Спрячу злость за улыбкой мгновенно,
Брошу взор Ганнибала в окно
На деревни вокруг Карфагена,
Что разрушены Римом давно.
Вижу Цезаря в славе и силе,
И седины Помпея главы —
Судьи слезы потоками лили,
И они оказались правы,
Эти слезы от радости сладки,
А других раздирали догадки.
Но контрасты, как вечер и утро,
Тайный разум использует мудро.
Ганнибал, улыбаюсь печали,
Слезы кесаря скорби не значат —
Кто вынашивал злобу вначале,
По-другому от счастья заплачет.
Презираем, но с радостным видом
Ты застонешь, меня не жалея,
И я сердцем, любовью убитым,
Отдарюсь не главою Помпея.
О жестокое, тяжкое бремя,
Мне враги неизменно дороже,
Этой грязной судьбы не приемля,
Для начала я выберу столь же,
Столь же мерзкое поле для битвы,
Не используя знахарство к бою,
Кто-то верует в силу молитвы,
Но напрасно дышу я собою.
№6 If Care or Skill Could Conquer Vain Desire
If care or skill could conquer vain desire,
Or reason’s reins my strong affection stay,
Then should my sighs to quiet breast retire,
And shun such signs as secret thoughts bewray;
Uncomely love, which now lurks in my breast,
Should cease my grief, through wisdom’s power oppressed.
But who can leave to look on Venus’ face,
Or yieldeth not to Juno’s high estate?
What wit so wise as gives not Pallas place?
These virtues rare each God did yield a mate,
Save her alone who yet on earth doth reign,
Whose beauty’s string no Gods can well distrain.
What worldly wight can hope for heavenly hire
When only sighs must make his secret moan?
A silent suit doth seld to Grace aspire;
My hapless hap doth roll the restless stone;
Yet Phoebe fair disdained the heavens above,
To joy on earth her poor Endymion’s love.
Rare is reward where none can justly crave,
For chance is choice where reason makes no claim;
Yet luck sometimes despairing souls doth save:
A happy star made Gyges joy attain;
A slavish smith of rude and rascal race
Found means in time to gain a Goddess’ grace.
Then lofty Love thy sacred sails advance;
My seething seas shall flow with streams of tears.
Amidst disdain drive forth my doleful chance;
A valiant mind no deadly danger fears.
Who loves aloft and sets his heart on high,
Deserves no pain, though he do pine and die.
№6 Искусство и опыт сильнее желаний напрасных
Искусство и опыт сильнее желаний напрасных,
Они же причина не бросить безвольно поводья
Под чуткие вздохи минут улетающих праздных,
Знамения эти смогу ли в душе побороть я…
Любовь непристойная кроется в тайном затворе,
Но мудрости сила должна победить мое горе.
Кто лик не узнает божественный юной Венеры,
И царственный трон не почтит всемогущей Юноны?
И есть ли мудрее Паллады на свете примеры?
С богами на пару свергают достойные троны.
Себя сохранит для живущих земная царица,
Чья нить красоты не захочет богам покориться.
И кто из мирян вправе выше стоять надо мною,
Чьи тайные вздохи лишь мыслей запретных граница?
На ценнике схима идет с благодатью земною,
Моя же судьба катит камень, готовый скатиться.
Но верхние своды отвергла прекрасная Феба,
Чтоб вместе с любимым с земли любоваться на небо.
Наградой заслуженной случай не станет герою —
Он выбор судьбы, а не мыслей благих сообразность,
Удача спасает заблудшие души, порою,
Счастливой звездою доставлена Гигесу радость.
И рабский кузнец даже подлого рода, отныне
Найдет инструменты, чтоб выковать милость богини.
Высокой любви поднимается парус из праха,
Моря моих слез будут литься в бурлящие воды.
А сильные духом не знают смертельного страха,
Мой шанс уцелеть изгони в океане свободы.
Кто любит высокой и страстной любовью, поверьте,
Больною сосной незаслуженно сохнет до смерти.
№7 What Wonders Love Hath Wrought
My meaning is to work what wonders love hath wrought,
Wherewith I muse why men of wit have love so dearly bought;
For love is worse than hate, and eke more harm hath done:
Record I take of those that rede of Paris, Priam’s son.
It seemed the God of sleep had mazed so much his wits
When he refused wit for love, which cometh but by fits;
But why accuse I him, whom earth hath covered long?
There be of his posterity alive, I do him wrong.
Whom I might well condemn to be a cruel judge
Unto myself, who hath the crime in others that I grudge.
№7 Вот и выковал чудо любви
Ковать узор любви – судьбы моей дорога,
Для умного любовь, как вижу, стоит много.
В ней ненависти лик еще коварней в гриме —
Взять род Приама, так записано другими.
В сетях любви кружил Парис, во сне как будто,
В безумной страсти, что во все века сиюминутна.
Зачем виню того, кто скрыт землею древней?
Потомки не простят мне этих злых гонений.
Судьей могу лишь быть себе я неподкупным
Без зависти к чужим страстям сиюминутным.
№8 The Lively Lark Stretched Forth Her Wing
The lively lark stretched forth her wing,
The messenger of morning bright,
And with her cheerful voice did sing
The day’s approach, discharging night,
When that Aurora, blushing red,
Descried the guilt of Thetis’ bed.
I went abroad to take the air,
And in the meads I met a knight,
Clad in carnation colour fair;
I did salute this gentle wight,
Of him I did his name inquire.
He sighed, and said he was desire.
Desire I did desire to stay,
Awhile with him I craved to talk;
The courteous knight said me no nay,
But hand in hand with me did walk.
Then of desire I asked again
What thing did please and what did pain?
He smiled, and thus he answered then,
«Desire can have no greater pain
«Than for to see another man
«That he desireth to obtain;
«Nor greater joy can be than this,
«Than to enjoy that others miss».
№8 Жаворонок вновь взмахнул крылом
Вот жаворонок вновь взмахнул крылом,
Глашатай вечной жизни на рассвете,
С веселой песней, грезя о былом,
День наступает, ночь стекает в нети,
Авроры пламенеющие виды
Не лишены виновности Фетиды.
Я вышел в мир за воздухом надежды,
