Литературно-художественный журнал "Журнал «Юность» №01/2024"

– Ну вот, по твоей милости я поеду на встречу в мокрых брюках. Ты подумала? Как тебе условия? Алименты тебе и детям, в выходные дети мои?

– Да, Вадик, я согласна. Я отпускаю тебя. Будь счастлив.

– Фух, прямо легче стало. Ничего, Таня, все будет хорошо. У тебя все впереди. Лучше уж сейчас, чем еще десять лет друг другу кровь сворачивать, да? Это по-честному.

– Ты прав, Вадик, ты прав.

– Ну и умница. Давай вытри слезы. Черт, ты плачешь, и брюки эти, что-то сердце схватило. Все, где мой кофе, и я побежал. Так, суд послезавтра, адвокат тебя встретит. Слушай его. Запомнила?

– Да, Вадик. Я знаю, теперь точно все будет хорошо.

– Фух, душно как здесь. Пока, будь умницей.

Мужчина встает из-за стола, похлопывает женщину по спине и чмокает в макушку. Она не шевелится. Кто же они друг другу?

Мужчина делает несколько шагов к выходу и со страшным всхлипом валится на пол. Споткнулся? Изо рта упавшего идет пена. Этого мне еще не хватало!

Туристки в шоке, студентки визжат, фрилансер снимает все на камеру.

Я кричу Лешке, чтобы вызывал скорую, и пытаюсь нащупать пульс у лежащего. Пульса нет, и я торопливо рву рубашку на груди у мужчины. Все выглядит плохо: бледная кожа со страшно вздувшимися венами. Нет, дорогой, только не в мою смену. Я кладу салфетку на рот умирающему… раз, два, три, вдох! Качай его, Лешка, качай! Раз, два, три, вдох, раз, два, три, вдох!

Врачи вбегают в кафе, отталкивают нас и ставят дефибриллятор. Безжизненное тело подпрыгивает и трясется. Разряд, еще разряд! Пальцы быстро ломают ампулу, руки у врача в крови, но он не обращает внимания и вонзает шприц мужчине в грудь. Нет, не получается. Тогда врач с силой бьет тело кулаком, пытаясь запустить сердце. Раз, два, три! Слышен треск ломающихся ребер, но все бесполезно. Человек умер.

Я плачу, уткнувшись в Лешкино плечо, а когда поднимаю глаза, вижу стоящую женщину у окна. Она улыбается.

Со стены на нас грустно смотрит Папа Хэм. Кофейня похожа на поле боя: вокруг осколки ампул, бинты и пятна крови. Тело увозят, посетители расходятся, а я приступаю к уборке. Ничего не поделать, люди умирали до тебя и будут умирать после.

* * *

Через два дня Лешка снова сидит за стойкой и лопает очередной эклер. Он привез новости, но важничает и не торопится.

Я отодвигаю от него тарелку с пирожными:

– Рассказывай. Сначала история, потом сладкое.

Лешка облизывает пальцы:

– Ну, у мужика было слабое сердце, но никто не знал об этом. Вскрытие показало обширный инфаркт. Видимо, нервы на работе, жара, духота, плюс кофе.

– Представляешь, это его жена с ним сидела. Помнишь, которая стакан кокнула? Холодная, как жаба, хоть бы слезинку проронила. А потом начался цирк: еще одна баба приехала, типа вторая жена. Вот она так кричала, что пришлось укольчик делать. Мужик жил на две семьи, а его бабы в морге познакомились.

Лешка тихонько подтягивает к себе тарелку с пирожными, и я слышу его довольное чавканье. Он доедает, прихватывает свой кофе-аут и вдруг вспоминает:

– Знаешь, что мне ребята из морга рассказали? Мужик, оказывается, перед смертью застраховался на огромную сумму. Теперь та баба, что стакан кокнула, кучу бабла огребет. Она весь морг на уши подняла – документы о вскрытии для страховой требовала. Прикинь, как второй бабе обидно. Нет кольца на пальце – нет денег.

Дверь за Лешкой захлопывается, а я переглядываюсь с Папой Хэмом и с содроганием вспоминаю улыбку женщины у окна.

Александра Корниенко

Родилась в 1987 году в Смоленске. Окончила МГУ. Написала два сборника поэзии. В 2023 году, после долгого сомнения в своих силах, начала писать прозу, пройдя курс в Школе Band.

Незнакомцы

«Какие цветы говорят, что, извини, дело не в тебе, дело во мне? Или – извини, так получилось?»

Кирилл стоял перед фейерверком цветов в высоких пластиковых ведрах и не знал, что выбрать. Желтые цветы – как-то уж слишком избито. Гвоздики? Ну, все-таки не похороны и не Девятое мая. Хм.

– Молодой человек, вам помочь? – обратилась к нему продавщица, интонация которой говорила: ты стоишь тут уже слишком долго и если покупать ничего не собираешься, то не пойти ли тебе вон.

– Скажите, а какие цветы покупают на расставание?

– Вот мужики!

Кирилл сразу понял, что это была ошибка.

– Цветами хочешь откупиться? А годы кто вернет? – Продавщица замолчала, и по лицу ее было видно, что она смачно выругалась про себя. – Вот, есть желтые розы, пожалуйста.

Времени уже не оставалось: он сказал Даше, что будет в восемь. Сегодня опаздывать было как-то совсем уж неудобно.

– Дайте, пожалуйста, вот этот букет. – Не зная, что лучше, он показал на самый большой букет, который состоял из алых роз, каких-то травок и еще маленького плюшевого мишки, восседающего на всем этом великолепии.

Было как-то тошно, но тут, наверное, дело не в букете, а в том, что нужно было со всем поскорее покончить, а как это сделать лучше всего, он не знал. Но он знал, что если все пройдет быстро и без скандалов, то можно еще успеть к пацанам в бар.

* * *

Даша спустилась вниз в десять минут девятого. Кирилл ждал ее в машине у дома, букет лежал на заднем сиденье.

– Извини, пожалуйста, мне было нечего надеть, – улыбнулась она и, сев в машину, нежно поцеловала его в щеку.

– Ничего страшного.

– Куда пойдем? – Даша погладила его щеку.

Кирилл посмотрел на нее – она смотрела прямо ему в глаза. У нее были глубокие зеленые глаза с тонким ободком карего на правом глазу. Кириллу очень нравились ее глаза – добрые, влюбленные, смотря в них, он казался себе очень классным. Но сегодня он не выдержал ее взгляда и отвел глаза.

– Может, поедем в то французское кафе с книжками? Помнишь, я посылала тебе недавно? Там и журналы есть. И коктейли. Наверное, тебе тоже понравится. Хочешь туда?

Даша сняла пальто – ей всегда было слишком жарко в машине – и положила его на коленки, придерживая руками. Кирилл рассматривал Дашу: старомодное – или это теперь называют винтажным? – платье с огромными, чересчур огромными розовыми цветами, на правой руке – часы, тоже какие-то старые, не брендовые. И еще кольцо, которое она всегда носила – золотое с каким-то зеленым камушком.

– Да, давай! Надеюсь, там не будет слишком много людей. – Кирилл обернулся к заднему сиденью и протянул Даше букет. – Это тебе!

– О! Спаси-ибо, – протянула она. – А какой повод? Наша годовщина только в сентябре! Ты опять забыл? – улыбнулась Даша.

– А просто так, без повода, – сказал Кирилл. «Нет, в машине лучше все это не затевать. В кафе все спокойно объясню. И уйти будет проще».

Машина тронулась, Даша стала расспрашивать, как дела на работе, звонил ли он маме и как посидели с ребятами в баре в субботу. Кирилл отвечал машинально и все прокручивал в голове, как лучше с ней расстаться. Как все это сложно! Должен быть какой-то сервис по расставанию – чтобы приезжал курьер и доставлял хорошую речь. «За такое я бы много заплатил, – подумал Кирилл. – Может быть, вообще не бросать ее? Все не так уж плохо. В кафе ходим, фильмы смотрим». Он посмотрел на Дашу – она рассматривала букет и тыкала пальцем в мишку. Ее лицо исказилось в насмешке и брезгливости.

– Не нравится мишка?

– Нет-нет, очень красивый! – ответила она.

«Нет, надо расставаться. Этот мишка ужасный, пошлый, а ей норм. Да, были хорошие моменты, и вроде как уютно с ней, но и пацанам ее особо не покажешь, и что-то не то. Если бы мать с отцом разошлись вовремя, не было бы этих постоянных ссор». Кирилл сжал губы и немного зажмурился от боли. Нет, все правильно.

Он открыл глаза и увидел летящую на них машину. Время застыло и было слишком быстрым одновременно. Кирилл резко вывернул руль, пытаясь уйти от столкновения, и в ту же секунду почувствовал оглушающий удар. Он не понимал, что происходит, и не почувствовал боли. Огромный джип, вылетевший со встречки, под углом впился в его машину, и их закружило на дороге, прежде чем все застыло в какой-то страшной, чрезмерной тишине. Прошла, возможно, пара секунд, а может быть, пара часов.

Кирилл почувствовал невыносимую боль в руке.

– Даша, Даша, ты как?

Удар встречной машины пришелся прямо на нее. Зажатая подушкой безопасности и искореженным железом автомобиля, она была в уродливо неестественной позе. Букет рассыпался от удара, и лепестки лежали на ее безжизненных плечах. Безвкусный мишка, залитый кровью, валялся на полу.

* * *

– Я не поеду, я не имею права. Иди ты! – Кирилл сбросил звонок.

Макс был его лучшим другом с детства. Он все говорил правильно: надо ехать на похороны. И Ростовская область – не Владивосток. День на поезде.

«На самолете не полечу, в поезде хотя бы можно весь день бухать», – думал Кирилл, осушая очередную бутылку мартини. В голове его гудело непрерывно с того момента, как скорая сказала, что все, она умерла, это точно. Сначала он не верил, ругался с ними, спорил, хотя и видел прямо перед собой ее тело. Все это было в тишине: ни сирены, ни шум автомобилей в образовавшейся пробке, ни рыдания девицы из врезавшейся в них машины, ни слова, роящиеся вокруг, ни его собственный голос не пробивали этой подземной, бездонной тишины. Но когда он принял, что она мертва, начался гул.

Ее куда-то увезли, больше он ее не видел. Машину тоже куда-то увезли. А его увезли в больницу, наложили гипс на треснувшее запястье, вкололи что-то, надавали таблеток и отпустили.

Дома почти не было ее вещей, чаще всего он бывал у нее. Была пара книжек, какое-то белье и свитер. Картина, которую она нарисовала, – пейзаж с деревенским домом.

«Как хорошо, что я ее не люблю, – крутилось в его голове. – Это просто шок, это просто травма. Любой бы был в шоке. Это несчастный случай. Если бы только мы расстались неделю назад…» Его затошнило: то ли от этой мысли, то ли от третьей бутылки, то ли от того, что он ничего, кроме обезболивающих, не ел уже больше суток. Кирилл потянулся к телефону – надо позвонить Максу. Но извиняться не было сил. Может, позвонить маме? Он нашел «мама» в «контактах». Нет, это будет истерика, не стоит. Затошнило еще сильнее. Кирилл лег и закрыл глаза, быстро утонув в мучительном, безжалостном сне.

* * *

Запах поездов на Казанском вокзале мешался с запахом шаурмы и шумом бурлящей толпы. Всем куда-то надо. И Кириллу тоже было надо. Очень не хотелось, но надо. Он никогда не встречал ни Дашиных родителей, ни бабушки и дедушки. Все-таки у них было все не настолько серьезно. Почему его вообще пригласили? Откуда взяли его номер? Конечно, полтора года вместе, наверное, они думают, что это серьезно. Кирилл не знал, что именно Даша рассказывала семье, и никогда особо этим не интересовался. Если бы они расстались заранее, то и не надо было бы ехать. А теперь надо не только ехать, но еще и что-то скрывать, что-то изображать. Опять подступила тошнота. Он погладил очертания бутылки виски в рюкзаке – хорошо, что не забыл.

Успел. Третий вагон, девятое место. Верхняя полка. Кирилл с детства любил верхнюю полку. Там можно было лежать на животе и смотреть в окно, удивляясь, как быстро пролетают столбы и как медленно движутся поля, пока родители о чем-то спорили внизу. Это самое лучшее место. Там даже есть своя лампа с палочкой-выключателем, ей можно кликать туда-сюда, туда-сюда и больше ничего не слышать. Поезд тронулся.

В купе уже сидели двое – женщина, явно старше Кирилла, с морщинами и уставшими глазами, и тощий рыжий парень, длинный, больше матери. Он вежливо улыбнулся им, поздоровался и хотел сразу залезть на свою полку, улечься и уставиться в телефон на следующие несколько часов. Он вытащил лесенку, схватился левой рукой за ручку на стене, попытался как-то ухватиться правой рукой за верхнюю полку, но соскользнул из-за гипса и из-за пронизывающей боли.

– Как же вы полезете туда с гипсом? – сказала женщина. – Тут внизу место свободное. Может, никто и не подсядет уже. Садитесь, садитесь тут.

Кирилл рухнул на сиденье. Откопал в сумке обезболивающие и быстро проглотил, запив виски.

– Может, вам воды? – Женщина протянула ему бутылку.

– Спасибо!

– А хотите чаю?

Кирилл этого и боялся. Сейчас начнется разговор. Он совсем не хотел ни с кем общаться.

– У нас и курочка есть, и помидоры. Сережа, достань-ка пакет. А я пока схожу к проводнице, попрошу чаю.

Кириллу было рассказано все в подробностях: учительница, поздний ребенок, муж военный, инфаркт, едут к бабушке, в школе отпросились. Холодная, невероятно вкусная курица из фольги была съедена, Кирилл уже два дня ничего не ел.

Потом настала очередь вопросов о нем. Хотелось рассказать двум этим случайным людям все, что билось о стенки его черепа изнутри. Но что они поймут? Кирилл и сам ничего не понимал.

– О! Вы менеджер по рекламе? Сережа, вот видишь? Менеджер. Расскажите Сереже про вашу работу, пожалуйста. Он вбил себе в голову, что будет поступать на художника. Ведь даже в художественную школу не ходил. Да, рисует хорошо, красиво, но разве художником проживешь? Ведь надо же на что-то жить! Надо семью кормить.

– Моя девушка была художницей, – неожиданно вырвалось у Кирилла. Он запнулся, испугался предательского «была». – Бывшая девушка.

– Да? И как? – Лицо парня, кажется, первый раз за вечер, потеряло свой недовольный, скучающий вид.

– Ну, хорошо. – Кирилл не хотел об этом говорить, не хотел об этом думать.

– Но ведь денег-то там никаких нет? На что жить?

– Ну, она продавала картины иногда. Выставка была недавно. Вообще ей очень нравилось рисовать, она иногда просыпалась ночью и начинала что-то в блокноте зарисовывать. И сияла вся… – Кирилл резко замолк. Незачем об этом говорить. – Да, денег немного, но она графическим дизайном подрабатывала. Знаете сайт «Теремка»?

– Офигеть! Как круто! Мам, видишь? – Сережа засиял.

– Эй! Следи-ка за языком! Ну а ваша-то работа наверняка лучше? Вы вот явно хорошо зарабатываете.

– Да, все устраивает. Стресса много. Но весело. Иногда. – Кирилл налил виски в пустой стакан от допитого чая. – Хотите?

– Давайте. Сереже нельзя.

– Я знаю, мам! А можно картины посмотреть, у вас есть на телефоне?

– На телефоне нет. Могу в интернете показать.

После распития на пару с соседкой бутылки очень дорогого виски Кирилла быстро стало клонить в сон. Почему-то виски было не жалко, и почему-то было впервые за несколько дней тихо в голове. Он заснул и долго-долго спал, впервые не видя лепестки, падающие и падающие на плечи, не видя Дашины зеленые глаза и не погибая сам опять и опять.