– Это рядом с твоей будущей гостиной. Ретт, Виктор или Тревельян составят тебе компанию.
– Тебя… ты будешь занят, верно?
– Да, есть некоторые дела, которые я хочу решить с директрисой. Сейчас тебе надо спуститься по лестнице и повернуть направо. Ты сразу поймёшь, где именно находится гостиная. Но через час будь на главной лестнице, и не заставляй меня ждать. Быть может, я успею показать тебе места, где проводил своё детство.
С этими словами Эзель исчез за поворотом, как всегда оставив Фосети одного.
***
В залитом светом полной луны доме раздавался громкий мальчишеский смех, а с кухни приятно веяло яблочным пирогом. Рядом с высоким поджарым русоволосым Скоттом Картером бегала и смеялась его копия, но с единственным явным отличием: волнистыми тёмно-русыми волосами.
– Брендон, сынок, не мешай мне готовить, пожалуйста.
– Я не мешаю, а тренируюсь, – скривил губы мальчик, пряча за спиной бумажный самолётик. – Меня же зачислят в атенеум1, правда? Мне так не нравится моя школа. Там сплошная математика и вся эта нудная и странная литература, а я очень хочу колдовать.
– Если ты будешь расстраивать меня, никто тебя туда не зачислит, – серьёзным тоном сказал мистер Картер, но в уголках его губ затаилась улыбка. – И, между прочим, там тоже есть математика, литература и другие страшные предметы.
– О, папа, – закатил карие глаза мальчик. – Мне уже давно исполнилось двенадцать. Ты меня не обманешь. Ведь я давно знаю, что ты никак не повлияешь на моё зачисление. А ещё там, помимо математики и других страшных предметов, есть наука амддиффина2 и много-много разных многих друзей.
– Я и не собираюсь тебя обманывать, просто предупреждаю, что если ты не пойдёшь спать, то не получишь приглашение в Гринчвилд.
– Почему нельзя отправить письмо о зачислении в атенеум, как это делают во всём мире – с помощью воронов? – возмущённо сказал мальчик, плюхаясь на стул. – Может быть, у меня бессонница! И как они тогда доставят послание?
– Сновидения – это настоящее волшебство, Брендон. Именно в эти моменты твоя душа отправляется в другие миры, которые полны странностей и приключений. Только столкнувшись с магией сна, ты…
– Ты уже много раз говорил об этом, пап, – протаскивая через горловину пижамы свою лохматую голову, перебил отца Брендон.
– Да, просто… – поникнув головой, ответил Скотт, отрезая небольшой кусочек свежеиспечённого пирога, – твоя мама говорила так, когда ты был совсем маленьким. Ты постоянно спрашивал о сновидениях.
– Я скучаю по ней, – на выдохе признался мальчишка, глядя на спину отца. Он не хотел говорить с ним о маме, ведь знал, что отцу и так было тяжело вспоминать о ней.
Брендон почти не помнил её. Он не помнил маминого голоса, но ему всегда казалось, что она отлично пела, красиво растягивая гласные. Он совсем забыл, каким был мамин смех, но в память мальчика врезался навсегда её запах: сладкий аромат малины вперемешку с тягучим ореховым запахом масляных красок. Иногда он приходил в кабинет своего папы и с ногами забирался на широкий подоконник, заляпанный яркими капельками краски. Брендон, сколько себя помнил, ощущал едва уловимый аромат малины на том месте, где любила сидеть его мама.
Отогнав от себя нахлынувшие воспоминания, Брендон встал со стула и бойким голосом известил, что направляется спать, ведь не хотел заставлять отца чувствовать себя ещё хуже своим грустным настроением.
– Погоди, дружок, – мягко остановил сына Скотт и поставил на стол тарелку с куском пирога. – Попробуй и скажи, насколько вкусно. Если я опять испортил тесто, то с утра пораньше нужно будет сбегать в лавку миссис Кейкс за тортом для тебя.
– О, пап, не волнуйся, у тебя всё получилось отлично, – пережёвывая чёрствую корку пирога, ответил Брендон.
Сонно зевнув, он взял тарелку с остатками куска, чтобы отнести к себе в комнату. Уже дойдя до лестницы и стоя на скрипящей ступеньке, мальчик оглянулся через плечо и спросил:
– Как ты думаешь, меня пригласят учиться туда?
– Конечно, – улыбнулся Скотт. – Правда, они точно пожалеют об этом, как только ты влипнешь в очередную неприятность.
– Я люблю тебя, пап, – ухмыльнулся мальчишка. Он знал от бабушки, что его папа видел себя в своём сыне, так что если верить рассказам о его учебных годах, то Гринчвилд ждёт новая порция озорства в ближайшем будущем.
– Я тебя тоже. Сладких снов, Брендон.
Поднявшись в свою комнату, мальчик уселся на кровати, напряжённо вглядываясь в окно. Он понимал, что наверняка получит заветное письмо и отправится в окутанный тайной, историей и романтикой атенеум со странным названием Гринчвилд, но всё равно волновался, что не окажется таким же сильным волшебником, как его папа, и поедет в какой-нибудь Лурид или любой другой атенеум для бездарей.
Строительство Гринчвилда завершилось сразу же после смерти Мерлина его пятью учениками, в честь которых назвали адраны{?}[С валлиского переводится как классы], но фундамент великий волшебник и советник короля Артура заложил сам, оставив в нём, если верить преданиям, легендарный клинок Экскалибур.
В стране и за её пределами было достаточно много сильных атенеумов, из которых в конечном итоге выходили неплохие волшебники. Многие академии были способны потягаться с Гринчвилдом по уровню качества обучения, но ведь нигде больше нельзя было встретить столько пищи для пытливых умов, старающихся найти доказательства легендам о Мерлине. Конечно, в Гринчвилд можно было перевестись из любого другого атенеума, если у тебя хорошие оценки, но детям было бы очень тяжело там учиться. Лишь потому, что они не были предназначены именно для него.
Предназначение не являлось мифом или красивой легендой, ведь члены волшебного Парламента не просто так распределяли детей по учебным заведениям. В тот день, когда ребёнок проявлял первые признаки магических способностей, его родители отправлялись в Парламент, – или же члены Парламента приходили к хабиталам с удивительной информацией о скрытом мире – заполняли документы о том, когда и как проявилась магия, приносили каплю крови своего чада, чтобы было возможно отследить вспышки его волшебства, и на основе этих данных детей и отправляли в разные атенеумы. Раз в год ребята проходили соответствующие их потенциалу тесты, показывая, способны ли они задействовать все свои способности в колдовстве или им нужно обучение попроще. И спустя двенадцать лет после рождения в двенадцатый лунный августовский день будущие школьники получали письма о зачислении в подходящие именно им учебные заведения.
Нельзя сказать, что Брендона заботило, будет ли он считаться сильным магом или наоборот. Ведь больше всего он боялся, что не окажется в тех местах, где провели свою юность его отец, дядя и друзья. Боялся, что никогда не удостоится вдыхать просоленный морем воздух и смотреть, как башни замка освещают лучи солнца. А как же его многочисленные приятели? Почти все дети-волшебники, которых он знал, учились в Гринчвилде, и мальчику не хотелось быть вдалеке от своей компании. Ну и, в конце концов, его воображение не переставало рисовать, как именно он найдёт Экскалибур.
Так он и уснул, держа в руках тарелку с куском пирога, погружённый в свои мечты и переживания.
Но не успел он погрузиться в крепкий сон, как кто-то тронул его за плечо. Брендон уже хотел проворчать, что не выспался, как громовой голос заставил его подскочить на кровати. Прямо в центре комнаты, задевая ветвистыми оленьими рогами потолок, стоял Дагда – верховный бог и первый волшебник на континенте – и внимательно всматривался жёлтыми глазами в лицо Картера.
– Вставай, Брендон, – повторил он и протянул широкую ладонь мальчику, – твоя судьба ждёт тебя.
Мальчик не знал, что заставило его подчиниться, но всё же с опаской вложил свою руку в руку гиганта, а уже в следующее мгновение оказался в странной пещере. С её потолка падали разноцветные капли, которые превращались в драгоценные камни, как только ударялись об пол. Горы жемчуга, изумрудов, рубинов, сапфиров и бриллиантов почти что полностью закрывали собой стены, хотя даже стены в этой пещере оказались необычными. Сотни рисунков разных эпох и разных народов, волшебного и неволшебного миров сливались между собой, будто в калейдоскопе. Яркий приятный свет не оставлял теней даже за грудами камней магического места и незаметно успокаивал.
Брендон так восхитился этим зрелищем, что даже его страх перед Дагдой отступил. Картер дёрнул бога за тунику, выбивающуюся из-под золотых доспехов великого воина.
– Где это мы? – поинтересовался мальчик с искрящимися от восторга глазами.
– Как думаешь, кто я такой? – улыбнулся бог и подтолкнул мальчика к выходу из пещеры.
– Дагда, кто же ещё?
– Я лишь выгляжу, как он. Знаешь, давным-давно, когда только появлялись первые атенеумы, двадцать четыре Верховных мага прибыли в одно таинственное место. Последние двенадцать дней июля колдовали одни двенадцать волшебников, первые двенадцать дней августа – другие. Общими усилиями они смогли воскресить дух великого Дагды, хоть в каждом народе он и звался по-разному… Ты же знаешь, что его убили во время битвы добра и зла? Люди часто называют и трактуют это событие иначе – так, как это понимают они в силу своей веры. Но бог на то и бог, чтобы помогать каждому человеку, а поэтому он разделился на тысячи душ, подобных мне. В двенадцатый лунный день августа мы появляемся во снах волшебников, чтобы указать их путь. Посмотри туда, что ты видишь?
Брендон усилием воли заставил себя оторваться от лица духа Дагды и посмотреть туда, куда он показывал. На горизонте виднелись высокие башни старого замка, стоящего на утёсе, который он бы ни с чем не перепутал.
– Гринчвилд! – воскликнул Брендон и наткнулся на внимательный взгляд Дагды. – Я еду в Гринчвилд!
– Берегись Барр, Брендон – с изменившимся голосом сказал дух, растворяясь в воздухе. – Палач несёт погибель, палач несёт войну.
***
Золотистые лучи солнца, пробившиеся сквозь неплотно задёрнутую шторку, скользили по умиротворённому лицу мальчика. Брендон зажмурился из-за яркого света и резко открыл глаза. И как только он это сделал, утренний свет забрал с собой все предостережения Дагды, оставив лишь радость и некий трепет перед будущим.
Брендон не мог поверить, что этот сон не был просто сном, а посланием из Гринчвилда, о котором мечтал с тех пор, как познакомился с математическими уравнениями в своей скучной школе. Лишь когда он заметил на шее метку Дагды, поверх которой виднелась витиеватая буква «Г», он окончательно убедился в произошедшем.
Дом был погружён в сладостную тишину ровно до тех пор, пока мальчик не рассмотрел метку Гринчвилда и не начал ликующе подпрыгивать на кровати. Его отец же, работавший всё это время в дальней комнате дома и внезапно появившийся на пороге детской, смотрел с улыбкой на счастливого сына.
– Брендон, если ты не прекратишь прыгать, то вместо прогулки будешь вытирать пыль, – стараясь звучать как можно серьёзнее, произнес Скотт, когда понял, что мальчишеские радостные крики прекратятся ещё нескоро.
– Но папа! – воскликнул младший Картер, тряся руками и всё ещё стоя на кровати. – Я поступил! Поступил!
– Неужели ты сомневался в этом?
– Только если совсем чуть-чуть, – отозвался мальчик, усаживаясь по-турецки в кровати.
– Ну, в любом случае, теперь ты ученик. Только вот чем ты собираешься колдовать?
