– Батюшка, да вы меня утопите! И по что вы на меня сердитесь? – и ляпнул, не подумавши: – Словно вы сами время от времени не любите наливочкой побаловаться.
И кто ж его за язык тянул? Батюшка замер на мгновение, а потом уточнил таким страшным шепотом, что мороз не только по коже прошел, но и в душу забрался:
– Что я люблю? Побаловаться?! Я тебе побалуюсь. Ты у меня надолго запомнишь, как приказы отца нарушать.
Словена снова с размахом окунули в купель, в которой плескалась уже ледяная вода. В чувства она вернула его окончательно, а вот память от этого лучше не стала.
– Да как я их нарушил-то? – Словен закашлялся, отплевываясь. – К восточным соседям слетал, за морем побывал, принес вам то, что требовали, я еще и виноват?!
Повторно окунуть он себя не дал, упирался изо всех сил. Вода стремительно покрывалась льдом и очень уж не хотелось о него порезаться. Но у отца другие планы были: он вздернул его на ноги и к себе развернул, выпытывая:
– А после ты куда направился?
Словен замер, тщетно пытаясь припомнить куда же его потом занесло. Помнил, что хотел отнести гостинец Ладе, помнил, как попробовал саке, что ему подарили кицунэ, и все, дальше память отказывалась предъявлять события, лишь смутным образом вырисовывался Ирий, и почему-то анчутка, скачущий по волшебным деревьям. Бред какой-то! Откуда в Ирие нечисти взяться?!
Словен потряс головой и растерянно развел руками.
– Не помню. Отдохнуть, наверное, пошел, – он поморщился, и добавил неуверенно: – может быть. Что-то ничего не вспоминается, видать знатно притомился, выполняя твои задания.
Тут по стенам личных комнат отца побежал иней, задрожали доспехи, и Словену стало не по себе: что-то сильно проняло батюшку, давненько он не видел его таким сердитым. Последний раз такое было, когда Словен спалил кладовую с редкими зельями, но вспоминать об этом до сих пор больно, и что-то подсказывало – неприятности ожидались не меньшие.
Со стороны послышался скептический хмык: Мстислав стоял неподалеку, опираясь на дубовый стол и скрестив руки на груди. Смотрел он недобро, встревожено. Что случилось-то?! Или это братец отцу нажаловался – все никак ему Перуна простить не может? Да кто б знал, что Ясуни на шутку Словена купятся?! И братца увидеть у Ясуней в гостях Словен тоже не рассчитывал, кто ж знал, что он так не вовремя заявится?!
– О! Братик! А ты откуда? Я тебя не заприметил сначала.
Мстислав фыркнул.
– Тяжело заприметить, когда тебя в воду макают, чтобы в чувства привесть. – И обратился хмуро к батюшке: – Да не помнит он ничего. Сразу ж по его невинной физиономии все читается.
Батюшка мрачно пообещал:
– А я ему память сейчас подлечу.
Да какого?! Словен шарахнулся от отца, в руках которого появился знатный прут.
– Батюшка! Да за что вы так?! Я, между прочим, из детской рубахи давно уже вырос.
Только кто б его слушал?! Словен, конечно, мог выставить Щиты, и вполне вероятно до появления матушки он бы продержался, но тогда не спасет и она: такого отец не простит. Приходилось рассчитывать на собственную ловкость и изворотливость. Брат не вмешивался, лишь наблюдая, как Словен из трех ударов два обходил, зато третий на нем отыгрывался. Что ж такое он учудить смог, что довел батюшку до белого каления? А главное, что ему хвостатые негодницы в саке подмешали? Ох он им припомнит! Ай! Но сейчас надо было как-то успокоить разъяренного царя Кощея, только на рассекающий воздух прут ни одного заклятье не действовало, а говорить все время переходя на крик – это только еще больше разругаться, но все же он не выдержал.
– Да успокойтесь вы, батюшка! Давайте нормально поговорим! – Тут отец взмахнул рукой – заклятье длинной туманной лентой обхватило голову Словена, проясняя мысли, и он ахнул от первого воспоминания. – Да неужто я к Ладе с поцелуями полез?
– Что?! – вопль раздался на два голоса. Это ж надо было так опростоволоситься, и самого себя с потрохами сдать.
– А ну иди сюда, буслай ты эдакий!
Словен нырнул под стол, выставляя Щит от батюшкиного заклинания – терять было уже нечего, – и принялся лихорадочно выстраивать путь-окно, но отец хорошо его знал и крепко перекрыл все пути отступления. А память преподносила один подарок за другим. Да за эти приключения батюшка не только его выпорет, еще и в темницу на хлеб и воду засадит. В гневе он круче деда и дядьки старшого был. Чернобог поорет, да и успокоится, дядька Василий – Вий в простонародье, – по шее даст, а потом с мечом да с луком загоняет так, что только ползком в свои комнаты возвращаешься. После разговора с разъяренным батюшкой в лучшем случае сосулькой замороженной простоишь, пока не свалишься или он не сжалится, в худшем… про худшее даже думать не хочется.
Щит рухнул за мгновения.
– Я тебе сейчас покажу, кому с чем лезть! На век заречешься в Ирий шастать! Я всю эту дрянь заморскую в Смородину спущу, а тебя к деду и дядьке отправлю! Вий тебя быстро уму-разуму научит! Сюда иди!
А вот это в ближайшие планы Словена ну никак не вписывалось. Пока ему с трудом, но удавалось от заклинаний батюшки закрываться, вызывая на помощь мать. Кроме нее никто не спасет от отца, ибо как избежать наказания, сейчас плохо придумывалось, а из комнаты хода пока не было.
Но Словен не учел Мстислава. Братцу видать надоело, что его в качестве заграждения используют, и туман, что Словен для отступления призвал, стал вязким, превратился в длинные полотнища и обхватил крепкими путами. Словен взвыл, когда до него прут добрался:
– Да больно же!
– Не смей бить мальчика!
Слава Роду! Матушка, спасительница! Туман в миг рассеялся, и Словен рухнул на пол. Ну братик, припомнит он ему это! Ой, припомнит!
Кот Баюн обхватил Словена лапами, помогая подняться и причитая:
– Ах, ты ж наш бедненький, – он потихоньку вливал в него силу исцеления, убирая последствия саке и разговора с отцом.
Но батюшка тотчас приметил и гаркнул:
– Прекратить!
Хвостатого заступника смело за дверь, а ощущения Словену вернулись с лихвой, и он зашипел, чище любимых батюшкиных горных змей, сжимая виски руками. Да лисицы ему теперь по гроб жизни обязаны!
Матушка загородила его собой, перекрывая дорогу отцу.
– Не трогай его! Ему и так плохо, иль не видишь?!
– Мара, не вмешивайся! – на удивление отец отступать не пожелал. – Ты своим заступничеством до безумия его доведешь.
Мама ахнула и всплеснула руками.
– Да что такое говоришь?! И кому? Мне! Матери! Где это видано, чтобы мать родное дитя к безумию привести хотела?!
Ну все! Теперь еще и они поругаются.
– Прекратите!
О! А у братца с чего голос-то прорезался? Такого еще не бывало, чтобы Мстислав указывал родителям, что им делать.
Мать потрясенно уставилась на старшего сына, и отец смотрел на него с удивлением. Братец отошел от стола, становясь перед матерью:
– Прав отец. Сами смотрите.
Он развернул перед ними плат с вышивкой, которая пошла рябью, закрутились строчки и, словно на волшебном блюдечке, поплыли недавние события. Словен и сам от себя не ожидал то, что увидел, а последние слова Сварога заставили поморщиться. Значит батюшка не из-за виры на него вызверился. Словен раздраженно покосился на старшего брата. И зачем им это показывать?! И отца он зря потревожил. Проспался бы Словен, сам бы и виру заплатил, и с проблемами разобрался. Знал он прекрасно, что Старшие Боги не горели желанием ему вотчину давать, только отказаться от его помощи тоже не могли. Поэтому сторговался бы! Никуда бы они не делись.
Но у родителей другое видно было мнение.
– Ах, ты ж, негодник!
Подзатыльник прилетел теперь от матушки. Да что ж за день-то такой?!
– Ах, ты ж горюшко мое!
Словен прикрылся руками, готовясь к очередной оплеухе, но вместо этого матушка обхватила его и заплакала, падая рядом на пол.
– Что же делать-то?!
Началось! В такие минуты Словен точно знал в кого старшие сестрички, Желя с Обидой и Карной, уродились. Да не помер он еще! И с ума не сошел! Не надо его хоронить раньше времени. Сейчас еще отец начнет выговаривать… Как же сбежать отсюда-то хочется!
Батюшка присел на корточки рядом с ними, прошелся теплой волной по волосам и одежде Словена, и стукнул его по лбу легонько.
– Глупый мальчишка. Какой ты взрослый? Пару годков как из детской рубахи выскочил, так и взрослым считаешься, что ль? Ты угрозы Сварога шуткой-то не воспринимай, и заступничество Лады не поможет.
Мстислав сжал кулаки, срываясь:
– Хватит его мальчишкой называть! И что с того, что он младенец по сравнению с остальными! Этот младенец Старшим Богам дерзит, а вы с ним носитесь. Лада «вашим мальчиком», как потешкой, играет, и эти игрища только ему боком выйдут. Не дадут они тебе вотчину, тут и к вещунье не ходи. И Гамаюн слушать перестань. Думаешь любимица Сварогова тебе правду скажет? Не бывать этому. Она поперек него слово не вымолвит.
Матушка всхлипнула, гладя Словена по волосам.
– Что же делать-то?! Светик мой маленький.
Мстислав раздраженно огрызнулся:
– Да прекратите вы, матушка. Какой он маленький?! Скоро порог для Слуги Богов перейдет, а вы все маленький!
Матушка зарыдала.
– Да что ж такое-то?! Где это видано, чтобы в таком нежном возрасте порог Слуги переходить!
Словен со Мстиславом возмутились разом:
– Мама!
Хоть в чем-то Словен был с братом согласен, но не все выглядело так, как рисовал Мстислав. Словен усмехнулся, насмешливо глядя на брата.
– Слуги Богов, говоришь. А не для себя ли, братец, ты такого Слугу получить хочешь? Поди выгодно в личных помощниках заиметь Слугу, что правду читать умеет?
Мстислав смутной тенью вырос рядом с ним, но брат не родители, не позволил ему Славен до себя дотронуться, ушел темной лентой. Что, братец, правда-то не нравится.
Отец подхватил плачущую матушку, поднял ее с пола, прижал к себе и хмуро заметил:
– Прекрати, Словен. Дело Мстислав говорит. Не веди себя, как мальчишка, головой думай, а не гордостью.
Брат смотрел зло прищурившись.
– Дурак ты, братик. Думаешь, если я не Старший Бог, то ко мне в Слуги зазорно пойти? Или, по твоему мнению, я так над тобой возвыситься хочу? Так я уже возвысился и меня все устраивает.
Злость волной поднялась изнутри. Возвысился?! На чужих слезах да горе близких?! Словен ядовито спросил:
– Только какой ценой? Совесть не мучает? То-то ты к тетке даже носа не показываешь. Решил отказаться? Перевести, так сказать, отношения в деловые и забыть и о сестрице, и о племяннике, который незнамо, где находится!
Отец оборвал его:
– Прекрати! Не смей оскорблять брата!
Мама вперед шагнула и ласково вымолвила:
– Ты не прав, соловушка. Мстислав никогда так не сделает. То Судьба коварная, и незнамо как все и выправить. Так что нет вины братца твоего в том, солнышко.
Мстислав стукнул по столу кулаком, и сверкнул злым взглядом.
– Думай, что хочешь! Надоело мне оправдываться! В равной степени тогда и тебя обвинить надобно!
Словен подскочил на ноги и произнес с вызовом:
– А я с себя вины-то не снимал!
Снова черная тень полосой растянулась, рядом со Словеном в фигуру собралась. Схватил Мстислав за полы кафтана Словена, встряхнул, с отчаянием ему в глаза заглядывая.
– Да кто ж ее-то на тебя повесил?! Дурак ты эдакий! Ты уже себя извел, да нас всех мучаешь. Думаешь тетке от этого легче?! Или Дане?
Словен отодрал его руки от себя, оттолкнул и сам отшагнул: вот не верил он надрыву старшего брата.
– Да вы ж сами меня останавливаете! Не разрешаете найти мальчика, узнать, как сестре разум вернуть. Ты ж первый кричишь: не смей лезть туда, куда Старшие идти не позволили.
Мстислав замер, пристально в него вглядываясь, склонил голову набок и прищурился, словно что-то хотел в нем увидеть.
– Ты Сварогу мстишь так за запрет, что ли?! Ты поэтому Ладу обхаживаешь? – Брат нахмурился. – И думать забудь! Ничего у тебя не выйдет, не подпустят Старшие к этой тайне.
Словен обомлел. Это что же получается? Братцу-то все известно оказывается. Он схватил его за руку, развернул к себе.
– Так ты знаешь из-за чего Дана в таком состоянии?
Невольно в голосе зазвучало отчаяние – устал Словен уже себя есть. Сколько раз корил, что не отобрал у уток грамотку, что слепо согласился поручение брата выполнить, но кто же знал, что оно такой бедой для всех обернется. Он сжал руку брата.
– Что произошло тогда? Ответь!
Мстислав мрачно посмотрел на него, задержал взгляд на мгновение, а потом глаза отвел и глухо произнес:
– Только часть правды и знаю. Ведь я сам Дану из Междумирья привел. Но запрещено мне на эту тему беседы вести. Ты у нас правду чувствуешь. Вру я, по-твоему?
Словен прислушался: в словах брата вранья не было, недомолвка лишь, но гармония не складывалась. Словен отличал правду от лжи по тому, как звучала речь: чем слаженней мелодия, тем больше правды и искренности, насквозь фальшивая мелодия – ложь абсолютная.
Он хмуро вымолвил:
– Нет. Не врешь, но и правды всей недоговариваешь. Из возможной.
Брат зыркнул на него, руку выдернул, не скрывая раздражения.
– Ты думай обо мне, что хочешь. Но мне брата родного живым и в своем уме видеть хочется. Хоть и считает он меня хуже нечисти.
