Не дождавшись ответа, Мартынов продолжил разгон. – Что молчишь?
– Попов только этой бандой занимается, его больше никуда не дергаем.
– А где результаты? Где?…
Кравченко, понимая справедливость обвинений, уныло промямлил. – Несколько раз садились ему на хвост, но его кто-то предупреждает…
Мартынов задумчиво уточнил. – Думаешь от нас утечка?
– Организуем засаду, а он о ней знает. Караваев и Зустер на Ваганьково, а Кошелек дальше гулять.
– Ну и что думаешь делать? Только за последние полгода за Кошельковым числится двадцать три трупа… Ты хоть представляешь?
– Вторую неделю по Кошельку тишина. Может, он свинтил из Москвы…
Мартынов со злом продолжил выдвигать утешительные для них предположения.
– А может просто отдохнуть решил или подковы закончились… Иди, думай, что делать…
К идущему по бульвару Сереже Барину сзади незаметно подошел Ковалев.
– Здравствуй, Сережа.
Барин вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса и обернулся. – Добрый день.
Ковалев приветливо поздоровался за руку. – Я хотел с тобой переговорить.
– О чем?
– У меня складывается впечатление, что Кошельков не выполняет наших договоренностей. С моей помощью он уже стал богаче арабского шейха, а вещицы, которая меня интересует, все нет… Странно…
– Так это к нему. У меня нет желания журить его за это.
– Мне тут случайно удалось покопаться в архивах. Оказывается, в четырнадцатом году Лунев признался лишь в том, что вещи из ограбленного особняка к нему принес Кошельков. А вот его местонахождение полиция узнала от…
Барин нервно оборвал Ковалева. – Что надо?
– Приятно иметь дело с понятливыми людьми. Меня интересует нож с рукояткой в виде двуглавого орла.
– Я такого не видел.
– Я переживаю, что Кошельков может утаить его, даже если и найдет.
– Самое ценное он забирает в общак. Где он его хранит, не знает никто из наших.
– Нужно постараться узнать.
– В это я играть не буду. Если Кошелек почувствует, что я его пасу, то…
– Мне тут случайно удалось покопаться в архивах…
Сережа, понимая, что Ковалев просто так от него не отстанет, был вынужден поделиться с ним хоть какой-то информацией. – Гусь говорил, что видел его с какой-то барышней рядом с Андроньевским монастырем.
– Рядом с монастырем? Это интересно… Частенько под монастырями подземелья таятся… Сережа, ты уж по старой памяти, поимей в виду, что мне интересно все о Кошелькове. Присмотрись, куда он все прячет. Договорились?
Барин с явной неохотой согласился. – Договорились. Только для этого нужно ищейку нанимать.
Ковалев на секунду задумался и довольный дельным предложением Барина, уже весело произнес. – Ищейку? Мысль интересная.
Барин смотрел вслед уходящему Ковалеву и со злом сплюнул себе под ноги.
Ковалев подошел к двери квартиры филера, адрес которого узнал, несколько часов прокопавшись в бумагах, оставшихся от управления царской жандармерии. Прокрутив ручку звонка, он через минуту услышал голос из-за двери.
– Кто там?
– Я хотел бы переговорить с Артемом Ивановичем. У меня для него есть работа.
Дверь открылась. На пороге стоял филер, с интересом оглядывающий неожиданного гостя.
– Я Артем Иванович. Чем могу быть полезен?
– В прошлые времена Вы числились в охранном отделении одним из лучших агентов.
– Извините, домой не приглашаю, у меня не прибрано.
Ковалев протянул ему фотографию. – Я хочу, что бы Вы проследили передвижения этого человека.
Увидев знакомое лицо, филер ни минуты не сомневаясь, сразу же отказал в исполнении заказа. – Кошельков. Увольте. Голова дороже. Всего хорошего.
Филер попытался закрыть дверь, но Ковалев попридержал ее плечом и раскрыл протянутую ладонь, на которой лежали десять золотых монет. Словно змей искуситель он вкрадчиво предложил явно испытывавшему материальные затруднения филеру.
– Десять червонцев до, и еще десять по окончании.
Филер замер в раздумье. Ковалев, между тем, словно уже получил согласие, уточнил детали. – Меня в первую очередь интересует его передвижения в районе Андроньевского монастыря. Там по моим сведениям обитает некая барышня, к которой он наведывается. Вы даете мне ее адрес и получаете остаток. Всего делов то. Идет?
Филер с явной неохотой выдавил из себя. – Идет.
За проходящим вдоль двухэтажных домиков Кошельковым, на достаточно приличном расстоянии следовал филер. Но даже на таком расстоянии Яшка звериным слухом уловил звук шагов за спиной. Его насторожил идущий следом по пустой улице человек.
Решив проверить свои подозрения, Кошельков свернул в ближайшую подворотню и замер. Через некоторое время в этом месте остановился и филер. Выждав несколько секунд, он зашел в подворотню, где сразу же Кошельков приставил к его виску наган. – Голубь, я второй день замечаю тебя за своей спиной.
Филер, стараясь говорить спокойно, попытался усыпить бдительность Кошелькова.
– Ошиблись Вы, господин хороший. Спутали меня с кем-то. Я к куму своему иду. Именины у него сегодня.
Но Яшка был битый волк, и на мякине его было сложно провести. – На кого работаешь? Ну?
Филер упрямо твердил свое, одновременно судорожно прикидывал в уме, как выбраться из смертельной ловушки. Успеть бы выхватить браунинг из-за пояса. – Ни на кого я не работаю. К куму иду. Вот и подарок у меня для него.
Филер засунул руку под пиджак и резко выхватил пистолет, но Кошельков успел выстрелить первым. Филер по стене сполз на землю. Кошельков, посмотрев по сторонам, быстрым шагом удалился. Он пошел к Настене не привычной дорогой, а, наворачивая круги и постоянно проверяясь. Для Кошелькова самым плохим было то, что он не понял, на кого работал топтун.
Чернышев старательно заполнял журнал вызовов, находясь за стойкой дежурного. Он бодро поздоровался с зашедшим Кравченко. – Здравствуйте, Тарас Семенович.
– И тебе не кашлять. С облавы с Сухаревки не возвращались?
– Нет. Звонили из Совнаркома, спрашивали по убийству этого, который из охранки. Спрашивали, мол, где точно нашли труп? Начали искать убийцу или нет?
Взяв из рук Андрея журнал, Кравченко бегло просмотрел последние записи, одновременно разговаривая с ним.
– Нам больше нечем заниматься. Я бы всех бывших к стенке ставил, чтобы воду не мутили. А кто звонил то?
– Ковалев. Кто же еще… Въедливый… Что, да как?… В каком точно месте?
– Ответил ему?
– Ответил.
– Ну и ладно. Попов с облавы появится, пусть сразу ко мне.
– Хорошо, передам.
Ковалев стоял на улице, у подворотни, в том месте, где был убит филер. Озираясь по сторонам, он пытался восстановить картину убийства. Собственно говоря, его интересовало одно, откуда и куда направлялся Кошельков. А то, что это было его рук дело, у Ковалева даже не возникало сомнений. Услышав шум мотора, Ковалев сразу же спрятался в подворотне. Мимо проехала машина, за рулем которой находился Кошельков. Даже не веря в такую удачу, Ковалев, немного выждав, выскочил из подворотни и устремился вслед за машиной.
Свернув с улицы в сторону Яузы, откуда был хорошо виден Андроньевский монастырь, запыхавшийся Ковалев остановился и из-за старой липы стал наблюдать, как из машины вышел Кошельков. Ему навстречу из дома показалась Настена. Они о чем-то поговорили и вместе зашли в дом. Ковалев довольно потер руки и, подождав еще десять минут, напевая незамысловатую песенку, отправился в обратную сторону. Все, что его на данный момент интересовало, он узнал.
Пронька сидел у своей будки и, не торопясь, латал старый ботинок. Рядом с ним пристроилась на ящик стандартная обитательница Хивы, Глашка Паленая. Определить ее возраст было невозможно, да она и сама его толком не знала. Дни и годы беспробудного пьянства с малолетства слились в одно безликое целое. Они для нее различались только степенью побоев на лице и теле. Неделю назад ей удалось упереть у заснувшего рядом с ней домушника Фильки хорошо пошитое платье из голубой парчи. Нарядившись, Глашка даже изъясняться старалась на благородный манер. Теперь в нем она выглядела, как дворянка, потрепанная жизнью. Эту потрепанность усиливали появившиеся бурые пятна на платье и лиловый синяк под левым глазом. Глашка безрезультатно пыталась выклянчить у непьющего Проньки немного денег. Она сама понимала, что зря тратит время, но идти было некуда, нигде ее не ждала живительная влага. Глашка, выглядывая в людской толчее своего потенциального спасителя, в большей степени для полезного времяпрепровождения, канючила. – Пронька, если не дашь на похмелку, я буду вынуждена на тебя обидеться.
Но Проньку сложно было пронять подобными доводами. Он лишь усмехался.
– Тяжко будет пережить такое горе, но я сдюжу.
– Пронечка, миленький, мой Петя вернется с дела, и я сразу отдам. Он у меня, знаешь какой фартовый?
– Знаю, второй месяц не просыхает… Только вчера во-н в той луже пол дня валялся босой. Даже свои дырявые штеблеты пропил. Идите, Глафира Сергеевна, с Богом, не мешайте работать.
Глашка с неохотой отошла на несколько шагов, соображая, где бы раздобыть опохмелку. В это время к Проньке подошел Митяй, сын мельника. – Ты, что ли Пронька будешь?
Пронька сурово одернул хлыща с его запанибратским тоном. – Для кого Пронька, а для кого Прон Матвеич.
Митяй поправил картуз с лакированным козырьком и был вынужден обратиться хотя и с ухмылкой, но уже с большим почтением. – Мне бы, Прон Матвеич, Кошелькова Яшку повидать.
Пронька, не глядя на Митяя, с явной издевкой ответил. – Если охота, то и повидай. Считай, я разрешил.
– Дык… Это… А где?… Где мне его найти?
Пронька, наконец, удосужился поднять голову и оценивающе посмотреть на Митяя.
– А с чего ты взял, что я знаю? Ты вообще-то кто мил человек?
Под пристальным взглядом Митяй несколько стих и начал сбивчиво объяснять.
– Я? Митяй Рыков из Вязьмы. Яшка знает меня. Мне бы с ним свидеться. Он раньше у Вас в подмастерьях был.
– О-о-о, у меня столько подмастерьев было, всех и не упомнишь. И адресов ихних у меня нет. Иди мил человек, не мешай работать.
Разочарованный Митяй отошел в сторону. Глашка наметанным взглядом оценила хромовые сапоги, атласный жилет под пиджаком и тут же взяла красавчика в оборот.
– Кошелек нужен?
Митяй заинтересовано обратил внимание на помятую даму. – Ты знаешь, где его найти?
– Яшенька мой лучший кореш. Только этой ноченькой расстались. Говорит, жди ненаглядная, я не долго, к вечеру обернусь. Жить, говорит, без тебя не могу.
Митяй недоверчиво оглядел барышню сомнительной свежести. – Без тебя?
– Любит меня и чтит он мое благородное происхождение. Папенька мой, князь Голицин-Шимаханский, слышал наверно, в Париж утек. А я вот здесь. Все из-за нашей с Яшенькой любви неземной и страстной.
– Так, где мне его найти?
– Так сказала же я тебе, ко мне он вернуться должен, в место укромное. Только не велел мне Яшенька про то место никому сказывать. Разве только состоятельному господину, который сможет скрасить ожидание княжны, угостить ее…
Глашка настолько убедительно играла свою роль, что Митяй, сомневаясь в глубине души, все же подумал, – Как же революция может судьбу человеческую изломать.
Вслух же он сказал. – Дык, я не босота приблудная и угостить могу.
Княжна Голицина-Шимаханская тут же, пока Митяй не пришел в себя, зацепила его под руку и потащила в сторону, расталкивая людей. Вслед им смотрел Пронька, но без усмешки, а очень серьезно.
В кабинете Чернышев допрашивал мешочника, мужчину в поношенном пиджаке и косоворотке неопределенного возраста, заросшего нечесаной бородой. Мужик то ли придуривался, то ли на самом деле был на редкость бестолковым, но только он за время допроса довел Андрея до белого каления. Юный чекист, стараясь не сорваться, заполнял протокол. На краю стола лежали семь буханок хлеба, два больших куска сала. А на полу находились изъятые пустые мешки и двадцать подков, нанизанных на веревку.
Чернышев поднял голову, посмотрел на мешочника и, стараясь, как можно строже, в очередной раз спросил. – Значит, гражданин Суров, Вы хотели обменять эти продукты на что-нибудь? Что-нибудь – это что?
– Че это?
– Я спрашиваю, что-нибудь это что?
– Дык, кто ж его знает…
– Как же так, хотел обменять, а сам не знаешь на что? Что мне писать в протоколе? Пошел туда – не знаю куда, поменял на то, не знаю на что…
