Дядька вовремя поймал Лада и хмуро обронил:
– Смотри под ноги.
Лад виновато кивнул. Рядом с дядькой он частенько чувствовал себя маленьким. С перепуга сердце никак не успокаивалось – у самого горла стучало. Устал Лад доказывать, что к нечистой крови он никакого отношения не имеет, даже к волхвам ходил, за что дядька его потом знатно выпорол, но доказать, что он сын воина, а не бесчестного колдуна, у Лада так и не вышло: свои воспоминания к делу-то не пришьешь.
Дядька поправил заплечный мешок, перекидывая его поудобней, и предложил:
– Пошли-ка, глянем. Что там за крики?
Он начал протискиваться сквозь толпу зевак, и Лад постарался не отстать. Слава Светлым богам, что крики летели не в его сторону. Похоже, собирались судить колдуна: на помост, что стоял ближе к городу, уже поднималась стража и посадник – суровый дядька в возрасте в богатой свите и плаще, застегнутом большой фибулой. Он уселся на резной трон, что водрузили на помост загодя. Перед помостом лысой проплешиной виднелась утоптанная земля, на которую и вытолкнули высокого худощавого паренька, чуть старше Лада.
Меньше всего Ладу хотелось смотреть на колдуна – не одобрял он его выбора, – но на душе скребли кошки. А вдруг почем зря оклеветали, прям как самого Лада?
Лад пробормотал себе под нос:
– А вдруг он не виноват ни в чем?
– Еще как виноват! Сразу видать, ты чужак. – Мальчишка младше Лада, обтер об рубаху большое яблоко и с громким хрустом откусил. – Это колдун и силищи в нем немеряно. Это я тебе точно говорю.
Он указал яблоком в сторону паренька. Тот замер посреди пустого пространства с опутанными веревкой руками и завязанными глазами. Каждый знал, если колдун не видит, значит, и колдовать не сможет. Паренек стоял на месте так, словно на нем не было веревок и он видел, кто перед ним сидит. Расправив плечи и высоко подняв голову, колдун всем видом показывал, что происходящее его не пугает, но по тому, как подрагивали руки, как тот сглатывал и держался неестественно прямо, Лад догадывался, что ему страшно. Любому б было страшно.
Посадник поднял руку, призывая к тишине, и голоса стихли, оставляя лишь недовольный ропот.
– В чем он повинен? – посадник смотрел на колдуна хмуро, словно уже вынес ему приговор и лишь для порядка следовал правилам.
Вперед вышел обличник и принялся зачитывать вину. Чего только не делал паренек: и лечил без зелий, и смущал людей речами, мол боги все равны и одинаково важны, и Дасуни не творят зло, а взяли на себя все темное, чтобы не дать ему прорваться в Явь, что нет разницы, кем и каким ты родился, каждый имеет право жить так, как ему хочется и отличаться от других.
Чем дальше говорил обличник, тем громче роптал народ.
– Ишь умный какой выискался! Вот пущай к своим Темным богам и идет, о равенстве им рассказывает. Да Баба Яга от него даже косточки не оставит, а колдовскую силу выпьет – не подавится.
Кто-то над пареньком насмехался, называя дураком, кто-то злился, одна баба возмущенно выкрикивала:
– Утопить его! Неча ему детей малых смущать! Пущай к своему Кощею на закуску и идет!
Посадник рявкнул:
– Тишина!
Голоса стихли, а обличник продолжил зачитывать вину. По всему выходило, что не видать колдуну свободы, хотя в чем-то Лад был согласен. Что плохого в том, чтобы не быть ни на кого похожим? Кому какая разница что тебе нравится? Главное, свое мнение не навязывай, да и живи, как хочешь, и другим не мешай. Колдун же нарушил это правило и про Темных богов чушь плел, но хуже всего то, что он людей исцелял заклятьями – не видать ему свободы, как пить дать. По мере речи обличника народ все больше возмущался:
– Охальник! Ишь какие речи ведет! Да где это видано, чтобы Темные боги добро делали?! На Божий суд его! Посмотрим, как за него они вступятся!
Лад хмыкнул с горечью.
– Это точно. Никто за него вступаться даже не подумает. Темным богам веры нет.
Он посмотрел на дядьку, ища поддержки своим словам, и с удивлением заметил, что дядька Ван зол. Хоть и стоял он, как скала, спокойный и безучастный к происходящему, меж бровей залегла легкая складочка, что для Лада говорило многое. Никто не знал дядьку лучше его, Лад даже со спины мог угадать настроение наставника и решить, домой идти или схорониться у соседей в курятнике. Сейчас все указывало на то, что наставнику не нравилось происходящее.
Речь Лада поддержал темноволосый мальчишка весен двенадцати. Рыжие конопушки огнем горели на его лице: видать, разорил гнездо не одной ласточки[4 - древнерусское поверье – считалось, что веснушки появляются у тех, кто разоряет гнезда ласточек.].
– Эт точно. Нашел, олух, заступников! Да и не место колдунам среди честных людей. Пущай убираются, откель пришли.
– Да нашенский он, – румянощекая девочка поглядывала на них задрав нос, – с восточной окраины. Как шарахнул его Перун-батюшка молнией, так и открылся в нем дар нешуточный. Его сразу прогнать хотели, да пожалели.
На нее шикнула мать:
– Помалкивай!
– Видать Перун сразу в нем червоточину заприметил. Ничего, тогда не убили, сейчас на Божий суд отправится, – парень с такой неприязнью слова вымолвил, что Лада это покоробило, и он возмутился:
– Может ты и прав, только мало слов, нужны еще и доказательства.
Темноволосый фыркнул, снисходительно поглядывая на него, от яблока у него в руках остался только хвостик, который тотчас полетел в пыль.
– Докажут. Бравник, посадник наш, без доказательств не обвинит, сейчас вызовет видока, и конец колдуну – утопят. – Он толкнул Лада в бок. – Вона! Слышишь? Видока кличут. Конец колдуну.
Худой словно жердь мужичок с нездоровым желтым цветом лица бодро засеменил, занимая место перед помостом с посадником. Рассказывал он красочно, руками размахивая, приседая, да стараясь все в лицах передать, и как лечил его колдун, и как он Морану-Смерть упрашивал отступить, и как она его слушала, а потом ушла, как колдун заклятья пел, и как колотило бедного видока из-за прикосновений силы темной, колдовской. И зачем терпел, спрашивается? Или ему в исцелении Светлые боги отказали-то?
Его речи народ слушал, затаив дыхание и ловя каждое слово, только Лада брали сомнения. Морану-Смерть даже упоминать страшно, а по словам видока выходило, будто она не только пришла, но и слушала, во что верилось с трудом. Костлявая старуха с серпом приходила только за одним – перерезать нить жизни человека, и тут умоляй, плачь – она к мольбам глуха.
Он хмыкнул скептически:
– И как только он ее дозвался? Известно, что Темные боги слепы и глухи к просьбам смертных. Зови не зови, они не придут. Врет небось видок.
– Много ты понимаешь, – парень старше Лада недовольно фыркнул. – Стомарь в этом врать не станет. Это он, когда медовухи перепьет, чушь несет, а на светлую голову за ним такого не водится. Все знают, что он дюже болел, а теперь вон как бойко языком чешет, да и шатать его перестало, раньше он едва на ногах держался. Вылечил его колдун, зуб даю, тут и доказывать не надо, сразу видно.
Рядом с ними стояли купцы, по одежде видать, что с Армерии: халаты полами пыль подметали и были перехвачены широкими поясами, а на голове длинные платки. Только завязывали их, не как бабы в деревне, а сзади, так что свободный край платка походил на хвост диковиной птицы. Один из них – высокий, мощный, – хмуро обронил на ломаном велерском:
– Так и что в этом плохого-то? Он же его вылечил, а не убил.
Лад фыркнул наравне со всеми и вежливо пояснил:
– Кого спасли с помощью Темных богов, тому к Свету путь заказан. Закрыт для него Ирий, ему только один путь: в Пекельное царство на услужение самому Чернобогу. Грязь к грязи, как говорят. Ой!
От прилетевшего подзатыльника Лад аж присел: дядька буравил его гневным взглядом.
– А ну-ка помолчи, знаток Темных богов! За мной иди.
Да за что?! Лад никак не мог взять в толк, почему так разозлился дядька. Потирая ушибленное место, Лад поплелся за ним сквозь толпу. Народ безропотно расступался, пропуская их, и тотчас возвращаясь обратно: видок все еще рассказывал. Ладу если и хотелось послушать, то не сейчас. Сейчас он потирал ушибленное место, обиженно поглядывая на мощную спину дядьки Вана, и едва из толпы они вышли, как буркнул:
– По что рассердился-то? Разве я не прав? Темные боги и колдуны – это грязь. Пусть этот плохого ничего не сделал, но сам замарался и другого замарал. Разве не так?
Дядька развернулся, подхватил его за локоть и затащил за ближайшую палатку, отчего душа Лада отправилась к пяткам. Да что такое?! Что он не так-то сделал?
Дядька повернул его к себе, глядя не ласково.
– Мне напомнить тебе, Лад, кого в Яблоневке колдуном кличут? – в голосе дядьке звучали грозные нотки. – Иль забыл?
– Я не колдун! – Лад сжал кулаки, выпрямился с возмущением глядя на дядьку. – Зачем ты так?! Обо мне только судачат, да небылицы выдумывают, а этот, – Лад кивнул в сторону судилища, – и силу предъявил, и меткой отмечен. Видал же сам белые пряди в волосах.
– Может тебе на твои пряди указать?
Дядька глядел сурово, но возмущение брало верх.
– И что, что волосы белые?! Ты сам говорил, что еще сила нужна, а у меня ее нет и не было! И вылечил я только Михея, да тебя, и, между прочим, заговорами, что ты научил. Даже знахарка признала, что заговоры – это благословение Мокоши, которые к Темным богам отношения не имеют! Так что не надо меня с этим ровнять!
Лад обиженно отвернулся, но дядька беседу сворачивать не спешил. Он скрестил руки на груди и холодно спросил:
– Так значит, по-твоему, если кто-то спас с благословением Мокоши человека – он праведник, а тот, кто исцелил зельями Кощея – нечестивец? Только в чем разница, если они оба вылечили человека?
Лад недовольно уставился на дядьку. Он словно насмехался над Ладом. Совсем что ли за несмышленыша держал?! Откуда у Кощея зелья? Да и с чего вдруг сейчас дядька решил за колдунов вступиться?
– Во-первых, Кощей никого не лечит и зелий у него нет, только яды, а во-вторых, лечить могут только знахарки и волхвы, все остальные лишь обманывают и калечат. Неизвестно, что станет дальше с этим видоком, а теперь на него из-за этого колдуна ни один светлый заговор не подействует.
Дядька удивленно вскинул брови.
– Кто тебе сказал такую чушь?
– И не чушь это никакая! – Лад аж закашлялся от возмущения. – Так волхв на торжище сказал. От грязи только грязь родится…
Дядька рявкнул, перебивая:
– Замолчи сейчас же! Вымахал, а ума не нажил! Я столько тебя учил думать головой, но, похоже, так и не научил.
Его гневную речь прервал грохот, кто-то засвистел, закричали люди, и из-за палатки языком серой мути выглянул туман. Дядька быстро развернулся, закрывая собой Лада и обзор. Лад даже удивиться не успел происходящему, как туман вспыхнул колдовским зеленым светом и рассеялся.
Он оторопело прошептал:
– Это что?
Дядька коротко обронил, развязывая ремешок «добрых намерений», которым соединили меч с ножнами на въезде в Желни:
– Жди меня здесь и не высовывайся. – Он ухватил руку Лада, не давая ему развязать свой ремешок. – Не смей! Здесь оставайся, никто тебя не тронет.
Он двинулся к краю палатки, и Лад за ним пошел: очень уж хотелось понять, что происходит. Дядька рыкнул:
– Я тебе что велел?! Совсем слушаться разучился! Не смей идти за мной! А лучше беги на постоялый двор, где наши остановились. И быстрей!
Дядька развернул его и придал ускорение пинком в спину. Лад пробежал несколько шагов, оглянулся: наставника уже не было. Внутри любопытство боролось с повелением дядьки, и первое с перевесом побеждало. Обычно Лад слушался, но сейчас его словно тянул кто-то обратно, и Лад застыл в смятении. Уйти не мог и остаться боязно: столкнется с дядькою и мало ему точно не покажется, но ноги как будто врастали в землю.
Лад мысленно махнул рукой, осторожно выглянул из-за палатки и точно попал в иной мир: по торжищу метались перепуганные люди, кричали, но за палаткой их слышно не было, словно невидимая стена отрезала их. Лад отпрянул, ничего не понимая, но крики теперь долетали и сюда. Или это из-за разговора с дядькой он ничего не слышал?!
Лад снова выглянул. По торжищу стремительно, волной паводка, шел туман. В его плотной завесе тонули палатки, телеги, заволокло серой мутью помост и место, где стоял колдун. Из непроглядной пелены то и дело показывались сражающиеся воины и люди в серо-черных одеяниях. Их лица закрывали повязки, в руках они держали не мечи, а татарские сабли.
Лад пораженно прошептал:
– Не может быть! Люди-мороки!
Клан лихих людей прославился не на одно княжество. Наемники без совести и чести, они жили своей правдой. Ночные тати не признавали Светлых богов и поклонялись Темному богу Мороку, что отвечал за обман и скрывал пути к правде. Какой бог, такие и последователи. Но в воинском искусстве им не было равных – Лад услышал это из бесед мужиков, что приехали из Велера. О серых воинах говорили едва ли не шепотом и высоко ценили их навыки. Воспоминания молнией пронеслись, и Лад не на шутку встревожился. Где же дядька? И как его разглядеть в серой мгле? А вдруг ему понадобится помощь?
Едва мысль об этом промелькнула, как туман начал редеть, становиться полупрозрачным. Сквозь него Лад уже отлично видел происходящее: сражались воины, группа людей-мороков быстро уводила колдуна, и остальные не давали страже преследовать его. Так вот из-за чего они напали! Они освобождали колдуна. Видел бы дядька, понял бы, что кричал на Лада зря, нет ничего хуже, чем связаться с этими нелюдями.
Лад взволнованно оглядывался. Да где же дядька? Куда он пошел? Неужто помочь? Но не его это битва, да и людей-мороков на торжище было немеряно. Хоть и силен дядька, но любого, даже самого сильного богатыря, можно взять числом. Звенела сталь, слышались крики, люди падали раненные, но если человека-морока тотчас заменял другой, то стражников было мало, да и сражались они странно: словно слепые махали мечами, отбивая удар противника только в последний момент. Лад не понимал, что происходит. Не могли ж они разом все ослепнуть?! Или это на них так колдовской туман влиял? Вот интересно, что после этого дядька скажет о колдунах?!
И тут его волной тревога накрыла. А вдруг и дядька зрение потерял? Лад забрался на ближайшую телегу, стараясь наставника высмотреть. Неподалеку оборону держали армерийцы. Они, словно ежи иголками, ощетинились оружием, но люди-мороки на них не нападали, лишь приглядывали, не давая прийти другим людям на помощь. Да откуда же их столько-то? И что за колдун такой, что его освобождают такая куча наемников? Видать силен он, и не для хороших дел понадобился людям-морокам. Что на это теперь дядька скажет?
Часть толпы наемники согнали к загонам со скотиною, часть оттеснили к реке, часть отрезал туман, но Лада пока не заметили, и он тщетно пытался высмотреть дядьку. Бежать, сломя голову в туман – это точно таким же слепым остаться, а отсюда Лад отлично видел все поле боя. Палатка оказалась на пригорке, и до города было от нее недалече, но бросить дядьку Лад не мог.
Вдруг в серой мгле он заметил знакомый силуэт. Дядька стоял рядом с высокой статной женщиной в богатой вышитой одежде, ее волосы скрывала кика, щедро украшенная жемчугом и каменьями. Кто она такая? Княгиня? Не меньше. Мало найдется тех, кто может позволить себе подобную одежду. Лад был уверен – женщина-то красавица, хоть лица ее разглядеть не мог.
Откуда ее знает дядька Ван? А больше всего удивляло то, что вокруг сражались люди, а дядька Ван и эта неизвестная женщина стояли, словно ничего не происходило, и вели беседу. Что за чудеса?!
Но дядьке все же разговор не нравился. Он в чем-то убеждал женщину, похоже, даже злился, с чем-то не соглашаясь, а Лад не знал как и реагировать. Они помешались?! Там бой, там убийцы, а они беседуют как ни в чем не бывало. И почему ни один из воинов или людей-мороков не напал на них? Они там все ослепли, что ли?
Тут дядька развернулся, и Лад буквально кожей почувствовал его взгляд. Он словно сыромятным ремнем снес Лада с телеги: похоже, дядька в помощи не нуждался. И вообще происходило что-то странное. Но разбираться времени не было, дядька за нарушение приказа по головке не погладит, с него станется – наставник может и вожжами за непослушание отходить. Лад бросил последний взгляд на площадь: люди-мороки буквально растворялись в хмари. Их оставалось совсем мало и раненных они забирали с собой. Стража слепо металась, не замечая их. Невероятно! Неужели этот туман и вправду их ослепил?
Но ответ получить было не от кого, а вот нагоняй было от кого. Лад сорвался с места и побежал к постоялому двору, там он быстрее узнает новости. Но наравне с тем, зачем людям-морокам понадобился колдун, хотелось узнать с кем и о чем разговаривал дядька, а главное – почему ни наемники, ни стражники дядьку с его спутницей не тронули? Только Лад искренне сомневался, что дядька даст ему ответ.
Глава 3. Гнев батюшки
Вода разом захватила в ледяные объятья, вырывая из сна. Нутро обожгло нехваткой воздуха, и Словен рванулся, но тщетно. За шею держали крепко, но осторожно, и покалывали кожу знакомые иглы холода. Руку батюшки он узнал сразу же и желание применить в ответ колдовскую силу сгинуло на корню.
Из воды его выдернули, и тотчас волосы облепили лицо, холодные капли полились за шиворот, стекая по спине неприятными струйками. Едва Словен с жадностью сделал вдох, как его сызнова окунули в купель, а после снова выдернули.
– Очухался?
Грозный голос батюшки прошелся жутким скрежетом по ушам и отозвался головной болью. Это ж сколько Словен выпил-то, что каждое слово отзывалось набатом?
Он застонал, хватаясь за виски, и запуская спираль исцеления, но едва боль слегка отступила, как нить заклинания грубо разорвали. Словен хотел было возмутиться, но осекся. Злой Кощей – страшное зрелище: провалы глазниц пылали пекельным огнем. Словен моргнул от удивления, наблюдая за тем, как стремительно меняется облик батюшки. Чем же это он так его довел?
В голове была пустота, ни одного воспоминания и предположения. Да что случилось-то?! Не мог же он, в самом деле, разозлиться из-за того, что Словен напился. Отец снова схватил его за шиворот и потащил к воде.
– Сейчас я тебя быстро исцелю, паршивец ты эдакий! Я тебе велел, как вернешься, домой лететь, а ты куда юти[5 - юти – лыжи (др.слав)] навострил?!
Словен ухватился за край купели, не давая отцу снова его в воду окунуть.
