Квартирмейстер же едва не расплескал протянутую кружку под градом тумаков от разъяренной юнги.
– Угомонись! – засмеялся моряк. – Я пошутил. Правда-правда…
Пару шлепков он всё же для приличия пропустил, иначе девчонка не оставила бы его в покое, и примирительно поднял руки.
Давясь, Витал жадно пил и расфокусированным взглядом всё пытался отыскать чудовищ Дафны в стенах опиумной, заполненной сизым с прозеленью туманом
Дым висел среди обшарпанных стен с аляпистым орнаментом, лежал на разноцветных засаленных подушках, клубился, словно в раздумьях, перед грязными окнами с неопрятными занавесями.
Наконец юнга открыла окно.
Воздух с улицы всколыхнул ветхую ткань штор и охладил взмокший лоб капитана. Впрочем, ворвавшийся сквозняк даже с натяжкой нельзя было назвать свежим: вонь горящей мертвечины, казалось, отравила собою всякий кислород.
Проклятый пропахший смертью город! Время до отплытия «Крылатого Марлина» тянулось уже несколько мучительных дней вынужденного простоя. Царящее вокруг уныние и безысходность будто начали прорастать и в самом капитане. Убраться бы отсюда, да поскорее!
Пара солнечных лучей выхватила из полумрака на столе пыльные бутылки из-под приличного вина, а также листы бумаги с нечитаемыми каракулями и дурно сделанными рисунками. То и дело откидывая взмокшие пряди с глаз, капитан рассеянно их собрал и как мог аккуратно засунул в карман расстегнутого бушлата.
Перед капитанским носом возник крохотный пузырёк синего стекла.
– Маркиз велел вам передать и немедленно употребить. Беспрекословно.
На слове «Маркиз» глаза юнги помрачнели, однако указание отчеканила она твёрдо. Ухватить снадобье удалось не сразу, с крышечкой тоже пришлось повозиться, а от пакостного вкуса захотелось немедленно умереть и отмучиться.
Однако в голове мгновенно прояснилось, и капитан хмуро потёр лицо. В его сознании пропали всякие цвета и фигуры, и осталась только мерзость будней.
За окном раздавался одинокий стук колотушки чумного доктора.
– Пошли уже, – в голосе квартирмейстера послышалась озабоченность. – Дались тебе эти чертежи, Витал!.. Пустая трата времени! Сам знаешь, что Гильдия сейчас не выделяет деньги на всякие изобретения. Впрочем, невелика беда. За грузовые и пассажирские рейсы всяко больше платят…
– Угу. Потому и топчемся на месте. Но как долго мы продержимся на плаву с таким подходом? Разве не наши изобретения сделали Гильдию Мореходов великой и славной, м? – Витал сердито отобрал у Фаусто обнаруженный за кушеткой лист с поломанной сеткой линий неудавшейся проекции. – Я просто так не сдамся. Не на того напали… Не забывай, они ведь в прошлый раз утвердили мои предложения по улучшению фрахта и расположению орудий на судах. Да и к инженерным зазывают до сих пор…
– Ага, но сколько крови попили…? Дело твое конечно. Ой, а я говорил, что когда ты сильно умничаешь, то похож на этих верденских аристократишек из квартала богачей? Вылитый прям!
Квартирмейстер исполнил шаткий поклон и каверзно зыркнул на капитана.
– Ну знаешь… – Витал недобро повел головой, и тон его приблизил Фаусто к очередному штрафу за нарушение субординации.
– Ничего он не похож! – вмешалась Дафна и затараторила, загибая пальцы: – Они толстые, старые, страшные и бледные! Как донные кораллы! Вот! И у них нет никаких татуировок! Совсем! И кольца они в ушах не носят, а только на пальцах!
– Отставить, Мормышка, – капитан продолжал что-то искать и раздражённо похлопывал рядом с собой на кушетке. – Ближе к делу. Когда выходим в рейс? Решительно не соображу, какой сегодня день…
Фаусто сложил руки на груди и кинул осуждающий взгляд, особенно выразительный не то из-за густой сурьмы на веках, не то из-за негодования.
– Что? – замер Витал.
– А в двенадцать пополудни! Сегодня!
Капитан подскочил, глянул на карманные часы, бросил несколько золотых на стол и резко развернулся к выходу. Икак это он так потерялся во времени? Никогда такого не было. Столько же дел до отплытия… Из скверно начищенного медного зеркала со стены на него глядел осунувшийся незнакомец.
Плачевного вида.
Губы его были поджаты, тяжелый взгляд в обрамлении тёмных кругов под глазами не мигая, смотрел в отражение и, казалось, искренне ненавидел собственную выгоревшую на солнце растрепанную шевелюру.
Витал в недоумении коснулся светлой густой щетины на впалых щеках, из которой, словно волны, поднимались узоры гильдейской татуировки. Точнее, знаки его отличия. Неужто зря он столько времени уделял ежедневному тщательному бритью? Сейчас он выглядел солиднее и старше. Вряд ли кто-то бы дал капитану в этот момент меньше тридцати лет.
Всё ещё рассерженный на себя самого, Витал спешно собрал волосы в тугой хвост, нахлобучил треуголку и одернул привычным жестом бушлат.
– На выход! – рявкнул он в сторону пыльных занавесей у двери.
Утренний свет прорезал тучи и больно ударил по глазам.
Но каблуки сапогов бодро застучали по брусчатке в направлении пристаней. Прохожие, грузчики, торговцы, горожане и хмельные с самого утра леди нескромных манер поспешно расступались, освобождая дорогу, и неприкрыто глазели на членов Гильдии Мореходов вдали от порта. Квартирмейстер и юнга едва поспевали следом.
– Фаусто, всё готово?
– Так точно!
– Оборудование?
– На эскадре всё проверено. Заменили грот-брамселя на «Фурии». Шлюпки на «Золотых Песках» привели в порядок. Такелаж «Крылатого» в идеальном виде, – запыханно послышалось позади.
Сырой ветер с моря гнал по небу рваные серые облака. Сердитые волны пылили, и на порт Вердены, задушенной горечью погребальных костров, шла солёная свежесть.
Шум прибоя мешался с гомоном мореходов.Стоящие вдали на якорях суда скрипели такелажем, и крикливые чайки белоснежными росчерками разбавляли жизнеутверждающую какофонию единственного бойкого места в городе, проклятого чумой.
– Ремонтные материалы?
– Полный комплект, я ж докладывал.
– Что с накладными?
– Сработал на опережение, слышь. Я этим бездельникам фунт сургучу так и выложил вместе с документами. Сколько недель мы тогда якоря вымачивали, дескать, больно много бумаг у нас, и сургуч кончился?… Крысы канцелярские…
– О. Это ты ловко придумал!
Взгляд выхватил из толпы торговку пирогами в грязной повязке на лице, из-под которой проступали чёрные язвы. Бедняжка из последних сил нахваливала товар шарахающимся от неё бледным юнцам в потёртых камзолах. Однако какой-то моряк в лихо сбитой на затылок треуголку сидел на ящике и за обе щеки уплетал местное угощение.
– Провиант?
– Погружен. Капитан, а можно помедленнее? Мы за тобой едва поспеваем…
Ноги в высоких сапогах загремели по дощатому настилу порта, и Витал вдруг свернул в неприметную дверь под вывеской «Чай, кофе и другие колонiальные товары».
Команда привычно осталась снаружи.
Словно шкатулка с секретами, крохотная лавочка сплошь состояла из коробок, ящиков, сундучков, колоннами подпирающих тёмные от времени потолочные балки. Дух драгоценного кофе десятков обжарок, всевозможных чаёв и специй словно по волшебству вернул Витала в доброе расположение духа.
– А что, открыта ли мастерская? – после учтивого приветствия спросил моряк хозяйку, дородную пожилую даму в монокле за прилавком-конторкой.
– Как же, как же, любезный капитан Витал. Для вас мастерская открыта всегда, – мадам Моник положила на прилавок небольшой сверток в хрустящей бумаге с нарисованным драконом. – Это вам в знак нашей признательности за содействие в соблюдении торговых договоров на Морском Шёлковом Пути. И ещё вот, – рядом возникла огромная бутыль с чёрным мерцающим порошком.
– Сударыня, право, то была сущая малость в сравнении с той пользой, которую несут всем нам ваши товары и ваше искусство, – он тепло улыбнулся и приподнял треуголку.
Дюжина лет тут же покинула лицо хозяйки. Румянец проступил сквозь белила на её полном щеках, и торговка извлекла из-под прилавка маленькую чёрную коробочку с тонкой золотой вязью.
– Акифская сурьма, редчайшего состава, из самой чёрной сажи, – понизив голос, чрезвычайно важно отрекомендовала она, обмахиваясь видавшим виды веером с рваным кружевом.
Витал повертел коробочку в руках и сунул за пазуху.
– Вы не перестаёте меня баловать, – искренне улыбнулся он и деликатно поцеловал ей руку.
– Всегда удивлялась, зачем она вам. Вот уж не поверю, что без сажи на веках вы – не такой красавец…
Капитан снисходительно улыбнулся:
– Польщен. Однако данная «сажа» – не для красоты. Она бережёт глаза от солнца, отраженного водой.
Мадам Моник коротко и совсем по-девичьи вздохнула и, нажав на невидимую педаль, указала на ковёр в самом дальнем углу лавки.
– Благодарю, мадам Моник, дальше я помню! – Витал элегантно приподнял треуголку и посмотрел в глаза торговке. – Мне понадобиться лишь несколько минут.
Перехватив гостинцы поудобнее, он аккуратно сдвинул ковёр и распахнул дверь вниз.
В тёмной мастерской пахло грубым льняным маслом и растворителями.
Витал на ощупь нашёл рычаги, и из потайных ниш сверху полился мягкий дневной свет.
По-хозяйски оглядев просторное подполье, капитан заложил руки за спину и пошёл вдоль стен. Его взору предстали точнейшие копии мировых шедевров: Винардо, Терберг и Рембранди, Канато и Ваттуар… Витал прищурился – пёстрых цветов было всё ещё слишком много для его чувствительных глаз.
Он деловито пролистал стоящие стопками подрамники в тени у стен, иногда бросая: «божественно!», «Уна, ты бы видела!» и «золотые руки!».
Вдоволь насытившись, он развернулся к чему-то огромному посередине помещёния и рванул на себя стоящий дыбом холст.
На неотёсанных высоких козлах перед ним возвышалась массивная заготовка носовой фигуры для «Крылатого Марлина». Виталу показалось, что он уже видит, каким будет результат и мечтательно сощурился.
На столе у стены сверкали начищенными шестеренками хронометр, секстант и часы на цепочке. Удивительно, как подобное достояние Малого Орфея, острова Гильдии Мореходов, оказалось здесь, в святая святых чёрного рынка. Все приборы он скоро замотал в мягкую замшу, переложил в заплечную сумку и двинул к выходу.
Время поджимало.
***
– Сударыня, я категорически доволен рисовальщиками! Клянусь, спустил бы годовой бюджет собственной флотилии на все холсты до единого! Да простят меня мастера, но Винардо вышел получше оригинала…
Мадам Моник заговорщически захихикала в кулачок и бережно вернула ему тубусы с подлинниками.
– Что же. Везу заказы адресатам, – Витал любовно огладил пожелтевшие кожаные чехлы для сокровищ мировой живописи, – ну а вы, стало быть, смело выставляйте все на торги. На Вердену вернусь нескоро, а зная вашу бережливость, за жалованье рисовальщикам могу не волноваться. Уж поди, оставите и мне, босяку, чего-нибудь?..
– Ишь каков пройдоха! – старушка легонько шлёпнула веером капитанскую грудь и зарделась от белозубой улыбки. – Храни тебя Всеведущий. Или кому ещё ты там молишься, мой мальчик…
Дверной колокольчик звякнул позади и дверь лавки захлопнулась. Шум близкого порта вновь напомнил о спешке и делах. Ожидавшие у входа Фаусто и Дафна резко прервали какой-то вялый спор и посмотрели на капитана.
– На чём мы остановились… Хм… Что Маркиз? – начал Витал.
– Да как обычно, первый из нас наготове. Лекарства загружены. У ремонтных даже у кого-то обморок случился, когда он проверял готовность расходников.
– Обзывался дохлыми слизняками! Хоть к морскому дьяволу на рога, сказал, только поскорее бы отсюда свалить, – возмутилась Дафна. – Тот случай, когда даже я с ним согласная.
Она отчаянно поморщилась и покосилась на скрипевшую мимо них огромную телегу, груженную мешками, в которых угадывались очертания человеческих тел.
– Нет причин для страха. Ты же знаешь, что никто из наших не может заразиться чумой. По крайней мере так утверждает Маркиз.
Витал старался, чтобы голос прозвучал предельно уверенно и непринужденно.
– А всё Священный Альбатрос! Мы под его защитой потому что, – Дафна даже приосанилась и закинула за спину выбившиеся из-под шляпы рыжие косы.
Фаусто хохотнул и закатил глаза.
Витал жестом прервал веселье:
– Грузы? Пассажиры?
– В процессе погрузки. Высоких господ ожидаем ко времени. Но как пить дать, опоздают. Как обычно, все важные шишки плывут с нами на «Крылатом», ихняя свита и барахло распределены по бортам…
– Дафна, прошу, сделай так, чтобы они остались довольны. А не как в прошлый раз.
Веснушки и полосы татуировок на девичьем личике вдруг потерялись в гневном румянце.
– Не, погодите-ка, капитан! А откуда мне было знать, что господа не изволят выносить ночные вазы самолично-то!? Чё у них, руки отсохнут?! Да пусть на гальюн ходют как все, чай не во дворцах своих..! И вообще пусть этим занимается Лукас!!! Он ведь тоже…
– …Лукас, хоть тоже юнга, но не так сильно проштрафился, как ты, Мормышка, – с плохо сдержанной улыбкой перебил её Витал.
Ответом стала недовольная рожица. Но все же Дафна утвердительно кивнула и сердито надвинула шляпу на глаза.
Капитан зашагал вперед, и улыбка покинула его лицо.
Аристократы на корабле гарантировали головную боль.
Лишённые всяческой дисциплины, знатные пассажиры нередко считали себя вправе устраивать дебоши со скандалами, задавать лишние вопросы и влезать в устои мореходов со своими представлениями. И только его сдержанность и способность находить к ним подход без жертвования принципамибыли причиной отсутствия кляузных рекламаций и дальнейшего изнурительного обмена рапортами с Гильдией до выяснения.
…Впрочем, за такие рейсы и плата была в разы выше… А статус перевозчика важных шишек давал многие преференции и влияние в Адмиралтействе.
Витал вздохнул и поправил треуголку.
***
На подступах к кораблям порт превратился в растревоженный муравейник.
Пыльные грузчики, такие же выцветшие, как и их бесконечные мешки на спинах тёмных от пота рубах, переругивались и всё норовили пройти покороче до бортов своих судов. Телеги скрипели оглоблями, в которых выгибались лошадиные шеи в поиске обхода внезапно перегородившего дорогу бревна. Юнги, что дождевые ручейки, просачивались промеж спин господ и с важно выпяченными татуированными подбородками крысёнышами шмыгали по сходням.
