– Иди, родной, в спальню, я сейчас…
Кобелина поднялся, ещё раз подозрительно скосился на пришельца, недовольно рыкнул вполголоса и, оглядываясь, убрался восвояси.
– Прошу, – вежливо пригласили Фильку.
Дальше прихожей нежданного гостя не пустили. Правда, усадили на мягкий стул, примостившись напротив. Прихожая была достаточно просторной, с соответствующей мебелью. Мадам слегка наклонила голову, поправила сползающую с колен полу халатика и приготовилась слушать:
– Ну, продолжайте…
Рядовой работник фирмы, наконец-то, освоился в окружающей обстановке и бодро начал:
– Я так понимаю – Вы ближайшая родственница, то есть жена, Вакулы Ардалионовича Бедича. Мне бы…
Последнее слово собачей костью застряло в горле Косого, так как жизнерадостный вид женщины стал заметно меняться. Её вишнёвые глазки расширились и округлились, грудь поднялась на глубоком вдохе, а губы прошипели, глотая слова:
– Так это ты от этого убо… Так это тебе надо это бездарное существо, бывшее, к несчастью, моим мужем! Он опять берётся за своё! Пусть спасибо скажет, что я не упрятала его в тюрьму за оскорбления, нанесённые мне неоднократно! Да, если б кто знал…
Елизавета Леопольдовна встала со стула и, извергая слова негодования и мириады искр из глаз, ожесточённо жестикулируя, весь свой гнев обратила на растерявшегося и окончательно сбитого с толку Фильку. Тот тоже поднялся и попытался вклиниться в бурный поток бранных изречений.
– А где же…
– И после всего этого оно, грязное существо, ещё хочет от меня что-то…
– …оно, они… сейчас?
Вдруг она остановилась на полуслове и пристально стала разглядывать Косого.
– Видать ты, малявка косоглазая, друг… детства Вакулы или как? Вон отсюда! Кнопка-а-а! – позвала Елизавета кого-то, обернувшись внутрь квартиры.
Раздалось рычание и из-за двери, изготовившись к броску, открыв широко пасть, выглянул дог…
Спустя несколько секунд, с разорванной штаниной, вспотевший и растрёпанный Филька выскочил из подъезда. Чуть не столкнувшись с каким-то мальчиком, он, с опаской оглянувшись, подбежал к Тишке. Тот, увидев напуганного дружка, изрядно встревожился. Благодушного настроения как ни бывало.
Выслушав сравнительно осмысленную исповедь коллеги, Тишка предложил успокоиться и не спеша обдумать: что делать дальше?
– Понятно однозначно, как говорил мой дед Кузьма, Вакулу списали с довольствия в этом недурственном сооружении и демобилизовали под чистую…
– Отстранили конкретно! – подхватил мысль Косой. – И где ж теперь оного искать? С его супружницей диалог пока не склеился… – добавил фирмач с тоской разглядывая клок штанины.
– Вот именно – пока… – повёл плечами Тишка и нахмурил лоб в поисках верной идеи.
Пока дружки обсуждали и думали, к подъезду подошла девушка. На ней было длинное, простого покроя платье; на плечах чёрный платок, в руках типичная женская сумочка. В общем, ничего особенного. Но притягивало внимание благостное, даже одухотворённое выражение довольно симпатичного лица. Именно это лицо подсознательно отметил Тишка, продолжая разговор с другом. Когда же девушка, подойдя к двери подъезда, машинально перекрестилась, Бедень даже встрепенулся!
– А ведь в Ляпове, хорьку прививки делала монашка… – задумчиво протянул он.
– Ты о чём? – переспросил Филька.
– Да так, размышляю… – и Тишка словно спохватился: – Наверное, нужно отправляться к Мыслителю: подкрепимся, отдохнём, обсудим в тиши – глядишь, светлая мысля мелькнёт.
Рядовой сотрудник фирмы возражать не стал. Пока ребята поднимались со скамейки, из подъезда стремительно выскочила благостная девушка. В руках держала вместе с сумочкой разорванный платок, возмущённо поправляла взбившиеся волосы, непрерывно крестилась и гневно что-то шептала, сверкая тёмными очами.
– Она! – остановился на месте Тишка и добавил: – Прости мя Боже душу грешную, ежели я в чём не прав – но это есть божья матушка! И, скорее всего, та самая спасительница хорька…
– Да, – подхватил Филька, – судя по разорванному платку и возбуждённому виду, можно предположить, что эта скромная, набожная девица общалась с неповторимой, слегка необузданной, но гостеприимной супругой Вакулы.
– И создаётся впечатление, что не одним нам нужен неуловимый Ардалионович…
– А, может, и не только он… – поднял вверх палец Тишка, – Как говорил дядька Агафон (что живёт возле магазина), незнакомец, встреченный дважды, становится знакомым, а иногда и более того…
– Значит… придётся обзавестись коллегой из среды слабой половины рода человеческого, что не совсем плохо, учитывая наличие у девушки божественной склонности и привлекательной наружности…
– Коллегой – бабой?! – закосил глазами Филька. – Упаси Господи…
– Ей, родимой. Если женщина стремится к тому, что и мы, то лучший способ от неё избавиться – сделать своим партнёром. Согласен?
– Но – только партнёром, – собрал воедино глаза Филька.
Рассуждая, дружки упрямо следовали за взволнованной девушкой. Тишка по ходу обдумывал, как естественнее познакомиться с таинственной божьей особой и возможной конкуренткой. Наконец мелькнула подходящая идея, в которой Фильке отводилась главная роль, правда, немного рискованная и слегка аморальная. Выслушав замысел, Косой сопротивлялся не долго: пожертвовать моральными принципами ради общего дела – святая обязанность!
Выпрямившись, поправив чуб, Филька устремился к монашке. Догнал её, выхватил из рук сумку и ускоренным шагом кинулся вперёд. От такой наглости девушка вначале опешила, но быстро пришла в себя и со стандартным возгласом: “Стой! Держите вора!” – проворно помчалась за Филькой.
И, когда уже некоторые, неравнодушные к чужим проблемам граждане собирались присоединиться к погоне, всех опередил Тишка! Вспомнив уроки бега, полученные в соседских садах и огородах, он, опередив нарастающий поток сочувствующих, со спринтерской скоростью догнал грабителя. Выхватил сумку и успел шепнуть запыхавшемуся другу:
– Быстро прячься в подворотне и линяй к Мыслителю! Буду к вечеру…
Косой ощутил опасность нутром, поэтому исчез мгновенно, а его коллега уже успокаивал толпу и протягивал злополучную сумочку благостной девушке – знакомство состоялось…
– Премного благодарна, – отдышавшись, кланялась благостная, поправляя волосы и вытирая капельки пота с разгорячённого лба.
– Рад был помочь такой необычной девушке, – галантно склонился в ответ Бедень и тут же представился: – Бедовый Тихон Петрович, в просторечии – Тишка Бедень, зам директора по финансовым и иным деликатным вопросам крупной консультативно-поисковой фирмы!
Такое усложнённое личностное представление, особенно в части места работы, развеселило девушку.
– И что же Вы такое деликатное консультируете и ищете? – спросила она шутливо.
– Если бы ещё узнать Ваше неповторимое, божественное имя, я бы такое рассказал!… – беря девушку под локоток, заулыбался Бедень.
– Устя Посадская, в просторечии – Устинья, – протянула она руку. – Приехала в этот город искать работу. – И вновь вернулась к теме: – Так что же Вы консультируете и ищете?
– Всё! – многозначительно и твёрдо произнёс Тишка. – На этом интригующем поле деятельности наша фирма, и Ваш покорный слуга в особенности, так набили руки, ноги, морды и, извиняюсь за выражение, задние места, что запросто можем, глядя на Вас, кое-что угадать из Вашего прошлого и настоящего!
– Забавно!
– Тогда начнём, – продолжил изъясняться парень. – Последним местом Вашего пребывания, Устинька, явно было что-то высоко духовное, непорочное, скажем в виде девичьего монастыря в незабвенном городке Ляпове…
Тишка пристально взглянул на Устю, проверяя глубину эффекта от сказанного. Однако на лице девушки ничего не отобразилось, только глаза больше раскрылись. С достоинством посмотрев на гадателя, она произнесла:
– Есть такой факт в моей биографии. Я этим горжусь… и не скрываю своего поклонения Христу. – Помолчав, добавила: – Значит, Вы тоже из Ляпова? Тогда Ваша догадливость становится понятней…
– Где-то так, рядом… возле… – загадочно пожал плечами Тишка. – Судя по тому, что милая монашка оставила святое место, её интересы и планы на нашей грешной земле – поменялись! Я бы очень хотел, чтобы наш поход в кафе стал возможным, то есть вписался бы в происходящие изменения, а? – ловко сменил Тишка тему, понимая, что приступать к главному так резко нельзя.
– Да, надо бы перекусить… – согласилась Устя.
Продолжая охотно беседовать, парочка отправилась к центру города искать место для приятного и аппетитного отдыха.
…После полудня, с приходом Тишки, проводившего ответственное мероприятие с лицом божественного сана, троица приступила к обсуждению результатов первого дня пребывания в Облыгорске. Повестка состояла из двух пунктов: отчёт о переговорах с монашкой и, так и не вышедший из тупика, перезревший вопрос с Вакулой.
Комната гостиницы, рассчитанная на двоих постояльцев, еле уместила третьего. Но дельцы не унывали. Поисковые нестыковки только раззадорили Тишку. Его настроение невольно передалось коллегам. Усевшись за узким столом, лохматя густые волосы, зам директора бодро докладывал по первому пункту. Григорий в беседу не вступал и только слушал, выполняя роль повара-официанта: готовил и подавал на стол нехитрую снедь, грел чай, убирал со стола.
– Милая монашка, – докладывал Тишка, – похоже, самостоятельно занялась тем же благородным делом, что и наша крепнущая фирма. И не схватите эпилептический приступ: как вы мыслите, кем был её папка?…
Бедень с ухмылкой уставился на притихших фирмачей и победно продолжил, – … археологом, тем самым Гансом Миллером! Что спонтанно всплыло за чашкой кофе в ностальгических воспоминаниях о родителях. Очевидно, ей кое-что досталось от папашиного доклада....
– Вот это новость… – статуей замер Григорий, чуть не выронив чашку.
– Как говорил дед Антип, постоянно проживающий в нашем селе за магазином, служивший во время войны первым помощником повара: “При артобстреле, второй снаряд обязательно попадает в кухню!” – поднял палец Филька. – Отчего, второе пришествие монашки, естественно, случайным быть не может.
– Если это так, то нам придётся божье создание заманить в штатные сотрудники фирмы. Из конкурентки мы сделаем помощницу. В нашем сложном поисковом деле без женского обаяния не обойтись. Как вы считаете?
– Скорее, да, чем – нет, – глотнув чая, вышел из стопора директор.
– Как говорил дядька Агафон “баба утяжеляет воз, но с ней легче сено складывать…” – скосил глаза рядовой сотрудник, прожёвывая хлеб с маслом.
– Вот именно, – одобрительно кивнул зам. – Кстати, зовут послушницу Устиньей Посадской – хорошее русское имя, укреплённое немецкими генами и отчеством – Гансовна. Проработку кандидата на пост сотрудника фирмы продолжу завтра, прямо с утра. А сейчас не менее важная информация по второму вопросу, о незабвенном Вакуле Ардалионовиче.
– Ты что-то выудил? – вытянулось лицо Григория.
– А как же! После неповторимого обеда с Устинькой и её трогательных проводов к месту проживания, я отправился к дому бывшей супруги Ардалионовича…
– И что – она тебя приняла? – приподнялся Филька.
– Нет, зачем же рисковать своими брюками, а возможно и чем большим… Я подсел к добропорядочным пенсионерам, вбивающим домино в крепкий дубовый стол, угостил их пивком за проигранную мной партию козла и выяснил мимоходом всё касаемо Вакулы.
– Ну-ну… – напрягся, синея, директор.
– От козла тоже бывает польза, если по назначению употребить… – прокомментировал мимоходом рядовой работник.
– Так вот, – вдохнул глубоко Бедень, – наш искомый клиент обманным путём был вытурен из законной квартиры сексапильной супругой и её новым хахалем, опустился на дно нашего демократического общества и теперь успешно – бомжует.
– Вон как… А где же, где?! – нетерпеливо затрепетал Григорий.
– Адреса подвалов возможного пребывания княжеского потомка у нас есть! – Тишка продемонстрировал смятый листок бумаги. – До захода солнца время имеется, поэтому предлагаю потратить его с пользой.
Возражений не последовало. Убрав уже несъедобные остатки, дельцы заспешили в гости к неуловимому клиенту.
…Вход в подвал очередного по списку дома нашли не сразу. Нет, “официальный” был, однако на его двери висел солидный ржавый замок. А “неофициальный” – представлял подобие дыры в потрескавшемся фундаменте. Этот лаз небрежно прикрывался трухлявым бревном.
– Вспомним босоногое детство! – торжественно объявил Тишка и, отодвинув бревно, смело полез в отверстие. Филька, сделав презрительную гримасу, без слов отправился за другом. Григорий же нерешительно потоптался и, нахмурив брови, проделал те же действия.
Подвал встретил, как и полагается, полумраком и резкими запахами характерными для мусорных и помойных ям. Обнадёжил мерцающий в глубине свет. Туда и направились, осторожно обходя самый разный хлам. Когда подошли ближе, перед дельцами предстала типичная картина пристанища изгоев общества: керосиновая лампа в компании объедков на ящике, приспособленным под обеденный стол. Вокруг – на лежаках из бумаги и тряпья – отдыхали от трудов, вероятно, далеко неправедных, люди, вернее, отдалённое их напоминание, близкое к братьям нашим меньшим.
Гулкие шаги пришедших гармонично вписались в нестройный храп, доносившийся из бесформенной кучи.
– Как говаривал мой дед Кузьма: “ежели из навоза слышен храп, значит, скотина не совсем голодная”, – глубокомысленно произнёс Тишка, остановившись перед лежбищем: разобрать, где тут люди, а где тряпьё – сходу было невозможно.
– Дед Антип говорил несколько иначе. Когда его, пропившего последние трудовые рубли, кочергой выгнала из дома родная старуха, он провозгласил: “Человек становится скотиной в двух случаях: при переборе святой воды, то есть самогона, и, когда наблюдается резкий недобор денежных знаков”, – философски поддержал друга Филька.
– Похоже, мы наблюдаем тот тяжёлый клинический случай, когда обе причины сошлись вместе, – продолжил грустно Тихон.
– Раз лампа тлеет, значит, обед закончили недавно, – вставил своё и Григорий. – Надо будить…
Наконец, в куче началось шевеление, и из-под полы, очевидно, демисезонного пальто, показалась голова. Она представляла нечто лохматое, бородатое и усатое, с волосами собранными в грязные пучки. На этом фоне блеснули два мутных глаза, и раздался скрип, направленный в сторону кучи:
– Вихляй, кажись, у нас гости…
После такой длинной речи, голова утробно закашлялась, и предприняла попытку покинуть спальное ложе. С мелкими ругательствами и недовольным кряхтением куча стала распадаться на головы, руки, ноги…
– Ну, вот и ладненько, – обрадовался Тишка, доставая из авоськи бутылку ”Столичной”, кусок варёной колбасы и буханку хлеба.
Всю эту роскошь аккуратно поместил на импровизированный стол, отодвинув объедки.
– Надеюсь, затравка для душевной беседы не помешает? – говорил он, помогая “человекообразным” принимать устойчивые положения.
– Да уж, – поддакнул Филька, придерживая мужика с испитым, землистого цвета лицом, – водочка способствует трём “раз”: разогреву, расположению и развязыванию… не только языков.
Наконец, сбитые с толку бомжи, в количестве трёх человек, беззлобно поругиваясь, перекидываясь тёплыми словечками на местном диалекте, расселись вокруг нежданного “обеда”. Тишка проворно наполнил грязноватый, заметно битый, стакан водкой и протянул Вихляю. Этот мужик выделялся особенной подавленностью. Казалось, он ещё не привык к нищенскому существованию и воспринимал окружающее, как нелепое недоразумение. Но стакан взял охотно и, не скривившись, влил в себя пойло целиком. Настороженность в глазах смягчилась и, вытерев рот, бомж поинтересовался:
– За что такая милость? Даром только свиней кормят, чтобы потом резать…
– Покусай меня Родькины гуси, но Вы, уважаемый, перед тем как попасть в этот неповторимый подвальный рай, наверняка имели неполное образование, в смысле сельского хозяйства, – обрадовано выпалил Филька.
– Поэтому надеемся, что Вы внятно расскажете, где сыскать средь вашей братии моего дражайшего родственника, Бедича Вакулу Ардалионовича, – горячо подхватил Тишка.
Вихляй раскрыл щербатый рот и пролепетал:
