебе возвращаться в мою жизнь.
Уперев руки в бока, я останавливаюсь в метре от самого Сатаны, выдерживая на себе его взгляд и провокационную ухмылку.
– Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое? Думаешь, мне было легко?
Черты его лица ожесточаются, а в глазах собираются мрачные тени.
– Я ничего не думаю. И не живу прошлым. И уж тем более не преследую тебя, как ты успела вообразить в своих девичьих мечтах, Чудакова. Тебе напомнить, кто протаранил мою машину и почему я был вынужден оказать тебе помощь? Меня бы не было здесь, если бы не твой упоротый дружок.
– Он не упоротый!
– Ты хоть отдаешь себе отчет, что встречаешься с гребаным наркоманом? Что, блядь, в твоей голове?
– Ты не можешь знать наверняка. Нельзя так голословно обвинять человека в подобном!
– Я смотрел в глаза этому ушлепку, этого мне достаточно.
Я закусываю губу, чувствуя себя загнанной в тупик.
А потом резко разворачиваюсь и шагаю к чайнику, чтобы выключить его, затем поднимаюсь на носочки и тянусь за чаем, как вдруг все перед глазами начинает плыть… Я пытаюсь зацепиться за что-нибудь, но чувствую, как темнота сгущается, тело тяжелеет и меня тянет назад.
Я уже готова к неизбежному удару, только вместо этого мое тело становится невесомым, и мне требуется мгновение, чтобы понять: боль, которую я ожидала почувствовать, разительно отличается от того, что я ощущаю сейчас, когда моя спина соприкасается с чем-то теплым и твердым. А затем происходит то, что напрочь сбивает мое дыхание. Проклятый древесный аромат вновь окутывает мои легкие, а горячая ладонь, оказавшаяся под рубашкой, царапает мой подрагивающий от частых вздохов живот. С трудом я улавливаю утробный звук, вибрирующий по моей коже, а затем меня буквально придавливают к мужской груди. Так крепко, что кажется, еще секунда – и он сломает мне ребра.
Зажмуриваюсь и пытаюсь абстрагироваться от ощущений, расползающихся по коже колючими волнами. Я тяжело дышу. Он тоже. Чувствую, как порывы его дыхания врезаются в мой затылок, а сердце, долбящееся в мужской груди, грозит оставить синяки на моей спине.
Как и его ладонь выжигает свой след на моем животе.
Я серьезно: если он сейчас не отпустит меня, моя кожа задымится.
– Какое из слов в фразе «иди в кровать» тебе непонятно? – Его голос понижается до грохота.
Мои губы дрожат, и ответить не получается.
– И больше не смей поднимать тему, которая сгнила в прошлом. Уяснила?!
С этими словами Айдаров усаживает меня на одну из столешниц, переводит дыхание и, небрежно закатав рукава рубашки, принимается заваривать чай…
М-да, кажется, у меня начинаются галлюцинации.
***
Внезапно громкий звук разбивает тишину, а прозвучавшие следом маты окончательно вырывают меня из сна. С третьей попытки я распахиваю глаза и пытаюсь найти источник, который и стал причиной моего пробуждения.
Только для начала мне требуется пара секунд, чтобы принять один факт: я, укутанная в плед, лежу на диване в гостиной. Хочется задаться вопросом: «Какого черта?». А потом я с ужасом вспоминаю, как это случилось.
Однако я не уверена, что именно приводит меня в смятение: то, что я провела со своим боссом рекордное время наедине, или то, что не помню, как уснула рядом с ним. А может, мысль, что меня укутал пледом, предварительно напоив чаем, сам Сатана.
Хмурюсь, зависая еще на минуту в каком-то странном чувстве, а затем растерянно присаживаюсь и снова пытаюсь восстановить хронологию вчерашних событий, правда, этим лишь пробуждаю головную боль. Но все же вспоминаю. Кусками. Которые мне тут же хочется вырвать из своей памяти.
– Черт, я тебя разбудил, прости… – обеспокоенный голос брата слышится ближе, вынуждая меня повернуться в его сторону. – Не хотел мешать тебе спать. Как ты себя чувствуешь? – Я озадаченно моргаю, придерживаясь одной рукой за спинку дивана и в то же время наблюдая за Пашей, который впивается в меня широко распахнутыми глазами. – Блядь, если еще раз увижу тебя с Завгородним, – едва ли не рычит брат, начиная мерить комнату шагами, – тот день, черт возьми, станет для него последним! – Мои глаза округляются, но Паша продолжает: – Даже не начинай. Его я уже предупредил! Уверен, рисковать челюстью этот кретин не захочет. А ты, – тычет пальцем, – не делай так, чтобы у меня появились проблемы. Потому что я, блядь, исполню каждое гребаное обещание!
– Паш… – Я замолкаю и жмурюсь, когда ощущаю дискомфорт в пересохшем горле.
– Ничего не говори. – Он пользуется заминкой и продолжает строгим тоном, как и полагается старшему брату: – Сейчас решу пару вопросов по работе, у тебя как раз будет время на завтрак, а после отвезу тебя в больницу. Хаким рассказал, что ты теряла сознание. – Он останавливается и, уперев руки в бока, кидает предъявы: – Какого черта ты отказалась от госпитализации?!
– Паш, прекрати, – почему-то я улыбаюсь от того, как он нервничает, одновременно рассматривая меня. Этот бугай выглядит очень забавно, хотя ситуация далека от таковой. – Со мной все в порядке.
Демонстративно откинув плед, поднимаюсь на ноги и каким-то образом не заваливаюсь обратно. И это не ускользает от внимания Паши.
– Видишь, – натянуто улыбаюсь, жестикулируя, – я стою, так что не делай из мухи слона.
В глазах брата отчетливо плещутся тревога и ярость. Да он в бешенстве. Мой Пашка, настроение которого портится крайне редко, сейчас охвачен злым беспокойством.
– Ты сейчас соберешься, и я отвезу тебя в больницу. Можешь не строить из себя терминатора, Малая. Бесполезно!
Закатываю глаза.
– Па…
Вздрагиваю от резкого тона брата:
– Аля, не спорь! Скажи спасибо, что я еще не проговорился маме!
– Она звонила?! – вылетает взволнованное из моего рта, и я падаю на диван, не выдержав этой мысли.
– Да. – Он взъерошивает волосы. – Я не хотел брать трубку, но она звонила тебе все утро. Пришлось сказать, что ты оставила телефон у меня…
– Боже-е-е, – стону я, запуская пальцы в волосы и обреченно облокачиваясь на колени. А потом задеваю шишку на виске, зажмуриваюсь и шиплю от боли. – Вот как она чувствует, когда у меня неприятности?
Паша улыбается одним уголком губ и пожимает плечами:
– Позвони и спроси ее об этом.
Он протягивает зажатый в кулаке телефон, и я фыркаю, отмахиваясь от этой идеи. По крайней мере, точно не сейчас.
– Лучше скажи мне, сколько времени, умник?
– Обед.
Я быстро вскидываю голову и тут же жалею, когда в ней начинает шуметь так, словно там рассыпали коробочку с мелкими гремящими детальками.
– Боже! – Аккуратно тру виски. – Я ведь опоздала на работу!
– Хаким дал тебе отгул. Кстати, когда ты собиралась сказать, что он купил вашу фирму?
Я прикусываю язык, словно мечтаю лишить его возможности шевелиться.
– Никогда, – ворчу я и, поднявшись на ноги, проскальзываю мимо Паши, чтобы избежать нежелательных расспросов и смыть с себя в душе вчерашний день.
Затем я все же завтракаю и собираюсь, на ходу пытаясь дозвониться до Костика, который почему-то не отвечает. Тогда я оставляю ему сообщение с просьбой перезвонить мне при первой возможности. И только после позволяю Паше отвезти себя в больницу, где после длинных очередей и обследований мне наконец ставят диагноз: легкое сотрясение и пара ушибов. Я получаю рецепт на таблетки и мазь от синяков. В остальном проблем нет. И если сначала у меня в планах и было включить свое упрямство и явиться на работу, то после пяти часов, проведенных в ЦРБ, единственное, чего мне хочется, – это моя теплая постель и мурчащий комок на груди. Но когда я все же захожу в свою одинокую квартиру, то вместо желанного отдыха лежу и, пялясь в потолок, просматриваю в своей голове киноленту, где в главной роли выступает самодовольный Айдаров. Больше всего на свете мне хочется никогда не вспоминать о нем и не ощущать его проклятый аромат, который, кажется, до сих пор присутствует в легких, что совершенно необъяснимо после больничной вони, забившейся в мои ноздри на весь остаток сегодняшнего дня.
Но готова поклясться, если сейчас закрою глаза, почувствую древесный запах мужского одеколона, а тело покроется ненормальными мурашки от одного воспоминания о горячей крепкой груди, прижимающейся ко мне. И даже кажется, что близкое присутствие этого мужчины все еще греется под моей кожей. А все потому, что я зачем-то вспоминаю. Как он ловит меня. Как сильные руки сжимают мое тело. Как его вспыльчивое сердце бьется о мою спину. И как он злится после. То ли на меня, то ли на себя… не знаю. Больше он не говорил со мной. Молча вручил мне чашку чая, а потом в той же странной тишине контролировал своими неожиданно ставшими темно-синими как ночь глазами каждый глоток. И нет, ни один из нас не сказал больше никакой гадости. Мы молчали. Как два идиота. Вокруг было так тихо, что, боюсь, он мог слышать, как билось мое потрясенное непонятной мне заботой сердце. А затем Айдаров добил меня своим джентльменством, когда помог спуститься со столешницы и проводил до дивана в гостиной, сам сел в кресло, и мы снова продолжили сидеть в тишине, нарушаемой лишь звуками фильма, шедшего по телевизору. Смешно! Но сейчас я даже не вспомню, о чем он был.
Однако мне не стоит забивать себе голову поведением Хакима. Наивность – это последнее, что я должна демонстрировать этому мужчине, ведь я знаю: когда мы увидимся вновь, там, где не будет ночи и слепых стен, он снова начнет вести себя так, словно я блоха под подошвой его дизайнерских ботинок.
Прикрыв глаза, переворачиваюсь на бок и, не дав сбежать встревоженному коту, прижимаю его к груди.
– Он помог мне, потому что я сестра его друга, – шепчу в макушку животному. – Но это ничего не значит.
И кот соглашается со мной, боднув меня в подбородок.
Вот так я и засыпаю, прижимая теплого мурчащего живоглотика, рядом с которым даже головная боль сворачивается калачиком и засыпает вместе с нами. И с грустным пониманием: а Костик так и не перезвонил.
Глава 4
Три дня спустя. Офис
– Привет! – Я вздрагиваю, когда из задумчивости меня вырывает тихий голос Нины.
– Ох, привет…
– Ты где пропадала?
Она догоняет меня и подстраивается под мой шаг.
– Я… – На секунду задумываюсь, стоит ли говорить правду, но тут же отказываюсь от этой идеи, потому что болтушка Нина привяжется ко мне с расспросами на весь остаток дня. – Я приболела. Брала отгулы, но сегодня уже чувствую себя лучше.
– Ох, это, наверное, грипп. Или, может, вирус какой… Ты сдавала анализы? – Закатываю глаза, как можно быстрее пересекая пока еще полупустой офис. – Вот поэтому я делаю прививки. И тебе не раз говорила об этом! А еще есть хорошее средство: лук, чеснок и…
– Ни-и-ина, – качаю головой и вздыхаю, мысленно умоляя ее остановиться, а затем приоткрываю дверь в наш мини-кабинет. – Я здорова. Давай лучше поработаем, – жестом пропускаю коллегу вперед, в комнату, где уже работает несколько человек, что-то быстро печатающих на своих клавиатурах. Они настолько заняты, что не замечают нас, даже когда за нами захлопывается дверь. В тишине кабинета слышится лишь звук щелкающих клавиш, создающий зловещее эхо, возможно, это происходит потому, что в помещении совершенно нет окон.
Стуча каблуками, я приближаюсь к своему рабочему месту и едва успеваю присесть, как натыкаюсь взглядом на стоящую надо мной Нину.
– Тебе нужна моя помощь?
Я моргаю, смотря на нее снизу вверх.
– Эм… Ну, было бы неплохо, если бы ты просветила меня и рассказала, что произошло за время моего отсутствия.
Наклоняюсь и включаю компьютер, не прерывая зрительного контакта с Ниной.
– Ох! Много чего! – коллега радостно вздыхает и, выдвинув стул, плюхается рядом, вынуждая меня немного отпрянуть назад. Такая настырная. Она всегда была такой? – С чего начать? С Алины и ее романа с охранником или с новеньких…
О боже…
– С работы, Нина.
Она открывает рот и зависает от резкости моего тона. Но не проходит и секунды, как Нина снова начинает без умолку тараторить, правда, на этот раз по делу. Разве что в промежутках между полезной информацией она все равно вставляет свои пять копеек.
А потом ее запал кончается, и в кабинете снова повисает тишина, нарушаемая лишь постукиванием по клавиатуре. Я тоже постепенно включаюсь в работу, начиная выполнять поручения, которые мне любезно прислала на почту Сусанна Валерьевна. Но я рада и тому, что ни одно из них не вынуждает спускаться в архив.
Время теряет свой ход. Я полностью погружаюсь в рабочую обстановку и не сразу понимаю, что заканчиваю все задания лишь к обеду.
По крайней мере, мне так кажется, однако, когда я отрываюсь от экрана и потягиваюсь на стуле, не обнаруживаю вокруг себя ни единой живой души. Вот это да…
Смотрю на часы. Шесть вечера. Черт.
Ну хотя бы радует, что у меня не выдалось свободной минутки для ненужных мыслей. Для этого у меня было три дня. Хватит.
Достаю из сумки бокс с перекусом и, размяв шею, уже собираюсь проглотить все до последней крошки, но…
Мое желание в считаные секунды гаснет, потому что я сталкиваюсь взглядом с тем самым человеком, о котором против своей воли думала все эти три дня.
Айдаров.
Мне ни с того ни с сего хочется прыгнуть в окно, которого, черт возьми, нет.
Вновь это чертово уединение. Только он и я. И его величественная поза под стать темно-серому костюму, так идеально сидящему на высокой мужской фигуре.
