Иванов после паузы неопределенно пожал плечами. Раздался звук разбившейся чашки. Хозяин с лампой пошел на кухню, где в темноте находились чекисты Зустер и Караваев. Зустер смущенно держал в руках осколки от разбитой кружки. – Вот… Вы уж извините. Попить хотел… Темно…
Иванов тактично успокоил чекиста. – Да, что уж… Ничего страшного…
У входной двери раздался звук колокольчика. Все на мгновение замерли. Чекисты достали наганы и жестами показали, что бы Иванов шел открывать дверь, но тот медлил. Было видно, что он боится. Жестами Зустер показал, чтобы тот не волновался. Иванов вышел из кухни и направился к входной двери, у которой вновь зазвучал колокольчик. Антиквар, собравшись с мыслями, охрипшим от страха голосом спросил. – Кто?… Кто там?
Из-за двери девичий голос произнес. – Фрося Репина из Мытищ.
– Какая еще Фрося?
– Федот Матвеич сказывал, что Вы стариной любопытствуете. Он Вам в прошлом годе монетки еще сменял… Ну, те, что в огороде нашел… маленькие такие.
– Монетки?… Не помню… А Вам, что угодно?
– Ковшичек я сменять хотела. Старенький, из серебра.
Иванов сразу проявил любопытство и открыл дверь. – Что еще за ковшичек.
В квартиру зашла Настена и, достав из узелка древнюю серебряную братину, протянула ее антиквару. Тот сразу же преобразился и с азартом начал рассматривать предмет.
Иванов с напускным равнодушием, косясь в сторону кухни, оценил принесенную братину.
– Состояние конечно плачевное.
Настена, округлив глаза, играла свою роль. – Бабка Глафира сказывает, что ему тыща лет.
– Возраст сильно преувеличен. Рядовая вещица. Скорее всего, медь с серебрением.
– Как же так? Я из Мытищ сюда специально перлась… Как же так?
– Только из жалости… Что Вы, барышня за него хотите?
– Так, думала сальцем разжиться.
– Ну, Вы, барышня загнули! За мятый медный ковшик… сальце… Все, что могу предложить – фунт пшенки.
– Так мало?… Ну давайте, хоть пшенки…
Иванов, вспомнив, что пшенка находится на кухне, где и чекисты, замялся, покосился в сторону кухни. Наконец желание приобрести ценную вещь пересилило, и он решился на обмен.
– Постойте, барышня тут, я сейчас.
Зустер и Караваев стояли на кухне сбоку от двери. Туда зашел Иванов. На молчаливый вопрос Караваева он тихо произнес.
– Это не то,… это не бандиты. Так, барышня знакомая. Я ей крупы немного обещал.
Иванов начал копаться в серванте, открыв застекленную дверцу. Он достал небольшой кулек и вышел.
Караваев с подозрением посоветовался с напарником. – Может это та, наводчица?
Зустер с некоторым сомнением успокоил его. – Сказал же, знакомая… Нам в первую очередь Кошелек нужен. Даже если наводчица, ее не надо трогать.
Пока Иванова не было, Настена успела увидеть в отражении застекленной дверцы серванта чекистов с наганами в руках.
К вышедшей из дома Настене сразу же подошел Кошельков и нетерпеливо поинтересовался. – Ну?
– Как ты и говорил.
– Сколько их?
– Двое… Вроде… Я двоих видела.
Кошельков в нетерпении облизал пересохшие губы. – Ну, давай, как договаривались. Потом сразу свинчивай, что бы мои тебя не видели.
Иванов, меняя освещение, с восторгом начал рассматривать братину. Он радовался словно ребенок. К нему подошла дочь, с которой антиквар поделился своей радостью.
– Грандиозно… Как минимум, начало шестнадцатого века. Скорее всего, эпоха Ивана 3!
– Ценный ковшик?
– Ценный? Да ему цены нет! Подобная братина есть только у Либермана…Подумав, антиквар поправился, – была…
– Это, которого убили?
Иванов на мгновение задумался, но не успел ответить. Раздался настойчивый звон колокольчика у входной двери. Антиквар направился в прихожую. Подойдя к двери, он насторожено спросил. – Кто там?
Из-за двери ему ответил встревоженный голос Настены. – Дяденька! Это снова я, Фрося! Там на улице дядька какой-то лежит, весь в крови.
Иванов не торопился открывать дверь. – А я здесь причем? Я не врач.
– Он говорит, что из ЧК, какой-то Кравченко. Просит позвонить в Чеку.
К двери подбежали чекисты. Они оттолкнули Иванова и выскочили к Настене. – Где он?
– За углом, в кустах. Там кровищи – жуть!
Выбежавшим вместе с ней из дома чекистам Настена рукой показала на дальний угол двора. – Вон там, в кустах, у забора.
Чекисты побежали в указанное место, а Настена быстро ушла в противоположную сторону.
Караваев и Зустер, утопая в глубоком снегу, начали раздвигать кусты, пытаясь там что-то разглядеть. Они окликнули Кравченко. – Тарас, ты где? Тарас!
– Тарас! Свои…
Чекисты не заметили появления сзади трех темных фигур. Несколько ударов ножей заставили Зустера и Караваева с хрипом осесть на снег. Окружив неподвижные тела чекистов, бандиты стали обсуждать, что с ними делать.
– Пусть тут валяются, темно уже. До утра никто не увидит.
– А если кто наткнется? Нам раньше времени шухер не нужен. Нужно в кусты их закинуть.
Два бандита начали затаскивать трупы в кусты, но их остановил подошедший Кошельков.
– Погодь, обшманай их сначала. Нам их ксивы пригодятся.
Иванов нервно прохаживался по кабинету, за ним наблюдала дочь, которой передалось встревоженное состояние отца. – Пап, мне страшно. Знобит даже.
Иванов, не смотря на то, что у самого дрожали руки, успокаивал ее. – Не бойся. Ты же видишь, нас охраняют. Да и ЧК ихнее совсем рядом. Не бойся, не надо…
Их разговор прервал громкий стук в дверь. Лизонька от страха закрыла руками рот. Иванов вышел из кабинета, прошел мимо дочери, успокаивающе погладив ее по голове. Антиквар пытался держаться уверенно, но его беспокойство выдавал голос. – Не бойся, детка…
Он пошел к входным дверям. Дочь встревожено смотрела ему вслед. Стук продолжался. Из комнаты был слышен голос Иванова.
– Кто там?
– Ч.К. Кто еще? Давай открывай быстрей!
Лизонька с дивана услышала, как из коридора раздался грохот. Затем в комнату втолкнули ее отца с окровавленным лбом. От толчка он завалился на диван рядом с дочкой. Следом за ним зашли Кошельков, Сережа Барин и еще три бандита. Они сразу же начали обыскивать комнаты. На пол полетели книги, вещи, посуда. Одна ваза разбилась. Лизонька, косясь на налетчиков, бережно вытерла у отца кровь.
В отдельную кучу бандиты складывали то, что, по их мнению, представляло ценность. Сверху на шубы накидали канделябры, столовое серебро и разные безделушки. К награбленному подошел Кошельков. Покачиваясь на носках, он сквозь зубы недовольно спросил. – Это, что все?…
Кошельков вплотную приблизился к сидящим на диване антиквару с дочкой, и, приподняв подбородок девочки, не глядя на Иванова, ласково поинтересовался. – Где рыжье и камушки?
У окна, обращаясь к своему главарю, засмеялся Сережа Барин. – Он тебя не боится! Плевать он хотел на тебя! Газеты читать надо.
Иванов попытался оправдаться, наивно полагая, что бандиты ему поверят и уйдут.
– Это не я! Это все чекисты, это они меня заставили!
Но Кошельков упрямо настаивал в ответе на свой вопрос. – Ты не ответил, Где рыжье?
– У меня больше нет ничего!
– Ну, нет, так нет…. Я сейчас потешусь с барышней, а ты пока постарайся вспомнить!
Антиквар дрожащим от ужаса голосом взмолился. – Не трогайте ее, она же еще ребенок!
– Отдашь сам все, я ее не трону. Мало того, сделаю тебя счастливым!
– Хорошо! Я все отдам, только обещайте, что вы ее не тронете…
– Честное благородное слово, я ее пальцем не трону.
Иванов обреченно встал и направился к двери. – Пойдемте…
Кошельков, выйдя из квартиры, следом за Ивановым спустился по темной лестнице в подвал. Там антиквар поставил лампу на ящик, с трудом отодвинул старый шкаф и вынул трясущимися руками кирпичи из кладки. Он сначала достал из своего тайника большой саквояж, затем продолговатые предметы, завернутые в холстины, и протянул их бандиту, а сам обессилено опустился на грязный ящик. – Это все, что у меня есть!
Кошельков развернул один из свертков. В нем были сабли и шпаги, отливающие при тусклом освещении золотом, в эфесах сверкали драгоценные камни. Затем бандит открыл саквояж, и, светя лампой, заглянул внутрь. Там среди драгоценностей лежал хорошо знакомый ему нож с двуглавым орлом на рукояти. Он достал его, внимательно рассмотрел и с удовлетворением подумал. – Вот он родимый.
Налетчик закрыл саквояж, а нож убрал во внутренний карман шинели. Затем он с саквояжем в руках пошел назад в квартиру. Следом за ним уныло поплелся Иванов со свертками. Вернувшись в квартиру, антиквар через плечо Кошелькова увидел бандитов, стоящих полукругом спиной к ним. Из-за их спин была видна лишь голова Лизоньки. Глаза у нее были широко открыты, в них ужас и боль. Нижнюю губу девочка закусила до крови. Только тут до Иванова дошло, что бандиты насилуют его дочь. Он уронил свертки, и, оттолкнув Кошелькова, бросился на насильников. Антиквар попытался их растолкать.
– Что же вы делаете, сволочи?
Барин, оглянувшийся на напавшего сзади Иванова, ударом кулака сбил его с ног. Тот с трудом поднялся и обратился к Кошелькову. – Вы же обещали не трогать ее!
Тот, немного полюбовавшись раздавленным и униженным человеком, рассудительно ответил. – Я и не трогал, а про них уговора не было. Так, что я слово держу. Еще я обещал сделать тебя счастливым….
С этими словами Кошельков подошел к сидящему на полу Иванову и несколько раз ударил того подковой по голове. Затем окровавленную подкову он по-хозяйски аккуратно повесил на гвоздь, торчавший над дверью. – Теперь в этом доме поселилось счастье!
Андрей догнал Елизавету Николаевну, подходившую к крыльцу с ведром воды. Он забрал ведро из ее рук. – Давайте, я донесу.
Мать с надеждой сразу же поинтересовалась. – Ну, что с вашей засадой?
Андрей, нехотя, через силу ответил. – Ничего… Сорвалось… Двое наших погибли.
– Кроме желания, нужен опыт. У вас есть старые специалисты?
Андрей запальчиво произнес. – Ничего. Мы его все равно поймаем!
Елизавета Николаевна попыталась иносказательно объяснить упрямому парню элементарные, как она считала, вещи. – Когда у тебя глаз нарывал, ты ко врачу пошел, а не к Сашке Малышеву… А он ведь переживал, искренне хотел бы помочь…
– Это совсем другое.
– Да не другое…
1919 год. Июнь.
Несмотря на открытое окно, в кабинете было душно. Легким сквозняком через окно заносило тополиный пух, который, немного попарив в воздухе, по-хозяйски укладывался по всему кабинету, жеманно вздрагивая и перелетая с места на место, если кто нибудь открывал дверь.
Мартынов внимательно изучал сводку происшествий, время от времени машинально смахивая легкий пух с исписанных страниц мрачных сообщений. Налет, убийство, ограбление, опять налет… Н-да, безрадостная картина… Несмотря на все прилагаемые усилия, бандитизм продолжал процветать. На место одной уничтоженной банды появлялась другая, еще более жестокая и многочисленная. Сотрудники ЧК в большинстве своем были неопытны, и им было сложно противостоять матерым уголовникам, прошедшим хорошую школу каторг и тюрем. Нужны были грамотные профессионалы по борьбе с преступностью, на одних лозунгах и напыщенных агитках далеко не уедешь.
В кабинет, к Мартынову, предварительно постучав, но, еще не услышав ответа, стремительно зашел Кравченко.– Можно?
– Дурацкая привычка, сначала зайти, а потом спрашивать…. Может, я с барышней
– Х-м-м…
– Что х-м-м? Как у тебе продвигаются дела с Кошельковым? Почему нет результатов? Уже лето! Ты это понимаешь? За пол года мы не смогли выйти на эту банду!
