Марина Аницкая "О котах и людях: о яблоках и черемухе"

прошлого под земной корой
все, что было со мной
и не со мной
спит
сном в глубине времен
бдит
испокон
тысячей мертвых глаз
кровоточит
тысячей черных ран
стонет вода
стань
рядом, один из нас
но я
я не тогда
сейчас

вот
воздух
вдох
приоткрытый рот
не в крике, нет
след
на траве
не остается, лишь
сбилась роса
стоны и голоса
спят на изнанке лет
тишь

тишь, тишина вокруг
серебряный окоем
сонный дом
прикосновенье рук
выдох
из спящих губ
волос
у виска, выход
корней на свет
ход
созвездий, времен, планет
голос
музыки, музыки, музыки, как прибой
меж тобой и тобой
между тобой и мной

[эликсир]

[КТО: Эльфин, Вран]

[КОГДА: на Авалоне, во время выздоровления]

Встреча
двух друзей, на досуге,
как это часто бывает —
между семьей, работой,
апокалипсисом
сколько-то-там тысячелетней давности,
и тем, который пребудет,
и тем, который здесь и сейчас,
с тобой, везде,
в центре зрачка,
в глубине сердца.

«Как дела?» – «Да, в общем, неплохо», —
хозяин
поддергивает манжет,
снимает с огня пробирку,
протягивает гостю —
попробуй.

Тишина, тишина
вокруг – никого, нигде
полная остановка движения,
остановка времени
вакуум
пустота
ты один
больше никого нет
и тебя самого
практически нет совсем тоже
асимптотическое
приближение к небытию
настолько,
насколько это вообще возможно

Гость
с усилием разлепляет веки,
медленно, медленно —
губы еще не слушаются —
произносит:
«Неплохо.
Я бы даже сказал, что хорошо».

Хозяин
довольно рассматривает на просвет жидкость,
щурится,
с удовлетворением объясняет:
«Как ты помнишь,
это было военное заклинание,
боевое проклятье
с довольно большим радиусом поражения,
но дистилляция
помогает сделать эффект точечным,
управляемым,
даже вполне пригодным
для рекреационных целей».

«Да, наверное.
И что ты с этим планируешь делать?» —
«Отдам формулу медикам, наверное —
Хороших седативов всегда не хватает».

Гость фыркает:
«Ну, знаешь,
поверить, что ты смертен,
что можешь умереть,
перестать быть,
а потом обнаружить,
что это не так —
это, знаешь ли,
не то, что может взять и успокоить».

Хозяин усмехается:
«Собственно,
на этот эффект я и рассчитываю
больше, чем на любой другой».

тишина, тишина,
приближенье к небытию,
способ безболезненно скоротать время
до Суда
в противовес
переползанию от одного мгновенья к другому,
как в окопе,
экстазам, идущим горлом,
невыносимым
ужасу и красоте мира,
рвущим тебя на куски,
собирающим заново

тишина, тишина —
это важно, чтоб у тебя был выбор, говорит хозяин.
да, соглашается гость,
только так ты сможешь понять,
что на самом деле
выбора нет

[печати]

[КТО: Эльфин]

[КОГДА: в Каэр-Динен, сразу после создания Авалона]

1

Голос был белый, как вата, как сахарный сироп – и от этого голоса почему-то становилось страшно. Он просачивался внутрь – в уши, в ноздри, в горло, становясь там липким и сладким, как сгущенное молоко, склеивал гортань, и становилось невозможно издать ни звука. Тише, говорил голос, все будет хорошо, все будет в порядке – и от этого «в порядке» хотелось орать и биться головой о белые стены, только чтобы стало тихо, тихо, тихо, и чтобы это в порядке, в порядке, в порядке, было уже без него, без него, без него.

*

Голос был черный, низкий, тяжелый, с переходом куда-то в инфракрасный, как самый гулкий гонг, нет, ниже, еще ниже, так, что слышно было его уже не слухом, а костями, самым нутром костей. Дыши, говорил голос, дыши, и от этого все тонкие пленки, все перепонки внутри, в недрах зыбкой мясной мякоти вздрагивали и сотрясались.

Дыши, повторял голос, на мгновенье уходя эхом еще ниже, в неслышимую глубину, давая распрямиться, расклеиться пленкам, начинавшим тут же хрипеть от ужаса, от понимания, что перестать дышать будет нельзя.

*

Голос был синий, гладкий, твердый; он ничего не хотел, просто занимал пространство, спокойно и равнодушно выдавливая из этого пространства все, что его не устраивало, все что не было им – округлым, синим, бездонным, занимающим свое место и свое время. Соберись, говорил голос. С ним можно было бы сосуществовать, с ним можно было бы смириться, но он придвигался ближе, ближе, и ближе, заставляя сжиматься все меньше, меньше и меньше, подбираясь, втягивая живот, поджимая колени, накрывая локтями голову. Ну вот, можешь же, сказал голос с прохладным удовлетворением и отвернулся.

*

Голос был зеленый, жидкий, тягучий, сначала прохладный, заливший все с головой – и вдруг начавший застывать, становясь все гуще, все тверже и горячее, застывая колом вокруг, схватывая, как смола. Аа-а… Аа-а… Аа-а… Аа-а… – запел голос, и стало ясно, что это конец. Это все, это навсегда.

Он рванулся изо всех сил, зеленая смола закачалась, аа-а, аа-а, аа-а – отозвалось в костях и затихло. Зеленый голос замер вокруг студнем.

Это правда навсегда, подумал он, и заплакал невидимыми слезами от облегчения.