– Я не строю, я просто… – опустив глаза, начала оправдываться девочка.
– Ты права, – прервал её Ретт. – В Мюридхау чаще всего попадают снобы, выходцы из известных и влиятельных семей. Мы не имеем права раскрывать все карты, это не приветствуется в семьях, за это даже могут наказать, – Мелроуз дотронулся худыми пальцами до своей кисти при этих словах. – Так что для нас единственный способ заполучить внимание, которое нам так нужно – скандалы и разборки. Негромкие, разумеется. За которые максимум можно огрести наказание от директоров.
– А зачем вам это внимание?
– Думаю, это потребность человека. Но у избалованных детишек она ещё сильнее обострена, не так ли? – он показал рукой в сторону шумно кричащих мальчиков в кайндаймхской одежде.
– Ты сейчас о себе или о моих одноклассниках?
– А тебе за словом в карман лезть не приходится, – усмехнулся Ретт. – С чего же ты взяла, что именно мне нужно внимание? Я вообще говорил о Сьюзан.
– Я видела тебя вчера. Вокруг тебя постоянно вертятся девчонки, а всем видно, что тебе всё равно на них от слова «совсем». Тебе нравится лишь то, что они клюют на тебя.
– Я хороший соблазнитель. Если бы ты была в мюридхау, ты бы обязательно попала в мой плен.
– Я таким не интересуюсь, – сухо ответила Кэролайн.
– А может у тебя уже есть кто-то на примете?
Ретт круто развернулся и, нагнувшись, чтобы смотреть прямо ей в глаза, грязно улыбнулся.
– Я таким не интересуюсь, – ещё раз повторила девочка. – Я хочу сначала окончить учёбу. А начать встречаться планирую после шестнадцати.
– Неужели ты думаешь, что сможешь держать себя в узде все эти годы? Ты такая милая и наивная. Готов поспорить, что уже к концу этого года ты поведёшься на какого-нибудь кайндаймхца. Того же Картера, к примеру. Как бы он меня ни раздражал, не могу не признать, что он вырастет весьма симпатичным парнем и, вероятно, понравится тебе, как и другим девочкам.
– Но до тебя ему определённо будет далеко, – саркастично отметила Кэролайн. – Нет, Брендон оказался несносным, я не хочу такое терпеть.
– Как быстро разрушилась ваша дружба, – самодовольно улыбнулся Ретт, будто это изначально был его коварный план.
– Мы и не дружили. Просто познакомились в магазине незадолго до отъезда в атенеум. А откуда ты его знаешь?
– Его трудно не знать, он слишком шумный для того чтобы оставаться безызвестным. Но года два назад мы были на свадьбе одной девушки, которая приходится Фосети кузиной. Моя семья в хороших отношениях с Верморами, поэтому нас пригласили. Картеры находятся в родстве с ними, так что их пришлось пригласить по правилам, сама знаешь. Там я и познакомился с ним. Не буду рассказывать, что именно случилось в те два дня, но этот выходец из Картеров постоянно крутился вокруг и услышал то, что было не предназначено для его ушей. В итоге он сдал нас.
– Ты не переносишь его из-за того, что было два года назад, когда он только научился считать в пределах двадцати?
– Это уже как привычка. Тем более, наши семьи всегда конфликтовали из-за взглядов на некоторые вещи. Я не принимаю его позицию, а он любит навязывать свои идеи. Почему у тебя такие холодные руки? – резко переменил он тему.
– Не знаю, они всегда холодные.
– Дай их сюда.
Ретт опять встал напротив Кэролайн и взял её руки в свои. Он стоял так довольно долго, сжимая и разжимая свои пальцы, смотрел на её руки очень сосредоточенно, но иногда кидал быстрые взгляды на лицо девочки. Его взгляд казался мягким, губы не искажала надменная улыбка. Дан, стараясь побороть неловкость, рассеянно смотрела по сторонам, лишь иногда бросая взгляды на свои ладони, сжатые в его руках.
– Я вижу, что ты хочешь спросить что-то, – наконец сказал Мелроуз.
– Да, я… Почему вы за меня заступились? Я думала, что между тобой и Паркер есть что-то.
– Она так считает, – Ретт пожал плечами, внимательно рассматривая кисти Кэролайн. – Ей нравится думать, что за ней ухаживают, а это сильно раздражает время от времени. Ну, и ещё мы сосватаны с рождения. Но мне, на самом деле, всё равно, мне никто не интересен.
– Совсем? И всё же ты ищешь общества девочек.
– Вы вкусно пахнете и смешно закатываете глаза. Мне никогда никто не нравился, и не думай, что ты меня интересуешь, раз я с тобой вожусь сейчас.
Ретт резко отбросил ее руки, его лицо опять стало непроницаемым, а взгляд ледяным. Расслабленная улыбка пропала, а глаза будто потемнели.
– Дойдёшь до нужного кабинета сама. Я всё равно не знаю, какой у тебя урок.
Мелроуз отвернулся от девочки и без единого слова направился в перелесок. Кэролайн постояла какое-то время, смотря ему вслед, но вскоре, пожав плечами, направилась к кабинету.
Дан медленно шла туда, где должен был проходить урок литературы. Её мысли гуляли и перепрыгивали с темы на тему. Девочке казалось, что она никогда ещё не думала так много, как сейчас. Она постоянно возвращалась к разговору с Реттом, а потом в её голове то и дело звучали эхом слова Киллиана: «… а Вермор и не подумает защищать простушку». Кэролайн казалось, что её мир начинает вертеться вокруг новых знакомых с мюридхау, и как бы ей не было противно или обидно из-за их слов, она должна стать частью их мира. Не только из-за упрямства и желания утереть нос Брендону, которое въелось ей в мозг так сильно, будто он раздражал её всю жизнь. Она же волшебница, и она должна сделать все возможное, чтобы быть своей, равной, среди подобных ей.
Однако атмосфера атенеума была настолько сказочной, что отвлекала от грустных мыслей: высокий свод потолка и карнизы были изрезаны рунами, а в некоторых местах по потолку ползли длинные стебли плюща, сквозь которые головками вниз росли цветы ястребинки. Пару раз Кэролайн даже казалось, что под зелеными листьями плюща с красными, будто нарисованными, полосками, ползают бабочки с огромными красивыми крыльями. Возможно, летающие мимо птицы тоже так считали, потому что на больших карнизах было множество гнёзд, в которых они ютились и, судя по всему, совсем не боялись шумных учеников.
Из-за всей этой атмосферы Кэролайн начала завидовать алэйсдэйрцам. Поголовно у каждого ученика ястребиного адрана глаза горели от сотен идей в их головах – осуществимых или нет, было неважно, ведь они всё равно найдут способ сделать задуманное. Живя в башне, находящейся вдалеке от остальных, ученики создали здесь какой-то свой удивительный мирок, в который посторонний человек никогда не вторгнется, который никто никогда не разрушит. Так было всегда. Как бы ни были ребята социально активны, как бы крепко ни дружили с остальными, их никогда не могли понять в полной мере те, кто не жил в той гостиной.
Директриса Брадберри училась в алэйсдэйре, и неудивительно, что Гринчвилд так расцвёл при ней. Взгляд живых серых глаз пристально следил за атенеумом и учениками, не пропускал ни одного изъяна. Она и впрямь жила этим атенеумом и детьми. У неё не было собственного ребёнка, которому она могла бы отдать своё внимание, но не каждая мать может так любить свое чадо, как миссис Брадберри любила Гринчвилд и всё, что к нему прилагалось. Разумеется, она была требовательна и даже строга, но любой бы понял, что она такая только из-за сильных переживаний буквально о каждом ученике, который когда-либо переступал порог атенеума.
Миссис Брадберри в глазах многих учеников стояла наравне с самим Мерлином, а про её подвиги во время войны ходили легенды даже за стенами учебного заведения. Каждый новоприбывший посвящался в историю директрисы.
Миранда была сиротой, и единственным, что она знала о своих родителях было то, что её мать была чистокровной шотландкой, а отец – высокопоставленным немецким послом, который бросил её годовалую с матерью и старшей сестрой-хабиталом в последние годы Первой мировой войны. Девушка родилась сильной волшебницей, и два атенеума – Гринчвилд и Макшисхас, расположенный в Трире – желали видеть её в ряду своих учениц.
– Миранда не хотела ступать на родную землю своего отца, – рассказывал Финли после экскурсии, важно сидя в кресле, – и, вернувшись в Гринчвилд спустя три года после выпуска, стала самой молодой преподавательницей за последние пятьдесят лет. В первые годы Второй мировой она приняла пост директора в связи с кончиной её предшественника и сразу же открыла двери атенеума для беженцев из других стран и даже для братьев и сестёр-хабиталов своих учеников. В 1943 году, когда началась магическая война, вместо медового месяца Миранда и её муж вдвоём руководили Гринчвилдом днём и сражались с немецкими волшебниками ночью. В атенеуме ходят слухи, что её даже взяли однажды в плен, но она сумела не только сбежать оттуда, но и спасти военнопленных, которым предложила укрытие в Гринчвилде, неустанно заботилась о всеобщей безопасности и никогда не опускала рук, как настоящая алэйсдэйрка.
Кэролайн почувствовала эту необычную жизненную силу сразу, как только уселась за парту рядом с растерянным мальчиком с алэйсдэйра и ощутила внимательный учительский взгляд на себе.
Женщина ещё раз представилась, хотя в этом определённо не было нужды, и начала урок.
Глава 5. Ещё одно происшествие
– Боже, у меня совершенно нет сил делать домашку! – Кит в сердцах откинул от себя тетрадь с волшебной математикой. – Никто в здравом уме не будет задавать столько в первый же год обучения!
– Не так много и задали, – не отрывая взгляда от учебника, произнесла его сестра.
– Просто ты – зубрила.
– Просто ты – лентяй.
Дети сидели, уткнувшись в учебники и тетради, во внутреннем дворе Гринчвилда за каменным столом. Солнце совсем по-летнему грело спины учеников, было невероятно жарко даже несмотря на близость холодного моря, бьющегося внизу о скалы. Резкие порывы ветра, насквозь пропитанные морским солёным запахом, переворачивали страницы тетрадей, трепали волосы с таким невероятным усердием, что, казалось, дети даже и не знали о таком полезном инструменте, как расчёска. Ветер безуважительно залезал под юбки и рубашки, нагло приносил опадающие листья на серые полированные столы, и ребята, раздражённо фыркая, молча стряхивали листья со своих волос и учебников. За такими же столами сидели их одноадранцы и представители старших учеников атенеума. Они все усердно что-то писали в тетрадях, непонимающе пролистывали параграфы учебников, иногда устало постанывая и недовольно обсуждая домашнее задание.
Бывало, к ним подсаживались менее ответственные ученики, закатывая глаза на возмущения своих друзей, и соблазняли отложить задание на потом. Некоторым это удавалось, и несколько человек вставали со своих мест, разминая шею, и отправлялись сидеть под деревья или же гулять по зелёной территории атенеума. Иногда мальчишки шумно подбегали к знакомым девочкам и, громко смеясь и строя рожицы, закидывали их на плечи или, держа за руки, убегали с ними подальше от огромных груд учебников. Другие, наоборот, подсаживались к ним, гладили по волосам и щекам, целовали в шею, тихо причмокивая, и, собрав своих девочек в охапку, тихо с ними перешёптывались.
– Ничего я не лентяй, – возмутился Кит. – Просто скажи мне, какой адекватный человек будет использовать математику, если есть солторы?!
– А ты думаешь, как дома и банки строят? Ты в курсе, что, дабы стрелы Робина получились хорошими и быстрыми, надо правильно сделать их аэродинамически?
– А ты в курсе, что ты зануда и стрелами пользуются только эльфы, которые и без них хорошие стрелки? Или ты хотела выпендриться заумными словами?
Мелани обиженно надула губки на эту фразу, и по её глазам было видно, что она собиралась колко ответить, но внезапно, всё это время молчавший Брендон с шумом закрыл свою тетрадь и с заговорщицким видом посмотрел на друзей.
