– Папа… – она сглотнула. – Папе стало плохо. Увезли на скорой. Мне нужно срочно ехать.
– Я с тобой! – тут же встрепенулась я.
Какой ужас! Неужели с сердцем неполадки? Андрей Вениаминович, папа Милы, всегда был энергичным и активным человеком, занимался спортом, не питался дрянью. Что же с ним случилось? Мне стало очень тревожно – и за него, и за Василькову.
Милка всегда была «папиной дочкой», очень любила отца и всегда с гордостью рассказывала, как они вместе ездили кататься на лыжах, ходили на рыбалку – сейчас уже редко, правда. Мила перебралась в столицу, а ее родители жили в том же районе, что и моя мама. Василькова ненавидела возвращаться туда, и только желание навестить родителей, особенно отца, удерживало ее от того, чтобы раз и навсегда забыть дорогу в родные пенаты. Не знаю, почему она вдруг резко невзлюбила это место. Раньше никогда не замечала за ней такой лютой ненависти. Да, конечно, мы все мечтали вырваться в большой город, хорошо устроиться, но и место, где прошла наша юность, любили. По крайней мере, о себе я с уверенностью могла такое сказать. А вот Милка…
Причем такие резкие перемены случились неожиданно. Василькова ездила домой на зимние каникулы на первом курсе, а как вернулась – так ее будто подменили. Даже слышать не хотела о том, чтобы в ближайшее время поехать туда снова. Я даже испугалась – а вдруг с ней что-то ужасное случилось, пока она там была, а я оставалась в городе. Но Милка заверила, что просто резко почувствовала разницу между столицей и «деревенским антуражем» и ей вдруг дико опостылели родные просторы. «Все такое убитое, убогое, угнетающее, Ланка», – сказала она тогда. «Прям все на «у»?», – пошутила я, но она лишь отмахнулась. С тех пор она ездила в нашу «деревню», как она пренебрежительно стала ее называть, очень редко, когда совсем невмоготу становилось от тоски по родителям.
Вернувшийся Пашка, увидев, как мы обе мечемся, тут же сказал, что поедет с нами.
– Заказываю такси, – не желая слушать возражений, сообщил он и уткнулся в телефон.
– Ланка, нельзя нам всем уезжать, – вдруг спохватилась Мила. – Ребята обидятся, – она кивнула в сторону сцены.
– Ничего они не обидятся! – возмутилась я. – Ты же не из прихоти решила слинять. Дело серьезное.
Я тут же прикусила язык – не хватало, чтобы Василькова еще больше разволновалась. Но она даже не обратила внимания на мои слова, все так же встревоженно глядя на Кемаля.
– Брусникина, может, кто-то из вас останется? – она с мольбой посмотрела на меня. – Кемаль телефон отключает на время выступления, а потом мне не до звонков будет, сама понимаешь. Нужно будет ему все объяснить.
Очень сильно сомневаюсь, что ее распрекрасный Кемаль вообще обратит внимание на наш уход, но еще больше расстраивать подругу не хотелось.
– Лан, давай я поеду, отвезу Милу, а потом вернусь и заберу тебя, – вмешался Пашка.
Ну что за золотой человек.
– Не надо за мной приезжать, сама доберусь до дома. Такси вроде пока еще не отменили, – я подмигнула Милке и успокаивающе потрепала ее по плечу, – не переживай, все будет хорошо. Передам я все твоему Кемалю. Ты только держи меня в курсе, ладно?
Василькова закивала и поцеловала меня в щеку.
– Позаботься о ней, – шепнула я на ухо Пашке, и он показал соединенные большой и указательный пальцы, мол, не волнуйся, все будет хорошо.
Они скрылись в толпе. Мне как-то сразу стало неуютно, но в этот раз не оттого, что я осталась одна, а потому что чувствовала себя виноватой. Может, надо было все-таки поехать с ними и не оставлять Милку одну? Что я за подруга такая. Или хотя бы поменяться с Пашкой – что мы, ей богу, такси без него не вызовем? Хотя Антонов без нас тут вряд ли бы остался. Василькова нездорово переживала из-за этого придурка Кемаля, хотя он и слезинки ее не стоил. Я решила, что дождусь конца их выступления, выполню свою миссию и тоже поеду в больницу. Милка мне адрес смс-кой скинет.
Почувствовав небольшое облегчение, я пошла в сторону бара. Почему-то на меня накатила дикая усталость, и мне захотелось присесть. Я заказала чашку кофе – силы мне еще понадобятся – и уселась на высокий барный стул, повернувшись к сцене. В зале снова стало темно, и гул толпы стих. Звук акустической гитары заполнил пространство. По телу пробежала уже знакомая дрожь – в этот раз оттого, что я узнала песню. Люди вокруг исчезли, а темнота сменилась ярким светом дня. Я была не в тесном клубе, а на палубе корабля, покачивающегося на волнах бескрайнего синего моря. Рядом сидел красивый загорелый мужчина и с улыбкой смотрел на меня, а в ушах играла красивая композиция на незнакомом языке.
Феликс вряд ли видел меня сейчас, когда я сидела далеко от сцены – у бара, где свет был еще более приглушенным. Но я была уверена на миллион процентов, что эту песню он поет для меня. В душе буйным цветом разрастался комок самых разных чувств: от восторга и непонятной грусти до умиротворения и благодарности. Когда прозвучал последний аккорд песни, я выдохнула и положила телефон на колени – до этого я не замечала, как сильно сжимала его в руке.
– Желаете еще чего-нибудь? – бармен приветливо улыбнулся.
– Нет, спасибо.
Я отодвинула пустую чашку из-под кофе и на негнущихся ногах направилась ближе к сцене. Мне вдруг кровь из носу стало необходимо находиться рядом с группой, чтобы «впитать в себя» остальные песни.
С группой или Феликсом? Я даже не стала отмахиваться от этой внезапной мысли. Мне нравился Феликс, лгать самой себе было глупо. И плевать, что совсем недавно я рассталась с Антоном и что я почти ничего не знаю об объекте своей новой симпатии. От Феликса веяло загадкой, как в кино и книгах, в которых лирические герои представали перед влюбленными в них женщинами опасными незнакомцами. От них хотелось спрятаться, но они покоряли неискушенные сердца и замутняли рассудки. С Феликсом все было сложно: хотелось и бежать от него, и в то же время быть рядом. Хотелось остаться с ним наконец наедине и говорить, говорить. Обо всем. Это желание не отпускало, казалось, с нашей короткой беседы на палубе корабля. Только раньше я сразу отреклась от любого намека на то, что этот человек успел так глубоко забраться мне в голову. Это же смешно – мы даже не знали имен друг друга!
Я говорила себе: Лана, успокойся и живи своей прекрасной налаженной жизнью, а этот эпизод пусть останется приятным воспоминанием, не более. И ведь у меня получалось! До тех пор, пока моя лучшая подруга, сама того не ведая, не вернула меня в самое начало.
Когда выступление ребят закончилось и они начали собирать аппаратуру, я осмелилась подняться на сцену и подойти к Кемалю. Боковым зрением я заметила, как Феликс проводил меня взглядом, наматывая какой-то провод.
– Миле пришлось уйти, семейные неприятности, – громко произнесла я, глядя на ударника.
Парень покачал головой, показывая, что не понимает меня. Тихо чертыхнувшись, я разблокировала телефон, чтобы открыть переводчик, но в этот момент совсем рядом со мной раздался низкий голос Феликса – он сказал что-то Кемалю на турецком, полагаю, что перевел мою фразу. Белобрысый коротко кивнул и ничего не ответил, продолжив как ни в чем не бывало собирать ударную установку. Я еще пару секунд поколебалась, стоя перед ним и не решаясь просто развернуться и уйти. Что-то меня удерживало. Точнее, кто-то. Феликс все еще стоял за моей спиной, и я почувствовала, как все тело вмиг отяжелело. Потребовались все силы, чтобы обернуться и сохранить на лице невозмутимое выражение.
– Спасибо, – все же удосужилась я поблагодарить своего «переводчика».
– Обращайся, – Феликс подмигнул мне, и его лицо озарила хитрая улыбка. – Надеюсь, вторая часть концерта прошла так же неплохо, как и первая.
Все мои старания рухнули, как карточный домик, и я почувствовала, как мгновенный румянец окрашивает щеки. Мне до сих пор было стыдно за чересчур скупую оценку выступления ребят.
– На самом деле, мне очень понравилось, – решила признаться я. – И та песня…
Феликс посмотрел на меня так, что я сразу поняла – мне не нужно объяснять, какая именно песня. Насмешливая улыбка тут же испарилась с его лица, и взгляд стал серьезным. Я зависла на несколько мгновений. Я уже говорила, что у этого парня магнетические глаза?
– Песня, которую ты пел сразу после перерыва, – все же пояснила я слегка хриплым голосом, – это было прекрасно.
Сначала мне показалось, что все чересчур слащаво – эти банальные эпитеты, слова с придыханием. Но Феликс так искренне улыбнулся, что все мысли мгновенно улетучились из моей головы.
– Спасибо, – искренне поблагодарил он. – Я очень хотел, чтобы тебе понравилось.
Пора было уходить. Милкину просьбу я выполнила, концерт окончен, больше меня тут ничего не держало, но ноги будто приросли к полу.
– А где твой парень? – прервал наше обоюдное молчание Феликс, и я на секунду растерялась. Парень? – Павел, – заметив мое недоумение, пояснил брюнет.
– Он поехал провожать Милу.
– Понятно. Может, тогда с нами? Хотим отпраздновать первое выступление в городе в ресторане.
Лана, которая десять минут назад призналась себе, что ей безумно нравится стоявший перед ней парень, тут же мысленно станцевала танец победы. Но другая Лана, мнительная и вечно сомневающаяся в своих решениях, застыла под грузом противоречий. Первая Лана уже почти уделала вторую, и из моего рта готов был сорваться положительный ответ, но меня опередили. Блондинка, у которой, видимо, вошло в привычку появляться каждый раз, когда между мной и Феликсом зарождался более-менее нормальный разговор, появилась будто из-под земли.
– Феликс, ты готов? – спросила она, глядя при этом на меня.
Ее рука по-свойски схватила брюнета за локоть, и девушка чуть ли не повисла на нем.
– Да, ждем ребят и можно ехать, – парень снова посмотрел на меня. – Лана, ну так что, едем?
Победившая-было Лана тут же сникла и, пробормотав что-то невнятное, попятилась назад.
Я бросила еще один взгляд на место, где женские пальцы с длинным черным маникюром гладили мускулистую руку, и, натянув на лицо самую непринужденную улыбку из скупого арсенала своих улыбок, вежливо мотнула головой.
– Спасибо за приглашение, но, наверное, в другой раз. Я что-то устала, а завтра рано вставать.
– В субботу? – с сомнением в голосе заметил Феликс.
– Надо поехать к Миле, проведать ее отца. Его положили в больницу.
На лице Феликса промелькнула тень сожаления, и он понимающе кивнул.
– Конечно, твоей подруге сейчас необходима поддержка. Передавай от меня пожелания скорейшего выздоровления.
– Спасибо.
Блондинка все это время сверлила меня тяжелым взглядом. Кажется, поговорка «нравится – бери» не совсем уместна в моем случае. Кажется, между этими двумя далеко не дружеские отношения. Кажется, я сильно вляпалась, и нужно бежать, пока не поздно.
Я помахала всем на прощание и поспешила в холл, чтобы взять свой плащ из гардеробной. Чуть поодаль от стойки с выдачей верхней одежды, рядом с открытой настежь дверью, стояли двое мужчин. У одного, высокого и сутулого, с крупным носом, впалыми щеками и мутными глазами, в правой руке была сигарета. Он медленно затягивался и пускал дымные кольца в холодный уличный воздух. Второй – полная его противоположность: низкий, плотный, как бочонок, с короткими ручками и ножками по бокам – о чем-то нервно и громко жаловался высокому, ероша пальцами жидкие русые волосы и все время оглядываясь по сторонам, словно боялся, что кто-то его услышит. Увидев меня, «бочонок» резко заткнулся и кивнул в мою сторону. Его товарищ обернулся, смерил меня заинтересованным взглядом и наградил такой плотоядной улыбкой, что у меня появилось ощущение, будто меня обмазали чем-то липким и грязным. Еле сдержавшись, чтобы не поморщиться, я сделала вид, что не замечаю их присутствия, и протянула номерок гардеробщице. Когда пожилая женщина заковыляла и скрылась в зарослях из курток и плащей, «Толстый и тонкий» подошли ко мне.
– Добрый вечер, – «Тонкий» сделал неуклюжий реверанс и снова сально улыбнулся. – Не сочтите за нахальство, но у нас есть для вас предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Я промолчала, всем своим видом показывая, что не заинтересована ни в каком предложении, особенно с их стороны. Женщина подала мне плащ, и я отвернулась к зеркалу, чтобы одеться.
– Девушка, вам когда-нибудь говорили, что у вас очень интересная внешность? Как у модели, – «Тонкий» подступил с другой стороны и даже посмел тронуть меня за локоть.
Я поспешила одернуть руку, но мужчина даже не смутился.
– Отойдите, пожалуйста. Меня не интересует ваше предложение.
«Толстый» тем временем продолжал опасливо оглядываться, и, когда его товарищ предпринял третью попытку завоевать мое внимание, громко шепнул:
– Рыжий, нам пора – нас уже ждут.
«Рыжий», у которого из-под шапки выглядывал клок абсолютно черных волос, сердито отмахнулся.
– Девушка, – настойчиво продолжал он гнуть свою линию, – вы же даже не знаете, от чего отказываетесь! Вам всего-то нужно будет часик посниматься, мы вам щедро заплатим. Мы серьезная контора!
– Да отстаньте уже от меня! – не выдержала я. – Я уже сказала, что мне это не интересно.
Долговязый хотел еще что-то сказать, но с улицы вдруг послышался пронзительный автомобильный гудок, и «бочонок» еще больше засуетился.
– Пора ехать! Тебе ли не знать, что нам светит, если опоздаем! Идем уже!
«Рыжий» еще пару секунд помялся, но все же устремился вслед за вышедшим другом. Я облегченно выдохнула и, завязав пояс на плаще, осторожно выглянула на улицу. Серая побитая машина, на которой, судя по всему, уехала странная парочка, как раз скрылась за ближайшим поворотом. Я вдохнула прохладный воздух и открыла приложение такси. С неба неприятно заморосило, и я поплотнее укуталась в тренч. Зонта у меня с собой, естественно, не оказалось – в прогнозе его сегодня не было. Но ничего страшного, потерплю – такси должно было подъехать через две минуты.
На тротуаре рядом возникла тень, и я инстинктивно напряглась. Сначала испугалась, что это мои недавние собеседники решили вернуться, но мой взгляд упал на знакомый черный платок на запястье. Феликс был в тонкой белой футболке, в которой выступал, и, казалось, мелкий дождь был ему нипочем.
– Ты в порядке? – его голос был встревоженным.
Я в недоумении посмотрела на него.
– Да, почему ты спрашиваешь?
– Случайно увидел, как в коридоре рядом с тобой ошивались два странных типа. Испугался, что пристают. Что они тебе сказали?
Внутри, несмотря на холодную морось, разлилось тепло.
– Предлагали сняться в рекламе, – усмехнулась я.
Феликс нахмурился, и между его бровей пролегла глубокая морщинка.
– Смею надеяться, что ты отклонила это заманчивое предложение? – напряженно поинтересовался он.
Я смерила его оскорбленным взглядом.
– Я что, похожа на дурочку?
Он будто бы смутился, но, когда заговорил снова, в его голосе сквозило облегчение:
– Нет, ты не похожа на дурочку.
Не знаю, о чем он думал в этот момент, но могу точно сказать, о чем думала я: вот бы такси еще вечность не приезжало!
– Похоже, это за тобой, – Феликс кивнул на машину, которая припарковалась неподалеку.
Я нехотя оторвала от него взгляд и уставилась на подъехавший автомобиль: желтая мазда 3, номер – 979. Желание, увы, оказалось несбыточным.
Феликс проводил меня до машины и открыл передо мной заднюю дверцу.
– Напиши, когда доедешь – я буду волноваться, – он протянул крупную купюру водителю.
Прежде чем я успела возмутиться, он подмигнул и наклонился так близко, что я уловила запах его парфюма: что-то свежее и хвойное. Я затаила дыхание.
– Мой номер у тебя есть.
Он закрыл дверь, и такси аккуратно тронулось с места. Когда я обернулась, Феликс все еще стоял у входа в клуб. Его лица уже не было видно, но футболка сияла белым пятном в ночной темноте и не исчезала, пока мы не свернули за угол.
Я откинулась на сиденье и прикрыла глаза. Внутри бушевали смешанные чувства.
– Включить печку? Замерзли? – заботливо спросил водитель.
– Нет, все нормально, спасибо.
Я боялась, что этот дядечка окажется таким же болтливым, как тот водитель, который забирал нас с Милкой из аэропорта, но, к счастью, на этом его вопросы закончились. Он увеличил звук Авторадио, и салон машины заполнили звуки какой-то попсовой модной песенки.
В квартире меня встретил Уголек. Черный пушистый комочек тут же кинулся мне под ноги, заставив ухватиться рукой за косяк двери.
– Похоже, я выбрала для тебя неправильное время. Надо было назвать тебя Ураганом, а не Угольком.
Ураган-Уголек лаконично мякнул.
Налив ему молока, я быстро написала сообщение Милке, чтобы узнать о состоянии Андрея Вениаминовича. Подруга обрадовала, что худшее позади. Сейчас ее отца перевели в обычную палату и дали снотворное. Я облегченно выдохнула. Почесав пузо Уголька, который, вылакав все содержимое миски, расположился на моих коленях, я открыла окно с одним единственным сообщением от неизвестного номера.
«Следующая песня для тебя».
Пальцы медленно набрали текст и замерли над клавиатурой.
