Петр Альшевский "Кира"

проводниками в фантастическое,
однако реальное измерение
до моего засыпания станьте,
плеск моря, по-моему.
Горящий,
направленный в меня шар
шанс увернуться не предоставит,
явление у вас редкое? —
я спрошу.
А снег ваш островок не заносит,
с семи-восьми литров вина
не идет?

Баба, они слышат, лопочет,
а что лопочет, не разберешь,
не на греческом она изъясняется.

Кали аникси!
Подбегайте ко мне,
счастливые улыбки дарите,
мы с вами люди,
умение радостно жить у нас
не врожденное,
потерь у тебя, у меня, у него
с вавилонскую башню,
и нам охота хандрить,
перемещаться с угрюмыми рожами,
стыдиться веселого Господа
я вам не посоветую.
Да что в Нем веселого! —
вы бы крикливо сказали.
Иисус – полубог.
Мы – полностью люди.
За преимущество вы цепляйтесь,
довольно, как на поминках,
рядом сидеть.

Погибшего на стройке прораба
хоронила супруга, сын,
второй сын,
под видом коллеги из бухгалтерии
и я его помянуть заглянула.
Мужчина он был широкоплечий,
в постели с натяжкой неплохой,
хороший роман, он, ворочаясь, молвил,
у помойки не начинается.

Он выкидывал замененную на новую
балконную дверь,
я притащила на выброс
пожелтевшие еловые ветви,
Новый Год крайне посредственно я отгулял,
произнес он, прямо скажем, печально.
Я его пожалела,
он высказал намерение
меня навестить,
попросить при визите
произвести починку подтекающего
в ванной комнате крана
показалось мне пошлым.

Бутылку он не принес,
разочарование я не скрыла,
с пятидесяти грамм,
делая признание, он сказал,
в мужском плане я бесполезен.
Тогда понятно.
А я чуть-чуть выпью,
из своих запасов себе налью,
ажурное белье у меня приготовлено,
возбуждение от тебя не уйдет,
пока я для тебя переодеваюсь
и уже для себя опустошаю
рюмочку бренди,
краном ты не займешься?

На меня что-то нашло,
против романтики,
нарушая собственные правила,
я согрешила,
от достававшихся мне прежде
прорабов
этот прораб в худшую сторону
не отличался.
Вообще не пил,
я мученик веры! – не орал,
в кровати с массивным мужчиной,
которого только что переклинило,
женщине страшновато,
и перейдет ли страх в тяготение
к дополнительному соитию,
немалый вопрос.
У меня бывает, да,
бывает, нет,
секрет, почему реакция у меня различается,
мне у моего тела не вырвать,
наслаждения
при суммировании
оно за годы моей половой активности
полно получило.

Месяцы без мужчин.
Я бы удавилась!
Руками по воде он колотит,
искусством двигаться вплавь
практически не владеет,
я у речки в открытом,
способном привлечь
купальнике.
Мужчина скисает.
Совершаемые мной подмигивания
он, рискующий стать утопленником,
заметить не в состоянии,
и глаза у меня пребывают
в покое,
подойти ко мне не зовут,
банка пива закончилась.
Одну непредусмотрительно я взяла,
чисто по-женски сглупила.

Эй, мужчина, выбраться на берег
вам не помочь?

Он замахал,
вода вокруг него забурлила,
отталкиваясь от дна,
кое-как он до моей тени добрался.
У женских ножек пластом,
непристойными мыслями, очень похоже,
не одолевается,
очухавшись, ко мне он полезет.
Я же магнит для мужчин,
парочка морщин
меня ни капли не размагнитила.

Пловец продолжает восстанавливаться,
отчаянно дышит ртом,
беспосадочный перелет на плато
сбывающихся упований
мне бы на сверхзвуковом
в бизнес-классе.
Семгу жую,
пилотов нетерпеливо подгоняю,
было бы прекрасно клубы дыма
вдобавок пускать.

Катапультируем тебя за курение,
с зажженной сигаретой
до половых гигантов не долетишь!

На меня рявкнул усатый,
моей власти над мужчинами
приходит конец,
бросаемый вправо-влево пловец
шлепает от меня по траве.
Стразы и кости!
Погибель от трости!
Тебе бы, парень, тросточку,
но ты бы вернулся,
тростью меня забил,
ну кто из нас, женщин, надеется
исключительный позитив
от мужчин получать.
Клиническая идиотка,
подбором кадров в «Газпром-медиа»
занимающаяся?
На Эгейском море
в одном отеле мы отдыхали,
под среднюю выпивку
разговоры вечерами вели.
Всего двоим мужчинам
к сорока годам она отдалась,
и обоих она захваливала,
не будь они женатыми,
со мной, говорила, они создали бы семью,
от безнадежности, добавляла, я далека,
Сергий Радонежский мне мужа подыщет.

Под южным небом тепло,
выступившая слеза не замерзнет,
я разумею – не дослушав,
пройтись до бара невежливо,
откровенно неделикатной дрянью
она меня станет считать,
алкоголичке
проявить недопустимую в обществе прыткость
простительно,
ужас, как выпить желаю,
я с выпячиваемой болью промолвила.
Стул освободила,
выпила,
взгляды оттуда, от бара,
кидала и чертыхалась.
Мой стул никем не занят,
конченая тетя как сидела,
так и сидит,
за время, ушедшее на употребление мною
двойного в смысле водки коктейля,
она не похорошела,
в силе серого вещества не прибавила,