«Куда ты?» – спросил внутренний голос, и Катя ответила вслух:
– Я хочу спастись.
По коридору процокали шаги – кто-то неторопливо прогулялся из конца в конец, и Катя вдруг представила: сгорбленная фигура с изуродованными кожной болезнью руками, ноги, в которых колени вывернуты в обратную сторону. Она подошла к двери, прислушалась: тишина. Никого.
Вспомнился оскал второго – как у человека может быть столько зубов? Они же в несколько рядов росли, как у акулы… И только сейчас Катя поняла, что настолько сильно напугало ее в общем-то приличном облике незнакомцев.
Запах. От них пахло зверем – мокрой шкурой хищника, который мчался сквозь дождливую ночь, готовясь сомкнуть челюсти на горле жертвы. На ее, Катином горле.
Документы отправились в маленькую сумочку, Катя перебросила длинную лямку через плечо. Удивительно, как у нее мало вещей – покидая съемную квартиру, в которой они жили с родителями, Катя почти ничего не взяла с собой. Фотография, где все они на берегу моря, и отец обнимает мать и Катю за плечи, и серебряное кольцо – мать носила его, не снимая, а перед той поездкой на проклятом Рейндж Ровере вдруг взяла и сняла.
Когда Катя смотрела на эти бесхитростные сокровища, ей казалось, что родители еще живы – просто куда-то ушли. Фотография и кольцо отправились на самое дно сумки, и, положив сверху одну из своих футболок, Катя неожиданно обозвала себя дурой.
К ней подошли какие-то кривляки. Наверняка это был розыгрыш, потому что невозможно же говорить о ведьмах всерьез! Конечно, где-то рядом был оператор с камерой, и скоро можно искать себя где-нибудь в видеорозыгрышах. А Катя перепугалась настолько, что села в машину к незнакомцу, и слава Богу, он высадил ее возле общежития, а не завез на окраины и не надругался!
Как можно быть такой дурой, чтобы поверить ему и сейчас собирать вещи?
Катя затолкала сумку под кровать. Хватит, надо успокоиться и прийти в себя. Да и пообедать было бы неплохо – пересчитывая свои нехитрые капиталы, Катя пошла к двери. Пиццерия на втором этаже торгового центра через квартал от общежития была прекрасным местом, чтобы провести несколько часов, не думая ни о ведьмах, ни об охотниках на ведьм.
Как Ростислав назвал их? Гнилые гончие?
От названия веяло запахом болот и тошнотой.
Почти все общежитие еще пустовало – народ начнет съезжаться только завтра. В воздухе плавал запах краски, со стороны душевых доносились чьи-то голоса и стук: кажется, там что-то ремонтировали. Ни следа того, кто прошел по коридору; Катя сбежала по лестнице и, оказавшись в холле, услышала, как загремел гром.
В одно из окон она увидела, как перед общежитием остановился автомобиль – черный, низкий, больше похожий на живое существо, которое приготовилось к прыжку, чем на машину. Огромный, глянцево сверкающий таракан; Катя замерла, боясь сдвинуться с места. Знакомый страх вернулся, сжал ее в ледяных лапах. Из машины выскочили два ее знакомца с набережной, и один с поклоном открыл дверцу.
Катя сделала крошечный шаг – отсюда она видела вахтера, который с разинутым ртом смотрел на того, кто вышел из машины. Высокий мужчина, красавец с бледным лицом и черной гривой кудрявых волос, казался неживым – так глубоко ввалились его глаза, так темны они были. Гром снова раскатился над общежитием, сверкнула молния, сделав все черно-белым, и Катя увидела, как над хозяином машины проявилась зубастая золотая корона, а по плечам мазнуло красным – легла мантия, упала тяжелыми складками.
– Кравцова Екатерина Андреевна, – король говорил негромко, и Катя при всем желании не смогла бы услышать его отсюда, но все-таки услышала. – В какой комнате?
– Че-четыреста пятая, – запинаясь, проговорил вахтер, и троица вошла в общежитие.
Катя бросилась бежать. Уже сворачивая к лестнице, она обернулась и увидела…
Нет. Нет, она не могла этого увидеть.
Король поднял руку – повинуясь его жесту, двое с набережной упали на четвереньки, и в ту же минуту перед Катей во всей своей лютой красе предстали гнилые гончие. Огромные мертвые собаки, наполовину разложившиеся, с алыми звездами глаз в провалах черепов и белыми дугами костей, что торчали из черной шерсти, слипшейся сосульками – от них веяло таким ужасом, что все качнулось и поплыло в сторону.
Катя заверещала высоким чужим голосом и бросилась к лестнице. Гончие летели за ней, и земля тряслась от их поступи. Король двигался следом, он не спешил, и Катя, почти выплевывая свое сердце от страха и бега, знала, что ему нужна ее голова.
Она не запомнила, как вбежала в свою комнату – просто поняла, что стоит у зеркала, и все плавает вокруг, как на карусели. Грудь разрывало от боли, и Катя никак не могла понять, почему смотрит в зеркало и видит в отражении не свою комнату, а какой-то офис. Длинный стол, шкафы с книгами и папками, принтер…
Потом в зеркале появился Ростислав, и Катя услышала топот гнилых гончих на этаже. Удар! Дверь содрогнулась, но каким-то невероятным чудом выстояла.
– Пойдем? – спросил Ростислав и протянул руку к Кате. Зеркальная гладь дрогнула и потекла, и Катя поняла, что рука уже здесь, в ее комнате, и она может к ней прикоснуться.
Дверь снова затряслась – казалось, вся комната пляшет. Катя схватила Ростислава за руку, успела удивиться тому, насколько холодны его сухие твердые пальцы, а потом рухнула вниз – в ту самую минуту, когда дверь слетела с петель, и гнилые гончие ворвались в комнату.
Катя ударилась лицом в чью-то грудь и услышала далекое лязганье зубов. По затылку ударило вонью мертвого дыхания, снова сделалось холодно, а потом стужу сменило жаром, и Катя поняла, что стоит, уткнувшись лицом в пиджак Ростислава, и ее трясет от ужаса. Ей казалось, что она никогда в жизни не сможет разжать пальцы и выпустить лацканы.
Потом она поняла, что Ростислав обнимает ее – осторожно, по-дружески.
– Все, Кать, – услышала Катя откуда-то сверху. – Все. Ты прошла.
***
Вода в стакане была ледяной. Зубы Кати клацали по краю, но страх отступал, и дышать становилось легче. Обернувшись, Катя посмотрела в зеркало и увидела отражение кабинета и себя – бледную до синевы, трясущуюся, неживую.
Ни следа ее комнаты в общежитии. Никаких гнилых гончих. В зеркале была только девчонка, которая почти без чувств осела на пол.
– Ну как? – мягко спросил Ростислав. Присев рядом на корточки, он заглянул Кате в лицо, и ей сделалось невыносимо стыдно. Он спас ее, а она ему не поверила. – Полегче?
– Да, – кивнула Катя, протянула ему стакан и снова обернулась к зеркалу. Никого. Не было тех тварей, что за ней гнались. А она была. – Я… я не знаю… то есть, это можно, вот так ходить через зеркало?
Ростислав кивнул, осторожно забрал у Кати опустевший стакан и ответил:
– Можно. Как и много других вещей.
Катя провела ладонями по лицу. Что сейчас делают гнилые гончие? Разносят общежитие? Вспарывают живот вахтеру? Ей захотелось дотронуться до Ростислава – просто для того, чтобы убедиться: он живой, и она жива, и чудовищ здесь нет.
– А где мы? – спросила она. Голос, казалось, навсегда утратил громкость и сделался безжизненным и глухим. Все внутренности будто скрутило в узел; Катя прижала руку к животу, испугавшись, что ее сейчас вырвет.
– Так называемый колледж социальных инноваций, – ответил Ростислав. – Для таких, как мы с тобой – и тюрьма, и родной дом. Ты ведь хочешь учиться, как-то потом устроиться в жизни?
Учиться? Катя как-то забыла, что это можно: учиться, дружить с кем-нибудь, делать обычные дела – бег от гнилых гончих все стер из ее памяти. Вся ее прошлая жизнь стала прошлогодней осенней листвой, которую давным-давно унес ветер и растворил снег.
Принтер выплюнул последний листок и умолк. Ростислав прошел по кабинету, взял стопку распечаток и нахмурился.
– Да, – прошелестела Катя. – Да, хочу…
Ростислав ободряюще улыбнулся и хотел было что-то сказать, но из коридора донесся цокот каблучков, дверь в кабинет открылась, и Катя увидела крупную темноволосую даму с алыми напомаженными губами, в яркой блузке с цветами и в слишком тесной юбке. Дама расплылась в улыбке, но быстрый взгляд, которым она одарила Катю, был оценивающим и холодным.
– О! – воскликнула дама. – Ростислав Сергеевич, ты уже здесь?
– Да, Ирина Леонидовна, – добродушно ответил Ростислав и показал стопку распечаток. – Вот, учебные планы смотрю.
Взгляд Ирины Леонидовны был вроде бы спокойным и заинтересованным, но Кате хотелось опустить голову как можно ниже.
– Рос, там ребята твои что-то успели начудить, – по-свойски сообщила женщина и тотчас же поинтересовалась: – А это кто? Боевое пополнение?
Катя кивнула, постаралась улыбнуться, но поняла, что вместо дружелюбной улыбки у нее получается гримаса. Больше всего ей сейчас хотелось не улыбаться, а лечь, подтянуть колени к животу и заснуть, чтобы проснуться там, где никакой магии нет, и никогда не было.
– Да, пополнение, – ответил Ростислав за нее. – Где мои анархисты?
Ирина Леонидовна осуждающе поджала губы.
– На первом этаже. Ведь только после обеда приехали! Не успел начаться учебный год…
– Хорошо, сейчас спущусь, – сказал Ростислав и, когда женщина вышла в коридор, обернулся к Кате: – Ну что, пойдем? Посмотришь, что тут к чему, освоишься.
Катя кивнула. Ничего другого ей не оставалось.
Коридор, в который они вышли, был самым обычным, почти таким же, как и коридор в университете Кати. Множество дверей, доски с объявлениями, на которые уже успели прикрепить плакаты с расписаниями занятий, запах краски – кто бы мог подумать, что тут обучают магии? Катя была уверена, что в волшебной академии должна быть паутина по всем углам и растрескавшаяся краска на стенах.
Волшебная академия? Неужели она думает об этом всерьез?
На прозрачных дверях кабинетов красовались таблички, и, шагая за Ростиславом, Катя машинально читала: «Кабинет русского языка», «Кабинет алгебры и геометрии», «Кабинет…»
– Направленного магического воздействия? – удивленно спросила она.
– Да, – ответил Ростислав, на ходу обменявшись рукопожатием с молодым кудрявым мужчиной, который тащил под мышкой какие-то рулоны. – Тут практические проходят. Напомни, ты с филфака?
Катя кивнула. Филфак… само слово здесь и сейчас казалось диким и неправильным. Что теперь вообще может быть правильным?
– Да, – прошептала она, изо всех сил стараясь не расплакаться. – На второй курс перешла.
Ростислав посмотрел с искренним сочувствием. Катя снова почувствовала движение – за ними, в конце коридора – и услышала знакомый стук. Она почти успела обернуться и увидеть краем глаза сутулое, серое, с вывернутыми ногами, но тут Ростислав вывел ее на лестницу.
Здесь Катя наконец-то увидела студентов. По ступенькам пробегали две девушки, с заливистым смехом бросая друг в друга фиолетовыми искрящимися стрекозами. На рюкзаке одной из них болтался брелок с парнями из «Сверхъестественного».
Красный бумажный фонарик, который неторопливо поднимался вверх, вдруг рассыпался пригоршней цветов, и девушки расхохотались. Один из лепестков скользнул по голове Ростислава, и девушка с рюкзаком смущенно улыбнулась и бегом рванула по лестнице, едва не сбив паренька в огромных очках. Тот спускался, глядя в раскрытую книгу – над страницами поднимались и таяли огненные буквы, и Катя машинально прочла: «…и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть…»
– У нас есть отделение перевода, будешь учиться там, – сообщил Ростислав, и Катю снова охватило привычной уже жутью. Отделение перевода. В колледже для волшебников. Там, где есть класс направленного магического воздействия и монстры в коридорах.
Бред. Безумие. И она варилась в самом центре этого котла.
Навстречу им поднималась молодая женщина, очень красивая натуральная блондинка с учебниками в руках. Во взгляде, направленном на Ростислава, вспыхнуло тепло и надежда, за которыми Катя заметила боязнь, показавшуюся ей привычной. «Страх отказа», – непонятно, почему подумала Катя. Ростислав отделался небрежным кивком, и Катя почувствовала, как в незнакомке запульсировала ревнивая обида.
– Светлана Валерьевна, кстати, будет у тебя вести русский, – заметил Ростислав, когда они спустились на первый этаж. Здесь пахло уже не краской, а гарью.
– Ладно, – ответила Катя. – У меня ведь все равно нет выбора.
Ростислав остановился с таким видом, словно что-то попало ему в ботинок.
– Ну как же? – улыбнулся он. – Есть. Можно вернуться домой и умереть без регистрации. Твои новые знакомые тебе это с удовольствием обеспечат.
– Вы не понимаете, – сказала Катя, глядя ему в лицо. Был ли он когда-нибудь человеком, или магия была с ним с самого начала, и Ростислав теперь не догадывается, как может быть по-другому? Она не знала. Ей было страшно.
– Что я не понимаю?
– Я сегодня пошла гулять на набережную, – сказала Катя: медленно, словно это могло ей помочь как-то достучаться до Ростислава. – Обычным человеком. А сейчас я ведьма в колледже для ведьм, и сюда меня притащили через зеркало от людей, которые на самом деле не люди, а дохлые собаки… ой!
Долговязый парень, который обогнал Катю и Ростислава, внезапно окутался облаками и расплескался по мрамору пола голубыми каплями. Взвизгнув, Катя отпрыгнула за спину Ростислава и снова вцепилась в его пиджак. Ростислав склонился над лужей, усмехнулся и покачал головой.
– Егор! Хватит перед девками румяными выделываться! Вставай уже.
Над коридором поплыл туман, и вскоре Егор уже стоял перед Ростиславом и Катей, сияя такой улыбкой, что Катя невольно улыбнулась в ответ.
– А я что, Ростислав Сергеевич? – сказал он, и Кате захотелось нарисовать его – такого светлого, хорошего, обаятельного. Люди с такими яркими глазами никогда не бывают подлецами и мерзавцами, и от этого Кате сделалось легче. В отвратительном и жестоком мире магии были те, на кого она могла бы опереться. – Смотрю, у вас девушка грустит, решил приободрить!
– Это ваша бригада там уже успела отличиться? – спросил Ростислав, и улыбка Егора поблекла. Парень прижал руку к груди и воскликнул:
– Ростислав Сергеевич! Оно само!
Глава 2
По первому этажу несло гарью.
Ростислав примерно представлял, что именно горело, и удовлетворенно кивнул, увидев в центре вестибюля почерневший портрет в тяжелой золоченой раме. В человеке на нем с трудом угадывался Илья Выгоцкий. Катя вздрогнула, дотронулась до руки Ростислава и тотчас же отдернула пальцы. Неудивительно, что она тряслась от страха, после такого-то знакомства с королем.
Подсобный рабочий пронес лестницу. Чуть поодаль Ростислав увидел компанию ребят и девушек, понуро смотревших на портрет в ожидании трепки.
– …Не, ну ты гля! Ростик опять мультики смотрит!
Со стороны это, конечно, выглядело смешно и нелепо: Ростислав, который что-то делал, вдруг замирал, словно всем телом натыкался на невидимую преграду, и его взгляд стекленел и наполнялся тоскливой мутью.
– Завис, дебил?
Ростислав застыл возле стола с подносом в руках. Тарелка борща, стакан компота, ложка – все отплясывало на подносе, рвалось сбежать. Та огненная тьма, что сейчас поднималась в душе Ростислава, пыталась вырваться, освободиться, испепелить. Она дышала и жила.
Дракон ворочался в нем, раскрывая тонкие крылья. Ростислав сжал челюсти до хруста: огонь надо было удержать. Задавить в себе любой ценой, вернуть на место, не позволить дракону подняться над больницей во весь рост.
Однажды он уже вырвался. Ничем хорошим это не кончилось. Что там осталось от его школы? Пепел, головешки, обугленные человеческие кости, ненависть, которую Ростислав ощущал каждую минуту своей никчемной жизни…
– Что встал, урод? – санитар толкнул его в плечо, и Ростислав не удержал подноса. Борщевая волна взметнулась вперед и вверх, стакан полетел за волокнами капусты и свеклы, и Ростислав ожил, дернулся к санитару с такой ненавистью, что тот отшатнулся – а потом ударил в лицо, и нос захрустел, взрываясь пламенем и болью…
Ростислав прикрыл глаза. Открыл. Больница исчезла, перед ним снова был колледж, сгоревший портрет короля и хмурая стайка ребят, которых он курировал, которых своими руками выдирал из челюстей гнилых гончих. Катя рядом с ним смотрела испуганно, но за испугом уже дымилось любопытство. Правильная девочка, хорошая – боится, но хочет узнавать. И адаптируется быстрее, чем остальные.
– Ну что, – вздохнул Ростислав. – Кто именно отличился?
Из компании вышел Олег – непривычно угрюмый, обычно от низкорослого пухляша так и плескало весельем и жизнерадостностью. Ростислав понимающе кивнул, улыбнулся, и парень посмотрел на него чуть ли не с испугом.
– Ты меня порадовал, вот искренне тебе говорю, – признался Ростислав и, обернувшись к портрету Выгоцкого, сказал: – Так ему и надо.
И напряжение исчезло, будто его смыло потоком воды – ребята подошли к Ростиславу, заулыбались, начали о чем-то говорить все вместе. Он с каким-то привычным уже удивлением понял, что они его любят и соскучились по нему за лето – и признался, что тоже скучал по ним. Катя стояла чуть в стороне, и Ростислав видел, что она чувствует себя неловкой и чужой. Неудивительно.
Из общего гомона вырвались слова «…обещали боевку показывать», и Ростислав спросил:
– Это кто там воевать собирается?
Дарина Волянчак с белозубой улыбкой подняла руку.
– Я, Ростислав Сергеевич! – весело сообщила она. – Коменда сказала, ко мне новенькую будут подселять, придется отбиваться.
