– Подсудимый, – спокойно произнес судья, опустив на меня взгляд. – Вам слово никто не давал…
– Да плевать я хотел на ваше слово! – еще сильнее повысил голос я, понимая, что уже не могу контролировать эмоции. – Вы осуждаете меня за то, что я должен был сделать как человек, требующий справедливого возмездия!.. – Я рефлекторно приподнял руку, чтобы ударить себя в грудь, но магнитные наручники не дали этого сделать. – Я сделал всю грязную работу – избавил мир от ублюдков. Но вместо награды вы срываете с меня погоны и отправляете в тюрьму! На погоны мне плевать, а вот годы жизни…
– Охрана! – прокричал судья, вид при этом у него сделался крайне усталый. – Вывести подсудимого из зала. Также я распоряжаюсь привести приговор в действие прямо в эту же минуту.
Дальше все развивалось как в плохом и нечетком сне. Меня вывели из зала суда, я попытался воспротивиться, но получил несколько ударов шокерами по голове и шее, а потом и по почкам. Кто-то из охранников еще ударил в спину. А потом меня тут же повели к шаттлу и забросили в индивидуальный отсек для заключенных. Через несколько минут явились уже другие люди с шокер-дубинками. На виду у камер и персонала меня особенно не трогали, но тут решили спустить всех псов. После двадцатого прихода увесистым оружием я перестал считать удары, а затем вообще отключился.
Так закончилась моя старая жизнь и началась новая.
Глава 1
– Номер одиннадцать-сто-четырнадцать, подъем! – прозвучал голос надзирателя Ллойда, которого за глаза все называли Носорогом – за уродливую горбинку чуть ниже основания носа. Да и в остальном он тоже напоминал это древнее животное с планеты Земля – невысокий, грузный, с толстыми неуклюжими ногами.
Потекли пять секунд почти гробовой тишины. В моменты, когда надзиратели выкрикивали чьи-то номера, вся тюрьма внезапно затихала, и заключенные вслушивались в каждый звук. Я любил такие моменты. Была в них какая-то своя магия. Ты словно переносился в иную реальность, каждый миг пребывания в которой стоил очень дорого.
– Номер одиннадцать-сто-четырнадцать, сраный ты кусок мяса! Ты что, оглох? – повысил голос Носорог, но повысил несильно. Я знал, что его голосовые связки способны выдавать куда больше октав.
– Алекс, это по твою душу, – донесся с нижней шконки голос Митриса – моего соседа по камере, старого доходяги, который в этой чертовой тюрьме оказался намного раньше меня и давно заучил наизусть все ее гласные и негласные правила.
– Слышу, – бросил я и протяжно зевнул.
– Ну какого хрена тогда лежишь? – задал резонный вопрос Митрис. – Он же просто так не отстанет.
– Номер пятьдесят-шесть-сто-двенадцать, закрыть пасть! Номер одиннадцать-сто-четырнадцать, даю пять секунд на то, чтобы встать, подойти к решетке и протянуть свои лапы в отверстия для наручников. Время пошло.
– Какого черта тебе надо, господин великий надзиратель? – спросил я, приподнимаясь с лежанки. – Ты тратишь мое личное время, предназначенное для отдыха.
– Здесь твое личное – только дерьмо в унитазе. Все остальное, в том числе и твоя сутулая спина, – собственность Альрийской Федерации. Встал и подошел сюда, я сказал!
– Алекс, не тяни. И избавь нас от всего этого дерьма, – удрученно произнес Митрис. Старый заключенный знал, что если раздосадованный надзиратель войдет в камеру, то и ему может перепасть пара несильных, но неприятных ударов увесистой шокер-дубинкой – за то, что он просто существует на этом свете и попался под горячую руку.
Я громко и наигранно вздохнул, выпрямился почти во весь свой немалый рост, задев макушкой потолок над шконкой, расположенной на втором ярусе, и спрыгнул на пол. Сунул босые ноги в тряпичные серые ботинки с полустертой подошвой. Медленно пошаркал к решетке. Просунул руки в отверстия и спросил:
– Так какого хрена тебе от меня нужно?
– Начальник тюрьмы ждет встречи, – ответил надзиратель. Запястья обволок холодный металл магнитных наручников.
– Неужели? – повел бровью я. – Не помню, чтобы я ему на сегодня назначал.
Носорог смерил меня недовольным пристальным взглядом и бросил:
– Ты когда-нибудь дошутишься, юморист.
– Все мы когда-нибудь дошутимся, – сказал я. – Так что ему нужно от меня? Опять хочет, чтобы я ему автограф на заднице поставил? Так там уже места свободного не осталось.
– Тебе врезать? – буднично спросил надзиратель. На наручниках пискнуло, и я ощутил легкую вибрацию на запястьях, которая, впрочем, быстро прошла – мои оковы сжали руки так, что я едва мог пошевелить пальцами.
– Будь я без наручников, ты бы такой вопрос задавать не стал, Ллойд, верно? – подмигнул ему я, ухмыльнувшись.
Носорог снова смерил меня пристальным взглядом, прижал правую ладонь к сенсорной панели справа от решетки, и прутья резко опустились, скрывшись в пазах.
– Заключенный под номером одиннадцать-сто-четырнадцать, два шага вперед и замереть. Смотреть только вперед, – произнес он, не сводя с меня взгляда.
Я выполнил приказ, сделав два ленивых шага. В голове промелькнуло: и что начальнику тюрьмы от меня вдруг понадобилось? Неужели снова попросит, чтобы я не подшучивал над надзирателями? В последний раз он именно для этого меня и вызывал. Сказал, что устал выслушивать жалобы своих подопечных. Обвинил меня в том, что я пользуюсь своим особым положением слишком нагло, и если я не умерю пыл, то скоро он развяжет руки своим церберам. Заключенные должны уважать надзирателей – так он и сказал. Я ничего обещать ему, разумеется, не стал, но ответил, что постараюсь быть с его нежными мальчиками помягче. С тех пор прошло несколько месяцев, и я, наверное, все же где-то ляпнул что-то лишнее. Вот он и решил, видимо, снова вывести меня на разговор.
Позади раздался звук сдвигаемых прутьев, после чего в спину последовал толчок. Носорог произнес:
– Давай, номер одиннадцать-сто-четырнадцать, шагай. И помни: никаких резких движений.
– Да я помню, что у тебя кишечник слабый, от испуга можешь в штаны наделать.
– Закрой пасть! – буркнул Ллойд.
Дальше шли молча. Проходя по широкому коридору мимо камер, я несколько раз кивнул заключенным, провожавшим нас безучастным взглядом.
– Здорово, Палач! Как жизнь? – поприветствовал меня из-за решетки Желудь – невысокий коренастый мужик с белесым левым глазом и косым шрамом на лице. Местный авторитет.
– Все отлично. И каждый день все лучше и лучше, – кивнул я ему в ответ.
– Заткнулись! – рявкнул Носорог.
– Куда тебя ведет этот хмырь? – спросил Желудь, не обратив внимания на требование надзирателя.
– Понятия не имею. Наверное, боится мимо камер один ходить, вот и потащил меня как охрану.
Желудь ухмыльнулся, обнажив на удивление ровные зубы, верхние клыки из которых отливали стальным блеском. Насколько я знал, они были сделаны из какого-то редкого титанового сплава. Заключенный произнес:
– Палач ведет вертухая – вот это байка будет.
– Заткнулись, я сказал! – негромко, но с затаенной злобой процедил Носорог. В следующий миг в спину меня ударил легкий электрический разряд.
– Ну бывай, – попрощался Желудь.
– Увидимся, – бросил я через плечо.
– Не оборачиваться, – рявкнул Ллойд. – Смотреть прямо перед собой.
Мы дошли до конца коридора. Остановились перед дверью. Охранник приложил ладонь к сенсорной панели справа, и дверь с металлическим визгом поднялась.
– Пошел, – толкнул меня в спину Носорог.
Я глянул на парящего у потолка дрона с камерой и шагнул в проем. Одноглазый кругляш окинул меня беспристрастным взглядом и медленно повернул объектив в другую сторону.
В следующем коридоре было куда светлее и приятнее, хотя стены все так же отдавали строгим металлическим блеском. Но здесь их, наверное, протирали чаще или же материал пластин был другим. Да и не царапал их тут никто, как в блоках с заключенными. К тому же лампы с потолка светили чуть ярче.
Мы прошли мимо дверей, ведущих в другие жилые отсеки с заключенными. На каждой из дверей черной краской была выведена латинская буква. Блок, в котором мотал срок я, был гордо именован самой первой буквой алфавита. Когда мы минули дверь с буквой «G», надзиратель окликнул меня:
– Номер одиннадцать-сто-четырнадцать, стоять!
Я сделал еще два шага и остановился.
– Что, родной, запыхался? Давно говорю тебе: займись спортом, скинь килограмм двадцать. Пузо сойдет – член свой хоть впервые за двадцать лет увидишь. Ободок унитаза обоссывать перестанешь. Знаешь, как удобно?..
– Заткнись!.. Поворачивай направо.
Мы свернули в широкий коридор и медленно двинулись по нему. Впереди чуть правее находился вход в кабинет начальника тюрьмы. Похоже, Носорог действительно повел меня на встречу к местному повелителю судеб.
Остановились перед дверью. Ллойд коснулся сенсорной панели справа и громко отрапортовал:
– Сэр, это старший надзиратель Ллойд. Ваше указание выполнено. Номер одиннадцать-сто-четырнадцать здесь.
Ответа не последовало, однако дверь с тихим шелестом поднялась.
– Вперед, – толкнул меня в спину Носорог.
Я перешагнул порог и оказался в просторном кабинете. Здесь было минимум мебели: стол, стальной шкаф и неудобный стул с узкими подлокотниками.
– Спасибо, Ллойд. Можешь быть свободен, – произнес начальник тюрьмы по имени Джозеф Картер – широкоплечий мужчина лет пятидесяти с проседью в волосах и глубокими морщинами на широком, почти квадратном лбу. Он сидел за массивным стальным столом, расположенным посреди помещения. За его спиной над головой развевалось голографическое панно, изображающее эмблему Альрийской Федерации. На голоэкране перед ним вертелось трехмерное изображение моего лица, а рядом пестрили строки с текстом и какие-то мелкие картинки. Он, похоже, изучал мое личное дело.
Носорог что-то буркнул под нос и вышел из кабинета. Дверь за ним закрылась.
– Чем обязан, господин повелитель обители угнетенных? – спросил я. – Давно не виделись. Неужели соскучились?
Начальник тюрьмы поднял на меня тяжелый взгляд, устало моргнул и кивнул на стул, сказав:
– Садись уже, шутник.
Я лениво прошагал до стула и сел.
– На тебя поступает много жалоб, заключенный номер одиннадцать-сто-четырнадцать, – произнес начальник тюрьмы. Сам он перевел взгляд на голоэкран и удрученно нахмурился. – Мне кажется, что мы с тобой договорились еще тогда, но ты опять принялся за старое. Ты забыл о нашем уговоре?
– Нет, господин Картер, я не забыл, – вздохнул я.
– Вот и славно, – сказал он и пристально поглядел на меня. – На самом деле я вызвал тебя не для того, чтобы читать нотации.
– Это радует, – чуть улыбнулся я. – Неужели холодного пивка предложите? Или, может, даже стаканчик виски со льдом?
– Хоксвелл, ты у нас, конечно же, на особом положении, но не настолько, чтобы я тебя виски поил, – произнес он. – Ты лучше скажи, как у тебя дела? Не надоело задницей камеру протирать?
Я ухмыльнулся. Невесело, даже скорее удрученно. Он что, издевается?
– Очень даже неплохо, – сказал я, продолжая ухмыляться. – Даже не думал, что на Отарисе есть такие курорты.
– И все же, я думаю… хотя нет, я уверен, что ты предпочел бы оказаться в другом месте.
Ухмылка моя начала таять, как лед в духовке. Картер медленно моргнул и продолжил:
– Ты отсидел восемь лет из своего пятнадцатилетнего срока. Я думаю, все, что ты должен был осознать, ты осознал. Или я не прав?
– Ну допустим, – кивнул я.
– Превосходно. – Начальник тюрьмы откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову.
Дает мне время переварить его слова? Какого черта он вообще затеял этот разговор?
– Господин Картер, я не понимаю, к чему вы клоните, – произнес я спустя паузу. – Я отбыл чуть больше половины срока, и у меня нет права на досрочное освобождение.
– Верно, – кивнул он. Облокотился о столешницу и снова пристально уставился на меня. – А что, если я скажу, что у тебя появился шанс все исправить? Человек твоих способностей не должен попусту терять время в застенках. Ты можешь принести куда больше пользы при иных обстоятельствах.
– Что вы от меня хотите? Скажите прямо.
Картер выждал паузу, словно что-то обдумывая. И заговорил снова:
– Недавно Совет по безопасности Альрийской Федерации инициировал новую секретную структуру. Я не знаю деталей, потому что мой уровень доступа слишком низок, да и не вхож я в те круги, но мне, как начальнику исправительного учреждения провинившихся государственных служащих было выдано особое поручение – предъявить списки более-менее опытных в военном деле заключенных. Вот я и подумал, не замолвить ли словечко за тебя. Тем более они уже сами навели справки о тебе.
– Секретная государственная структура, говорите? Военная? – спросил я, крепко задумавшись. Не нравилось мне все это.
– Деталей я не знаю, но в общем и целом все так, – пожал плечами начальник тюрьмы.
– На кой черт государственному секретному учреждению понадобились уголовники? Мы же уже переступили черту закона, так с чего бы нам не повторить это вновь? Ведь это риски.
– Я думаю, им нужны опытные военные. У тебя, насколько я знаю, было немало регалий и заслуг. Поэтому ты – идеальный кандидат на эту роль. К тому же, ты будешь восстановлен в звании и должности, а твой срок отсидки обнулится.
– Обнулится, – усмехнулся я. – Но никто не вернет мне восемь лет жизни, уже спущенных в унитаз здесь.
– Прошлое тебе не вернет даже сам Господь Бог, – развел руками Картер.
– Значит, вы предлагаете мне вновь поработать на Федерацию?
– Ну… у тебя есть такой шанс, да, – кивнул начальник тюрьмы. – Но воспользуешься ты им или нет – зависит от тебя.
У меня вновь перед глазами всплыла картина того злосчастного дня, когда меня несправедливо осудили на пятнадцать лет. И теперь мне заново предлагают окунуться в это дерьмо.
– Предложение, конечно, очень заманчивое, но во второй раз наступать на грабли, которые совсем недавно отбили мне лоб, я больше не хочу. Да и если честно, несет дерьмом от этого предложения, как от надзирателя Ллойда. Политиканы опять решили разыграть партию в покер, но теперь им нужны свежие карты. Я свое отыграл, спасибо.
Картер не сводил с меня пристального взгляда, и тут я внезапно понял: он не просто решил сделать мне заманчивое предложение. Его заставили. Или есть еще какая-то причина.
– Ты, похоже, кое-чего не понимаешь, Хоксвелл. Неужели восемь лет в застенках выветрили из твоей головы последние остатки здравых мыслей? У тебя есть шанс изменить свою жизнь, понимаешь? С тебя снимут кандалы, обнулят все обвинения, вернут звание и почет. Ты будешь получать ежемесячное жалование, как и полагается военному. Ты задумывался о том, что ждет тебя после тюрьмы? Хоть раз думал об этом?
– Думал. И не раз, – сухо ответил я.
